«Идол прошедшего времени»

Это лицо даже при первом, самом беглом взгляде поражало своею странностью. Казалось необычным, даже пугающим.

Человек читал у костра книгу.

Огненные отсветы ложились на высокий «лоб мыслителя» и отражались в глазах с черными расширенными зрачками.

Он не улыбался и не хмурился. Более того, вообще никаких эмоций, которые обычно, как рябь по воде, пробегают по лицу человека, читающего книгу, выдавая его чувства и настроение, на этом странном лице не было.

Неожиданно он поднял голову и с тем же непроницаемым выражением, глядя в огонь, произнес:

— Берегись тех, кто любит тебя…

Потом он снова заглянул в книгу и прочел вслух:

— «Говорят вам, это идол; это видно по выражению ее лица. Уже одно то, как она глядит на вас в упор своими… большими глазами… словно сверлит взглядом… Невольно опускаешь глаза, когда смотришь на нее». Немного ошибся, — недовольно сказал он, разговаривая сам с собой. — «Она заставляет тех, кто смотрит на нее, опускать глаза», — повторил он.

Сидя возле своей палатки, в некотором удалении от костра, московский журналист Владислав Сергеевич Кленский вслушивался с любопытством в эти бормотания. Как человеку пишущему, ему всегда интересно было наблюдать за людьми.

Из темноты Кленскому хорошо было видно это освещенное пламенем костра лицо, невольно притягивающее своей необычностью.

Человека, за которым Кленский наблюдал — впрочем, без всякой цели, исключительно из любопытства, — звали Яша Нейланд. И, честно говоря, определение «лицо необычное, странное, пугающее», конечно, больше подошло бы для детективного романа. На самом деле силуэт Яши Нейланда, читающего у костра далеко за полночь, был самой привычной экспедиционной картинкой.

Не будучи по профессии археологом, журналист Кленский с удовольствием проводил в археологической экспедиции часть своего отпуска.

Владислав Сергеевич обожал жизнь в экспедиции. Он любил этот особый мир, который создавал его давний знакомый — археолог, доктор исторических наук Корридов. Создавал очень просто: поставив несколько палаток… И придав пейзажу «экспедиционный» колорит: разбросанные по траве эмалированные миски, кеды и спальники.

— Остерегайся любящих, — снова произнес у костра Яков Нейланд и закрыл книгу.