«Проводник»

1349

Описание

Эльза никогда не получала простых заданий. Не обошлось без этого и сейчас: ей предстояло отправиться в загадочную Зону, где появилась некая Тварь. Да вот только проводник попался в этот раз весьма непростой. Что и говорить, коль судьба свела вместе столь схожих людей, то и разлучить их уже не смогут никакие силы.



Настроики
A

Фон текста:

  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Текст
  • Аа

    Roboto

  • Аа

    Garamond

  • Аа

    Fira Sans

  • Аа

    Times

Проводник (fb2) - Проводник 922K скачать: (fb2) - (epub) - (mobi) - Наталья Александровна Берзина

Наталья Берзина Проводник

Все аэропорты похожи друг на друга. Рев турбин, огромные самолеты, суетящиеся люди, озабоченные предстоящими встречами и разлуками. Эльза спускалась по трапу и даже не пыталась сравнивать очередной аэропорт, куда ее занесла судьба, со всеми прочими аэропортами мира. Как обычно, работа была для нее самым главным. Задание удалось получить только благодаря поддержке Иоганна. Две группы уже вернулись ни с чем, и сейчас Эльза Краузе прилетела одна, как обычная туристка. Все, что нужно, ей предстояло организовать прямо на месте. Компания рассчитывала на нее, это было далеко не первое трудное дело, порученное именно Эльзе. Уж кто-кто, а она способна блестяще справиться с заданием! Все играло ей на руку: и богатый опыт, и превосходная подготовка, и очень неплохое знание местных условий.

Таможенные формальности затянулись на час. Наконец она освободилась и вышла на стоянку такси. Не самая лучшая дорога пересекала захламленный лес и поворачивала к городу. Впрочем, Эльзе приходилось бывать в местах похуже. Она сидела в такси и с интересом смотрела по сторонам. Многое до боли напоминало детство. Там, на родине, в прежние времена все было точно так же: разбитые дороги, неухоженный лес и заросшие кустарником обочины. Неудивительно! Когда-то эти пространства были одной страной. Общие черты до сих пор сохранялись во всех осколках некогда бескрайней империи.

Машина проскочила несколько транспортных развязок и свернула в город. Эльза была наслышана о жителях этих краев. И как бы ее ни удивляла безмерная вера народа официальной пропаганде, с таким положением приходилось мириться. Впрочем, по большому счету население ее не волновало. Главное, чтобы не мешали. Возложенную на нее миссию она выполнит, как обычно, с блеском.

В фойе гостиницы Эльза Краузе впервые улыбнулась. Ну конечно же, куда без Reception, даже здесь в ходу английское словечко. Можно подумать, что в этой занюханной гостинице постояльцы владеют иностранными языками! Оформляя проживание, стойко выдержала удивленный взгляд администратора. Разумеется, паспорт гражданки Германии той попал в руки впервые. Скромный номер стоил странно дорого для местных условий. К тому же почему-то пришлось расплачиваться полновесными евро. Эльза осмотрела свое временное жилище и пришла к выводу, что все не так уж плохо. В любом случае лучше, чем в Пешаваре, откуда она вернулась месяц назад. Там и воды в номере не было. Здесь наличествовала даже горячая. Приняла душ, распаковала дорожную сумку, развесила немногочисленные вещи и остановилась у окна.

Сумерки опускались на город. Загорались огни. Машины плотным потоком неслись по улицам. Завтра утром она начнет поиски человека, который способен оказать ей помощь. Как ни крути, а мужские руки понадобятся. Она сама многое может, но то, что предстоит сделать на этот раз, обещает неприятные и страшные сюрпризы. Пусть риск разделит мужчина. За него ручался Клаус, а, насколько Эльза разбирается в людях, Клаусу можно верить. Только найти ее будущего помощника непросто. Такие люди меняют имена чаще, чем носки. И вероятность, что за прошедшие три года он не стал мистером Икс, крайне мала. Что ж, если не удастся найти, выход один — вербовать другого. Деньги позволят нанять того, кого она выберет, важно не ошибиться. Но это уже ее забота.

Эльза привела себя в порядок и не торопясь спустилась в ресторан. В полутемном зале гремел заезженную мелодийку небольшой оркестр. На танцполе отплясывали какие-то молодые люди, мерцающие вспышки света вводили танцующих в транс. Эльза устроилась подальше от бьющей в уши музыки, сделала заказ, принялась рассматривать публику. Ничего занятного не увидела. Обычные люди, довольно много изрядно подвыпивших, но таковы традиции. Пока принесли заказ, пришлось дважды отказать пытавшимся пригласить ее на танец, еле стоящим на ногах субъектам. Один оказался назойливым — он не оставлял попыток познакомиться. Что ж! Она знает, как поступать в подобных случаях. Эльза быстро покончила с ужином и поднялась к себе в номер. Поведение аборигена ее не возмутило, к подобному она была готова. В свои двадцать семь женщина была необыкновенно хороша: славянская кровь в сочетании с европейским лоском делали ее неотразимой. Иногда это доставляло определенные неудобства, но чаще позволяло быстрее и качественнее выполнить работу. Клаус предупредил, что ее будущий помощник прочно женат, но Эльза не собиралась представать перед ним замарашкой, а посему сейчас следовало отдохнуть и выспаться. Все женские уловки хороши, но главное — свежее лицо и, как ни странно, тренированный мозг — то, что мужчины очень редко замечают в женщинах, а не замечая, сами послушно бредут в расставленные ловушки. Она не очень четко представляла, как будет строить разговор с Локисом. Надеялась, что рекомендации и личное обаяние сработают на первом этапе, а дальше оставалось положиться на интуицию.

