«Меркурий в петлице»

Борт надвигался, рос, а когда катер подошел к нему почти вплотную, встал высокой стеной, которая то опускалась, то поднималась.

Сергей прикусил губу и покосился на свои петлицы: ему еще не приходилось шагать на трап с ускользающей палубы, а сейчас сверху склонились любопытствующие физиономии западногерманских моряков. “Забраться на подножку вагона, конечно, легче”, — подумал он, вспомнив поезд на разъезде, тихий закат над Брестской крепостью и людей в форме с незнакомой эмблемой в петлицах, поднимающихся на ступеньки вагонов.

Тогда он никак не думал, что через год сам станет таможенником.

Он служил за границей и в тот вечер, когда поезд “Берлин — Москва” остановился в полукилометре от станции Брест, был счастлив, как может быть счастлив солдат, вернувшийся на Родину.

Сергей долго смотрел, как теплеет небо над Брестской крепостью.

Он бывал там и навсегда сохранил в памяти грохочущую тишину пустых казарм, каменные слезы оплавленного кирпича, застывшие судороги стальных балок.

Отсюда, где над тихим Бугом склонились ветви деревьев, начиналась родная земля.

И невысокий светлоглазый парень в форме таможенника первый сказал ему: “Со счастливым возвращением!”

Сергей спросил светлоглазого:

— А что, бывают контрабандисты?

Тот улыбнулся:

— Встречаются…

…Первым на трап вошел врач, за ним легко прыгнул лейтенант-пограничник, потом — представитель “Инфлота”, Сергей, Глаузинь и солдат. Узкий трап пошатывался. Леер, натянутый с внешней стороны, не внушал доверия. Внизу, отваливая от борта, качался катер — каким он казался крохотным!

Сергей старался подниматься уверенно, даже небрежно, не глядя вниз. Это было трудно, и к тому же здорово болело колено — неудачно прыгнул на трап.

Он ступил на палубу и оглянулся. Глаузинь чуть улыбнулся ему.

Перешагивая через высокие комингсы[1] они прошли по узкому коридорчику к салону. Сергей думал встретить этакого морского волка, а в дверях салона показался молодой человек лет двадцати пяти, светловолосый, с румянцем на полных щеках.

— Здравствуйте, — сказал он по-русски. — Прошу!..

Распахнутый воротник бежевой рубашки придавал капитану вид благодушный, домашний, и Сергей почувствовал раздражение: по его мнению, перед государственной границей следовало одеться построже.