Засыпая, Эльза вспомнила, как в свое время Иоганн угодил в ее сеть, и мысленно поаплодировала самой себе. Если бы тогда она не вышла за него замуж, до своего нынешнего положения в обществе ей пришлось бы тянуться еще долго. Но, даже расставшись с мужем после двух лет совместной жизни, Эльза сохранила с Иоганном дружеские отношения. И то, что теперь он помог ей пробить проект, результат именно тех лет замужества. Впрочем, нельзя сказать, что Иоганн любил ее очень пылко. Вовсе нет. У него постоянно случались какие-то романы и романчики. Эльза старательно закрывала на них глаза, пока не пришла пора заявить о себе как о серьезном специалисте. В компании к тому времени у нее уже сложился вполне определенный и неповторимый имидж. Никто из сотрудников даже не пытался сделать то, что Эльзе удавалось с блеском. В определенных вопросах она была вне конкуренции. Иоганн высказался в ее пользу еще и потому, что ценил бывшую жену как незаменимого работника. Ее план был эффектен и прост. Все предыдущие попытки провалились потому, что основывались на концепции сотрудничества. Стихией Эльзы была свободная охота. Как раз на этом строился ее план. В том, что она проберется в Зону, не было сомнений, гораздо труднее будет вернуться из нее. Именно на заключительном этапе ей нужна была реальная помощь. Конечно, можно было попасть в Зону и из родительского дома, тем более что отношения с семьей заметно улучшились после того, как Эльза вышла замуж, а особенно после того, как она всерьез заявила о себе. Но с родными у нее были определенные сложности. К тому же велика была вероятность, что сам рейд окажется долгим. Конкуренты не дремали, они вполне могли начать проверку витающих в воздухе слухов. Значит, нужно было спешить. На задание отвели две недели. В принципе не так уж и мало, но, если учесть, что большую часть времени придется потратить на поиск, да еще в экстремальных условиях, сроки весьма сжатые.

Утром Эльза пошла в ближайшее адресное бюро. Получила необходимую справку и на всякий случай не стала предаваться безудержному веселью. Все необходимо было проверить.

— Лена! Ты все взвесила? Подумай еще раз, ведь последствия могут быть необратимыми!

— Отстань, мне надоело слушать твои стоны. Будь, наконец, мужчиной! Я не стану с тобой жить, и Анка тоже. Неужели до тебя до сих пор не дошло, что мы разведены! Ты для меня никто, понимаешь? Чужой человек!

— Лена, я прошу тебя не делать глупостей! Я любил тебя и по-прежнему люблю. Что тебя не устраивает?

— Все! Ты — самый заурядный неудачник! Чего ты добился в жизни? Конечно, ты самый великий водитель такси! В твоем возрасте люди зарабатывают миллионы, а ты как был никем, так и остался!

— Лена, ты прекрасно знаешь, почему я бросил работу. Вернее, не бросил, меня вышвырнули. Есть вещи, через которые я не имею права переступать.

— Да знаю, ты не можешь поступиться принципами. Только те, которые поступились принципами, теперь занимают ведущие посты! А ты развозишь по ночам пьянь да проституток!

— Лена, ты не права, я стараюсь заработать, и в отличие от тебя, зарабатываю!

— Ты? Ты зарабатываешь? Пожалуйста, не смеши меня! На те жалкие гроши, которые ты приносишь в дом, можно еле-еле существовать! Жить — нельзя! Анка ходит как последняя оборванка, мы вынуждены одеваться на рынке, потому что денег не хватает даже на приличное белье!

— Лена, вы с Анкой одеваетесь не хуже других!

— А должны — лучше! Моей дочери восемнадцать лет! Ей нужно выйти замуж! А как это сделать, если она стесняется пойти в приличную компанию? Бедный ребенок боится, что ее осмеют!

— Прости, приличная компания — это те, что разъезжают по казино на подаренных папочками «мерседесах»?

— Хотя бы и подаренных! Что здесь такого?

— Ничего. Просто я не могу пойти против совести.

— А Зимский пошел — и теперь он правая рука по вопросам информации. Вспомни, вы ведь начинали вместе! Учились в одной группе! Кто ты! А кто он!

— Он и когда учился — был подонком.

— Зато теперь он богат и знаменит! Его дочка не нуждается в самом необходимом!

— Я предлагал уехать вместе. В Москве у меня есть друзья. Можно будет начать все сначала. Первое время придется трудно. Но я знаю эту работу, и меня там помнят.

— Нет. Никакая Москва мне не нужна. Я не согласилась ехать в Москву пять лет назад, не хочу и сейчас.

— Тогда ты говорила, что тебе не с кем оставить родителей, а теперь что? В Москву уехать невозможно, а улететь в Австралию — запросто?

— Какое тебе дело, куда мы улетаем! Я тебе сказала, что выхожу замуж, а там, глядишь, и Анке подберем хорошего мужика.

— Какого мужика, Лена, сама подумай, она ведь даже языка не знает! Если ты с горем пополам можешь три слова связать, у Анки с твоей подачи с пятого класса на уме только мальчики были! Где уж ей учиться!

— Тебя это совершенно не касается! Я все решила.

— Как знаешь. Я тебе в замужестве не советчик. Только мне непонятно: ты ведь его совершенно не знаешь. Как ты собираешься ложиться с ним в постель?

— Так же, как и с тобой. Молча.

— Но ведь мы любили друг друга, а с ним ты знакома только по переписке!

— Ничего! Стерпится — слюбится. Главное, чтобы он меня любил. А теперь убирайся, мне нужно вещи собирать!

После возвращения из Пешавара Эльза, не дав себе расслабиться, отправилась в Брюссель. Именно там случай снова свел ее с Бачу. Они столкнулись в гостинице, обрадовались встрече и, поскольку оба оказались не слишком заняты в тот момент, вместе пообедали. За обедом Эльза рассказала Михаю о своих планах и посетовала, что не знает, к кому обратиться за помощью. Ход был с ее стороны не слишком тонкий, но она знала, что связи Михая фантастически обширны.

— Значит, вы решили рискнуть и в очередной раз прославиться? — усмехнулся Михай, внимательно выслушав Эльзу.

— Разве в этом есть что-то плохое? Такова моя работа! — легкомысленно ответила она.

— Нет, ничего плохого, — согласился он. — Каждый выбирает работу по себе.

— Я довольна своим делом. У меня есть только одна проблема: я не представляю, к кому обратиться. Мне ведь понадобится помощник, проводник. Охранник, в конце концов. Кто будет защищать бедную девушку?

— Насколько я знаю эту девушку, она способна защитить себя сама лучше, чем это сделают десять профессиональных телохранителей! — в очередной раз усмехнулся Михай.

— Бросьте, Михай, когда это было! Мне в самом деле нужен человек там. Одной не справиться.

Он задумался.

— С тех пор как в стране на меня объявили охоту, я там не появляюсь. Хватает хлопот и без них. Единственное, что могу посоветовать, — в Ганновере есть автомеханик Клаус Ноэль, попробуйте поговорить с ним. Может быть, он что-то подскажет.

— Михай, до меня дошли слухи, что вы женились.

— Да, действительно. Три года назад. И не поверите: до сих пор счастлив!

— Кто она? Я слышала, какая-то профессорша?

— Надо же, даже это известно! Да, моя жена — выдающийся врач, нейрохирург, профессор, доктор медицинских наук. Но сейчас она отошла от дел. У нас маленький сын. Ему скоро исполнится два года. Парнишка в мать, — с непередаваемой нежностью стал рассказывать Михай. — А как вы? Замужем?

— Была, да развелась, но с мужем мы остались друзьями.

— Это замечательно. Не понимаю, почему после развода обязательно нужно враждовать! Всякое бывает. Ну, не сошлись характерами, не смогли ужиться вместе. Зачем объявлять войну?

— Я думаю, такое происходит, когда замешаны имущественные интересы.

— Простите, Эльза, мы оба выросли в одной стране, там почти никогда не расстаются по-доброму. Вечно склоки и разборки. Не могу понять — зачем? Развод ведь не конец жизни! Каждый может начать новый виток, найти себе лучшую пару и жить, не обижая других!

Эльза согласно кивнула:

— Я думаю, там люди озлоблены нищетой и беспросветностью. Лично я не хотела бы пережить подобный жизненный кризис. Разводилась довольно легко. У нас обоих не было особых претензий. Спокойно сели, обсудили все вопросы, подключили адвокатов, и вопрос был решен. А вы, Михай, надолго в Брюссель?

— Завтра возвращаюсь во Францию. Здесь все дела решены. А когда вы собираетесь в Зону?

— Как закончу дела в компании и свяжусь с Клаусом.

— Вы, Эльза, поберегите себя. — Михай тревожно и мягко посмотрел ей в глаза. — Никто толком не знает, что там происходит. Почти двадцать лет прошло после катастрофы, а фон, насколько мне известно, довольно высок. Вы хотя бы средства защиты с собой берете?

— Будем решать на месте. Слишком близко к эпицентру я подходить не собираюсь. То, что меня интересует, скорее всего, нужно искать в болотистых лесах или возле рек.

— При условии, что это существует, — закончил проницательный собеседник.

— Слишком много косвенных данных говорит о том, что существует. Да и спутник подтверждает наличие объекта.

— Он настолько велик?

— Масса — более двухсот килограммов.

— Солидно. Вполне реальный риск.

— Вот потому мне и необходим напарник, — кивнула Эльза, — причем из местных.

— Обязательно поговорите с Клаусом. А теперь, простите, мне пора. Желаю удачи и успешного возвращения.

Эльза распрощалась с Михаем и тем же вечером направилась в Ганновер. На следующий день в полдень она разыскала мастерскую Клауса Ноэля. Русоволосый подтянутый мужчина средних лет встретил Эльзу у ворот.

— Проблемы, фрейлейн? — спросил он.

— Не слишком большие, но ваша помощь мне пригодилась бы, — задорно улыбнулась Эльза. — Я привезла вам привет от Михая Бачу.

— Простите, не понял? — невозмутимо переспросил мужчина.

— Если вы Клаус Ноэль, это имя вам известно. Меня зовут Эльза Краузе. Я хочу обратиться к вам за помощью.

— Очень интересно, в чем она будет заключаться?

— Вернее, это не помощь, это скорее совет. Дело в том, что мне необходимо попасть в Зону.

— Вы имеете в виду именно ту Зону? — Мужчина посмотрел на нее недоверчиво.

— Вы не ошибаетесь. Но одной мне это будет сделать несколько затруднительно.

— Насколько я понимаю, вы представляете чьи-то интересы. Почему тогда ваша организация не позаботилась о достойном прикрытии?

— Организация, как вы выразились, неоднократно пыталась действовать официальными путями. Попытки были безуспешны. А нам необходимо туда попасть. Считайте, что это крайне важно не только для организации, но и для меня лично.

— Вы хотя бы представляете местные условия? Чтобы нормально функционировать в тех краях, необходимо знать язык. Кроме того, население вокруг Зоны запугано властями. Вас немедленно передадут соответствующим органам, и вы вылетите из страны, как пробка из бутылки шампанского.

— Положим, языком я владею в совершенстве, в том числе и ненормативной лексикой. — Эльза перешла на русский и разразилась такой многоэтажной тирадой, что Клаус невольно улыбнулся.

— Ясно, вы сами оттуда, да и приехали относительно недавно, — кивнул он. — Но это облегчает дело лишь отчасти. Откуда вы собираетесь попасть в Зону?

— С севера, так будет короче. Мне, собственно, нужен человек, который сможет помочь, прикроет спину в случае необходимости. Надежный напарник. Среди моих коллег такого нет.

— Уж не собираетесь ли вы вербануть меня?

— Нет, Клаус, что вы. Просто я надеюсь, что у вас там есть кто-то, кто сможет помочь за соответствующее вознаграждение.

Клаус задумался.

— По правде говоря, Эльза, я даже не представляю, что посоветовать. Я ведь, как и вы, никого не знаю там. Хотя… есть один человек… не знаю, подойдет ли он вам, а главное, не знаю, согласится ли. У меня нет его адреса или каких-то координат. Только имя и, предположительно, город, в котором он может проживать. Это единственное, чем я могу вам помочь.

— Хотя бы этим. Если человек существует в природе, отыскать его можно.

— Я не слышал о нем уже три года, он вполне мог сменить не только город, но и имя. Тем более что Казимир привык менять псевдонимы. Однажды судьба свела нас вместе, он тогда был журналистом, но подготовка у него не хуже, чем у спецназовца. У меня сложилось о нем хорошее впечатление. Главное достоинство — надежен. Попробуйте его найти. Если повезет, лучшего напарника вам не сыскать.

— Где он может быть?

— В столице той самой страны, в которую вы направляетесь. Насколько мне известно, власти его активно не любили. Зовут человека Казимир Станиславович Подвойский. По крайней мере, именно так его звали в прошлом.

— Я могу сослаться на вас?

— Боюсь, мое имя ему ничего не скажет.

— Все равно, большое спасибо.

— Не за что. Прощайте, Эльза, удачи!

— И вам всего хорошего, Клаус.

Украшенный желтой полосой «фольксваген» послушно заурчал мотором, неторопливо вырулил со двора. Казимир выехал на проспект и направился к обычному месту работы. Множество офисов и контор, расположенных в этом районе, давали возможность относительно успешно начать трудовую ночь. С тех пор как жена перестала делить с ним постель, Казимир привык работать по ночам. Поначалу жена придумывала различные причины, но после одного серьезного разговора заявила, что как в мужчине в нем не нуждается. Несколько ночей он провел на крошечной кухне, затем, убедившись, что выспаться не удается, стал выезжать на работу по вечерам. Благо днем у него всегда была возможность отдохнуть: жена с дочерью в это время отсутствовали. В маленькой двухкомнатной квартирке в спальном районе днем царила тишина. Больше двух лет тянулась эта непонятная Казимиру жизнь, пока Лена не подала на развод. Он понимал: все идет к этому, но смириться не мог, пытался убедить ее не делать глупости, предлагал наладить жизнь. Лена была неумолима… А теперь это известие, что они уезжают с Анной в Австралию…

Казимир понимал, что изначально вел себя с женой слишком мягко, но иначе просто не умел. Полюбив однажды, всю жизнь старался создать для жены комфортные условия… Теперь оставалось пожинать плоды… Лена никогда не желала понимать, что творится на душе у мужа. В доме ее родителей всем руководила деспотичная мать, теперь в отношениях с Казимиром Лена копировала ее даже в мелочах.

…Первого пассажира Казимир взял на подъезде к Октябрьской площади. Отвез в Зеленый луг. Там его остановила девушка — спешила на железнодорожный вокзал. Вечер начинался совсем неплохо. До девяти часов попалось несколько клиентов, в кармане приятно похрустывали купюры. Выезжая из Малиновки, Казимир заехал на заправку. Перекусил в бистро. Собрался было уезжать. К машине вдруг подошли двое парней. Судя по одежде — не местные. У одного руку оттягивала большая спортивная сумка.

— Шеф, до Смолевичей отвезешь? — спросил тот, что повыше.

— А денег у вас хватит? — поинтересовался Казимир.

— За бабки не беспокойся, все при нас, — кивнул парень с сумкой.

— Ребята, я сразу предупреждаю, беру за два конца, мне порожняк гнать не с руки.

— Не боись, шеф, заплатим. Мало не будет, — пробормотал парень с сумкой, нетерпеливо дергая дверь.

— С сумкой в салон не лезь, в багажник положи, — остановил его Казимир.

— Ты чего? — возмутился парень. — У тебя в багажнике черт-те что лежит, а я сумку туда должен бросать?

— Я тебе понятно сказал? Или в багажник, или ищите другую машину. И деньги покажите, — твердо сказал Казимир, пряча ключи в карман.

— Ладно, сам просил. Держи, — как-то очень уж спокойно обронил высокий и выхватил из куртки нож.

Все остальное произошло в считаные секунды. Сверкающее лезвие еще продолжало движение в беззащитный живот Казимира, а хозяин ножа уже захлебнулся воздухом, получив прямой удар в горло. Пируэтом, уйдя с траектории полета ножа, Казимир с разворота вломил ногой в кроссовке в грудь обладателя сумки. Тот утробно выдохнул, отлетел к стоящему поодаль мусорному баку, ощутимо приложился к нему спиной и сполз на заплеванный асфальт. Высокий стоял на коленях и судорожно пытался протолкнуть густой и вязкий воздух в легкие. Казимир окинул взглядом окрестности, скользнул в машину и спокойно тронулся с места.

Старая закалка выручила из беды. Сколько с ним было подобных случаев! Но опыт, полученный в разных горячих точках, никогда не подводил. Казимир не играл в благородство с реальным противником. Именно для подобных субъектов в спинку его сиденья был установлен стальной лист, а подголовник устроен так, что ни одна удавка становилась не страшна. Рассудив, что стрелять в машине вряд ли будут, Казимир тем не менее принял все меры к тому, чтобы остаться в живых. Потому так спокойно разъезжал он по ночным улицам. Хотя однажды попал в оборот. Сопливая девчонка пшикнула в глаза из газового баллончика. Благо двери были закрыты на центральный замок. Им хватило обоим. Кое-как добрался до отделения милиции. Сдал девицу по всем правилам.

После одиннадцати наступило временное затишье. Казимир припарковался у одного из ресторанов и задремал, чуть откинув спинку сиденья.

Вспоминая встречу с Клаусом Ноэлем, Эльза набирала номер, полученный в адресном бюро. Ответила женщина. Но, узнав, что хотят услышать Казимира, не стала разговаривать и бросила трубку. Эльза растерялась, но потом подумала и решила, что не все потеряно. Остановила такси, поехала по указанному адресу. Нужная улица была расположена недалеко от гостиницы. Старые панельные дома с облупившейся краской, выбитые двери подъездов, вытоптанные газоны. Удивительно: совсем рядом проходила оживленная улица, чистая и светлая, а чуть поодаль — такое убожество! Между тем и здесь жили люди. Эльза вошла в загаженный подъезд, осторожно, словно по минному полю, пробралась до лифта. Потом быстро сообразила, что ожидать его бессмысленно. Кабина давным-давно застряла на неизвестном этаже и приржавела намертво. Она поднялась по забросанной отходами и мусором лестнице на седьмой этаж. Перевела дух и позвонила в относительно благополучную, по крайней мере, заботливо обитую дверь. Дверь отворилась бесшумно. На пороге возникла потрясающе красивая девушка с пустыми глазами.

— Вам кого? — не прекращая жевать резинку, спросила она.

— Мне нужен Казимир Станиславович Подвойский, — ответила Эльза, стараясь сохранить официальный тон.

Девица, не говоря ни слова, повернулась, прошла по коридору, толкнула дверь комнаты.

— Родитель! К тебе! — крикнула она и, повиливая роскошными бедрами, удалилась в глубь квартиры.

Эльза вошла в прихожую. «Чистенько, уютненько, скромненько, — отметила про себя. — Только зря я сюда приехала, этот человек мне явно не подходит. Или Клаус ошибся, или это просто однофамилец. Сейчас выплывет любитель дневного сна в растянутых трениках, с висящим до колен пивным пузом и вонью нечищеных зубов».

…Мужчина, появившийся на пороге комнаты, был немного выше среднего роста, жилистый, подтянутый, словно свитый из тугих канатов, потрепанные джинсы ладно сидели на его крепких бедрах, туго обхватывая сильные ноги, майка без рукавов открывала длинные мускулистые руки.

— Здравствуйте, я Подвойский. С кем имею честь? — произнес он приятным, чуть глуховатым голосом.

— Здравствуйте, я к вам от… Простите, вы мне нужны по делу. Мы сможем поговорить? — растерянно сказала Эльза. Она не ожидала увидеть ничего подобного.

Вовчик решил бежать. Другого выхода у него попросту не было. Или идти в ментовку самому, или ждать, пока его найдут. А в том, что его найдут, Вовчик не сомневался. Это не прошлый раз, когда мамка его отмазала! Вернее, не совсем: она до сих пор платит той дуре, которая подставилась. В этот раз дело сложилось совсем кисло. Нужно же было этой корове сунуться под удар! Ведь он не хотел ее убивать! Просто так легла карта! По сути, он и не виноват вовсе! Ну, выпили, ну, захотелось с девчонкой покувыркаться, подумаешь, велика беда! Этот козел сам попер на них. Сам завел девку ночью в парк. Еще дергаться начал. Можно подумать, крутой, а сам — отстой полный! Клина он положил, но Вовчик, получив серьезную тычку, наткнулся на ту бутылку. Он не собирался убивать, хотел только припугнуть. Сейчас уже не просечь, была она разбита или он сам жахнул ее о камень. Ну и махнул «розочкой». Надо было телке на пути стать. Жуть! Кровища из горла фонтаном. Всего залило. Шмотки потом пацаны подсказали сжечь. Оно и правильно. Дернули они оттуда, да ведь тот хмырь остался! Теперь выход только один — валить из города. Мамка ни за что не простит. Эх, был бы жив батя! Он в разных переплетах бывал. Если б он тогда не замерз по пьяной лавочке, он помог бы!..

Вовчик любил батю. Сколько себя помнил, столько любил. Хотел стать таким же, как он: сильным, смелым, крутым. Ну и что, что у бати жизнь не сложилась, в этом мамка виновата. Батя был боксером, мастером спорта. Дрался так, что на трибунах визжали. А потом пришлось уйти с ринга. Дальше жизнь пошла наперекосяк. Батя, как выпьет, рассказывал Вовчику, каким он был бойцом. А какие бабы у него были! Угораздило ж его жениться на мамке! Любовь, говорит, была. Ну! И где теперь та любовь? Батя землю парит, а мамка как жила, так и живет. Хотя… от того случая она Вовку отмазывает до сих пор… Та дура тоже была хороша. Вместе пили, было весело, а потом она говорит: домой надо. Пошли провожать — все вместе. Еще выпить взяли. Родаков на хате не оказалось. Ну и понеслось. Ведь сама хотела! А через день повестка. В ментовку вызывают. Мол, так и так, групповуха, кто крайний, становись в очередь. Мамка тогда с Вовчиком пошла. Выла по-страшному. Кое-как с дурой договорилась. Денег дала. Обидно, что Вовчик сам не помнит, было у него что с той дурой или не было. Пьяный был.

А теперь нужно бежать. Пацаны подсказали, где можно в осадок выпасть. В тех краях много крутых пацанов пересиживали. Жутковато, но все клевее, чем на зоне. Тем более что Вовчик имел все шансы загреметь во взрослую. Начинать с конкретными паханами ему не хотелось. Вот если бы Янку уломать, все было бы путем. Да и в натуре, что Янку тут держит? Старики? Так мамка у нее пашет, и предок тоже, ну и пусть себе остаются!

Вовчик с Янкой уже полгода живут как муж с женой. Ничего, что Янке только шестнадцать, она девка умная, расторопная. Даже теперь резинки с собой носит, чтоб не залететь. Правильно, на фига им сейчас бебики? Вот отслужит Вовчик в армии, устроится на работу… Хрена лысого он теперь отслужит! В бегах ни один военком его не достанет!..

Вовчик хотел позвонить Янке, да вовремя вспомнил: телефон уже неделю как отключен, за неуплату. Пришлось шкандыбать копытами: денег на проезд не было.

Янка сидела за швейной машинкой. Она и ждала, и боялась его прихода. Знакомые пацаны рассказали, что случилось. Как помочь любимому — девушка не представляла. На беду, та девица оказалась дочкой какой-то шишки. Милиция землю роет, чтобы найти Вовчика. Ему нужно где-то укрыться. Пацаны предлагают бежать. Но про то место, где укрыться можно реально, рассказывают разные ужасы. Сможет ли он там выжить? Да и деньги нужны: купить еды, одежду, на дорогу — не пешком же идти!..

— Янка, твои дома? — прямо с порога спросил Вовчик.

— Нет, мама на рынке, а отец снова в больнице. Вчера вечером так прихватило, что не знали, доживет ли до «скорой». Ты не стой в дверях, проходи, — выпалила Янка.

— Послушай, тут такое дело… Денег мне надо, много…

— У меня нет. Мама жалуется: торговля совсем слабая, хозяин сам не знает, то ли продолжать торговать, то ли закрыться на время. Да и отец болен. На лекарства уйма денег уйдет. Откуда взять, сами не знаем.

— Ты что, меня же ищут, а ты про лекарства! Занять можешь?

— Я не думала. А сколько тебе нужно? — Янка растерянно оглянулась по сторонам.

— Много. Баксов сто.

— Что ты, Вовчик, откуда столько! — ужаснулась девушка. — Я если смогу занять, то десятку-другую.

— Ими только подтереться. А впрочем, достань сколько сможешь, — согласился он. — Знаешь, Янка, давай со мной! Вместе веселей!

— Какое тут веселье — от милиции бегать! — настороженно нахмурилась она. — Может, тебе лучше самому сдаться? Говорят, так можно срок скостить.

— Ага, скостят тебе! Навешают — мало не покажется! Хилять надо по-скорому! Пока не нашли! Бежим со мной, Янка! Или ты меня уже не любишь?

— Люблю, Вовчик, жить без тебя не могу, но как же родители, что подумают? Ведь я не смогу с ними связаться, сообщить, где мы!

— Думать некогда, едем! — стал настаивать Вовчик. — Что ты видела в жизни? Школу да эту долбаную швейную машинку? Мир посмотришь! Не вечно же мы будем прятаться! Отсидимся, а по осени рванем к морю! Ты же в море никогда не купалась! Говорят, там классно! Твоя мамка когда должна заявиться?

— Часам к четырем. А что?

— А то, что в четыре нас здесь уже не должно быть!

— Вовчик, миленький, как же так? Страшно ведь! Как мы будем жить?

— Весело! Собирай манатки — и валим.

— А деньги? На дорогу нам деньги нужны!

— Забирай, что есть!

— У мамы? Но как же она здесь? Ведь отцу нужны лекарства!

— Она найдет, займет где-нибудь.

Янка принесла из комнаты матери тонкий конвертик. Вовчик выхватил его из рук подружки. Быстро пересчитал купюры.

— Негусто, но ничего. На первое время хватит. Ты шмотки бери самые необходимые, остальное добудем.

Через час Вовчик с Янкой уже сидели в кабине грузовика, который уносил их на юг.

…Тарас никуда не спешил. Поглядывал на облака и ладил старую, в дырах, сеть. После катастрофы он, как и все, попал под выселение. Почти год прожили в общежитии, оборудованном в бывшей школе. Существование оказалось невыносимым. Хотели поехать к детям. Но ни у сына, ни у дочери жить было негде. Дочка с мужем и малолетней Верочкой ютились в заводском общежитии. А у сына хоть и была двухкомнатная квартира, зато и детей было двое. В общем, они с женой решили наплевать на запреты и вернуться домой. Оказалось, что сделать это совсем не просто. Дважды их заворачивали патрули, в родное село удалось пройти лишь с третьего раза, ночью. Добрались, а на рассвете ужаснулись: половина домов была разрушена, а те, что остались целыми, зияли черными дырами окон и выбитых дверей. Их родной дом оказался разграблен дочиста. Только ветер гулял по заваленным непригодным тряпьем и осколками битой посуды комнатам.

…Тарас оставил рыдающую жену на опустевшем подворье и отправился в лесничество, в котором работал до катастрофы. Лес неуловимо изменился. Дорога поросла травой. По ней, очевидно, не ездили с того самого, перевернувшего их жизнь дня. Местами на колеях стал пробиваться кустарник. Странно, но поросль выглядела так, словно ей было не меньше пяти лет…

Через час Тарас увидел здание лесничества. Дом был по-прежнему крепок, с целыми стеклами и с виду не тронут мародерами. Хозяйственные постройки уцелели. Площадка перед домом поросла высокой травой. Тарас собрался подойти поближе, но его внимание привлек странно знакомый звук: где-то недалеко проблеяла овца. Осторожно, шагом опытного охотника, он обошел поляну, на которой раскинулись и здание лесничества, и бревенчатые сараи, и обнаружил источник звука. Возле хлева паслось с десяток овец и не меньше дюжины ягнят. Могучий баран застыл на пригорке и прислушивался к доносящимся из леса звукам. Ни малейших признаков присутствия человека Тарас не заметил. Каким чудом здесь оказалась эта маленькая отара во главе со старым бараном, оставалось загадкой. Тарас решил, что гадать будет потом, обогнул по широкой дуге хлев, подошел к зданию лесничества. Красный от ржавчины замок на дверях красноречиво свидетельствовал о том, что за весь прошедший год люди тут не появлялись.

Тарас потрогал замок, уже не раздумывая, подергал окно справа. Рассохшаяся рама задрожала и понемногу начала открываться. В образовавшуюся щель удалось просунуть веточку. Крючок откинулся в сторону, из распахнувшегося окна пахнуло запустением. Он легко перемахнул через подоконник, оглядел пустынную комнату. Стулья, покрытые толстым слоем пыли, в рядок у стены. Следы мышей на грязном полу. Чей-то старый бушлат на крюке у двери. Никого. Прошел по скрипучим грязным половицам, подергал дверь… Заперта. Отыскал за притолокой запасной ключ, отпер замок, вошел, уныло посмотрел на заваленный бумагами стол, бесполезный телефонный аппарат. Распахнул дверь в свой кабинет. Все как и год назад. Только тоскливый запах тлена да пушистый слой пыли говорили о пролетевшем времени.

Обследовав все комнаты, он пришел в себя и даже нашел повод для радости: на кухне сохранилась посуда, а в огромной кладовой — весьма солидный запас соли, слежавшейся в камень… А вот до сахара добрались мыши… Расстроился он только у двери оружейной комнаты: за толстой, обитой железом дверью было несколько ружей, патроны и запас пороха, но ключи от замка хранились в сейфе, и добыть их не было ни малейшей возможности. В комнате отдыха нашлись постельные принадлежности. Хоть и заплесневелые, но это не беда. Жить можно. В поруганном, обезлюдевшем селе росла картошка, в лесу было полно дичи, а в реке — рыбы. Так что дела обстояли не так уж и плохо…

Тарас забрал ключи, закрыл окно и, вооружившись остро отточенным топором, вернулся к жене. За время его отсутствия Мария успокоилась, собрала в разграбленных домах пригодную утварь и теперь ожидала мужа, сидя на крыльце их бывшего дома. Непривычно тихо было в селе. Не кудахтали куры, не мычали коровы, бабы не судачили у колодца. Даже собак не было слышно. Только сиротливо поскрипывали раскачиваемые ветром двери, да время от времени гулко гремел лист железа на развороченной крыше.

— Вот такая у нас с тобой будет жизнь, Маша, — вздохнул Тарас, присаживаясь рядом. — Не жалеешь, что вернулись?

— Нет, Тарас, только горько, что все прахом пошло. Мы свое уже пожили, нам с тобой бояться нечего. Если сразу не померли, будем доживать на родине.

— Оно-то так, — согласился он, — да только начинать жизнь придется с нуля, как первым людям.

— Ну и что? Глядишь, не мы одни, может, кто еще подтянется. Возродим село. А там и наладим жизнь…

— Видно будет. Давай мы с тобой пока в лесничество переберемся. Я там был, там все цело, жить можно.

— А тут как же? А барахло куда?

— Что-то сейчас унесем, остальное после. Мы здесь одни.

До самой темноты Тарас с женой обустраивали новый дом. А вечером истопили баньку. Выпарились, вымылись, затем по обычаю сели за стол. В кабинете нашлось несколько бутылок коньяка. Еды, привезенной с собой, должно было хватить на неделю, а то и на две. Пережитое в родном селе крепче сплотило Тараса и Марию. Впервые за последний год у них была ночь любви. Они отдались позабытому чувству, словно в самом деле остались последними людьми на земле… Будто от их страсти, их неистовости зависело будущее…

На следующий день началась ставшая на долгие годы обычной жизнь. Ежедневная борьба за выживание… Овец удалось прибрать к рукам, зарезав барана. Мясо его засолили и закоптили впрок. Зато у них появилось молоко и своя — пусть небольшая — отара. Вскопали крошечную делянку перед домом, посадили репу, картошку, свеклу, посадили капусту.

Почти два дня Тарас прорубал дверь оружейной. Наконец добрался до цели. В хозяйстве появилось сразу три ружья и солидный запас готовых патронов, а уж пороха и капсюлей оказалось вообще немерено! Поправили бочки, Тарас начал охотиться и солить мясо на зиму. До зимы успели подготовить все необходимое для жизни. Зима выдалась не слишком суровой. А по весне удалось солидный участок засеять рожью. Так и тянулось время, пока через четыре года отшельнической жизни Тарасу и Марии не пришлось столкнуться с суровой реальностью: на их земле стали появляться люди… А затем и не только люди…

…Гвоздь уже не помнил, почему он сбежал тогда из части. Служить оставалось всего ничего, каких-то полгода. Просто достало. Да еще ротный, заступивший вместе с ним в караул, что-то ляпнул не по делу. Вот Гвоздь и сорвался. Ударил прикладом точно в висок. Ротный даже не пискнул. Лег тихонько, только ногами подергал. Тогда ему пришлось положить всех. Первую машину он угнал прямо из части. Загрузил в нее пять автоматов, боекомплект — и дал ходу. Дружок его, Лешка Гнус, увязался с ним. Потом они меняли машины и не жалели патронов, как, впрочем, и людей. Их учили убивать, и они косили всех встречных. Повезло, удалось укрыться здесь. Последнюю машину бросили в двух сотнях километров к востоку. Утопили в реке вместе с остывшими телами водителя и его бабы. Повеселились тогда, слов нет! Напоследок насмотрелся мужик, на что способны оголодавшие пацаны. Да и бабенка оказалась сладкая. А дальше — лесами, стараясь не наследить, добрались сюда. Народец, как ни странно, в этих краях обитал, причем разный. Были и безобидные дойные коровы, дававшие и жратву, и самогонку за один вид «калаша». Были и такие, что даже подойти страшно. Один такой деловой засадил вчера Гнусу жакан в бедро. Лучше бы уж в голову или в грудь. А так — возись теперь с ним! Рана загноилась, воняет…

— Гвоздь, пить дай, — простонал раненый.

Гвоздь бросил напарнику фляжку. Гнус пошарил вялой рукой, нащупал алюминиевый бок фляги, подтащил к себе и, отвинтив дрожащими пальцами пробку, сделал несколько глотков.

Крошечная избушка, неизвестно кем и для чего срубленная из толстых сосновых бревен на берегу узкой неглубокой речки, стала их домом два года назад. До этого, как правило, жили в брошенных деревнях. Но туда стали возвращаться люди, а следом за ними наведываться милиция. Гвоздь с Гнусом перебрались в глушь. Тут их никто не трогал.

— Слышь, Гнус, может, ты пулю выковыряешь? А то сгниешь заживо. Рану почистить надо!

— Не смогу я, ослаб. Да и водки нет, чтобы промыть.

— Ты скорее глотку промоешь, чем рану, — захохотал Гвоздь. — Я тебе серьезно говорю, достань пулю. У тебя нога уже синяя и воняет.

— Сил нет. Попробуй сам, Гвоздь, очень прошу.

— Не, я не стану. Противно. Твоя нога, твоя пуля. Сам поймал, сам лечись. Хватит того, что я тебя сюда припер.

Гвоздь закурил самокрутку, забросил ноги в разбитых сапогах на ящик, служивший им столом, уставился в потолок. «Как ни крути, а Гнуса придется кончать. Жаль, патронов осталось мало, меньше сотни. Хотя если экономить — то на год, а то и на два хватит. Нужно будет у туземцев ружьишко добыть. Раньше брезговали, а теперь уже не то время. Без оружия — верная смерть. Главное, по дурости не схлопотать, как Гнус. Ладно, пусть до вечера поживет, а там ножом — и в речку, раков кормить. Раки тоже кушать хотят. Эх, жаль, бабы давно не попадались…» — тоскливо думал Гвоздь, пуская дым в потолок. Докурив, затушил бычок, хлопнул дверью, вышел из избушки. Понял, что остался один, и теперь прикидывал, как быть дальше.

Вырос Гвоздь почти сиротой, отца его никто не знал, даже собственная мать. Да и что она вообще могла знать, практически никогда не просыхающая пьянь! В двенадцать попал в детдом. Хорошую школу прошел, как только на зону не попал, непонятно. После ПТУ — сразу в армию. Гордился собой со страшной силой. Десант, разведрота. Только позже понял, что там собрали вовсе отморозков, да и ротный был ничем не лучше. За что и получил. Гвоздь, привычный к непрерывной городской войне, быстро освоил все премудрости разведроты. Сильный, выносливый, он ни разу не блевал на марш-бросках, стрелял лучше всех, а в рукопашном ему не было равных. Одна беда — Гвоздь был без тормозов. Но теперь это было даже лучше. Он навел шорох на туземцев, ему исправно платили дань. Жить можно. Только скучновато одному. Вот если бы девку завести, такую, чтобы была умелая да ласковая… Только где ее найти?… Правда, можно прибиться к кому-нибудь, здесь люди разные живут, есть и лихие, почти такие же крутые, как он.

Прошлогодняя хвоя шуршала под ногами, Гвоздь шел размашистым скользящим шагом. Автомат с перевязанным изолентой прикладом привычно оттягивал плечо. Выцветший, грязный, изодранный камуфляж делал его почти неразличимым среди деревьев. Незаметно для себя вышел к заброшенной деревушке. Звериным чутьем ощутил присутствие людей. Крадучись подошел ближе. Скрылся за кустарником, начал предельно осторожно приближаться к дому, над трубой которого в синее небо мирно поднималась струйка дыма.

Заколоченные обомшелыми досками окна не позволяли рассмотреть, кто в доме. Передернул затвор, перебежками добрался до стены, прижался спиной к теплой деревянной поверхности, очень медленно начал двигаться к распахнутой двери. Замер у сгнившего крыльца, услышал приглушенный разговор. Говоривших было двое, но разобрать не удавалось ни слова. Держа автомат по науке, под углом в сорок пять градусов, Гвоздь переметнулся под разросшийся куст цветущей сирени и словно растворился в нем. В доме послышались шаги… Кто-то приближался к двери…

— Вот такая у меня задача, — закончила свой рассказ Эльза.

— Вы сами-то верите в это? — недоверчиво спросил Казимир.

— Скорее да, чем нет. Так вы согласны мне помочь? — Эльза окинула взглядом небольшой скверик, в котором они беседовали.

Казимир помолчал. Вздохнул. Потом тихо спросил:

— Знаете что, фрау Эльза, я согласен. Только нам придется договориться насчет аванса.

— Это не проблема. Аванс, то есть половину вашего гонорара, я отдам вам, как только мы выедем из города.

— Согласен, когда мы выезжаем?

— Лучше всего — прямо сейчас. Вернее, как только вы будете готовы, — уточнила Эльза.

— У меня есть полчаса на сборы? — Казимир встал со скамейки.

— Разумеется. Мне тоже нужно полчаса. Где здесь можно взять такси?

— Если вы согласитесь подождать меня, такси вам не понадобится, я сам — такси. Причем денег за дорогу по городу с вас не возьму, — с открытой и невероятно обаятельной улыбкой сообщил Казимир.

— Мне ждать здесь? — обрадовалась Эльза. Казимир ей с каждой минутой нравился все больше.

— Думаю, ждать удобнее в машине, она стоит возле дома. Идемте, фрау Эльза.

Казимир поднялся в квартиру и вытащил старую дорожную сумку. Быстро собрал вещи. Немного подумал, достал из сейфа охотничий карабин, внимательно осмотрел его, сунул в чехол, бросил в сумку пять пачек патронов, пузырек с ружейным маслом и тяжелый охотничий нож в кожаных ножнах.

— Ты куда? — спросила Лена.

— Уезжаю, на неделю, — буркнул Казимир, даже не оглянувшись на жену.

— Как это — на неделю, у меня же самолет послезавтра! — возмущенно воскликнула Лена. — Как я попаду в аэропорт?

— Как все, на такси, — не прекращая своего занятия, ответил Казимир.

— Я рассчитывала, что ты нас отвезешь! Попрощаешься, в конце концов, по-человечески!

— Мы уже попрощались, а сейчас, извини, я спешу, — забросил на плечо сумку Казимир. — Все! Прощай, не поминай лихом. Удачи тебе в новом браке!

— Но ведь так нельзя! Ты не можешь так поступить со мной! Мы ведь прожили вместе почти двадцать лет! — вдогонку закричала Лена, но он, не слушая ее, побежал по лестнице вниз.

— Все, поехали, — сказал, запрыгивая в машину. — Куда направляемся?

— В гостиницу, я рассчитаюсь, заберу сумку, и можно ехать, — с улыбкой ответила Эльза.

Она справилась за несколько минут. А еще через полчаса «пассат» стремительно уносился прочь от города.

— Если не секрет, вы живете с семьей или просто снимаете комнату? — Эльза украдкой глянула на Казимира.

— Раньше жил с семьей. Теперь семьи нет, — неохотно ответил он.

— Простите, не поняла? Как — нет?

— Очень просто. Мы развелись. Моя бывшая жена улетает на днях в Австралию, чтобы выйти замуж за тамошнего кенгуру.

— Почему за кенгуру? Там еще есть и коалы.

— Признаюсь честно, я не смотрел фото. Кроме того, я не зоолог и не хочу разбираться в женихах моей бывшей жены.

— Тот человек, который посоветовал мне обратиться к вам, утверждал, что вы надежно женаты. Что-то произошло за те годы, что вы не виделись?

— Я ведь даже не представляю, кто этот человек. Что же касается того, насколько надежно я был женат, вы сами видите результат. Жена меня попросту оставила. Я лишился любимой работы. Оказался без гроша. Пришлось выживать. Это ей, очевидно, не понравилось. Вы сами были замужем?

— Да, такой эпизод в моей жизни имел место. Но с бывшим мужем мы поддерживаем дружеские отношения.

— Вот и я стараюсь не срываться на скандал. У вас очень маленькая сумка, вы собираетесь бродить по лесу в платье и туфельках?

— Нет, я думаю купить все необходимое, а еще — рюкзаки, спальные мешки, палатку. Вы не будете возражать, если мы будем спать в одной палатке?

— Мы можем спать даже в одном спальнике, ваша честь от этого не пострадает, — по-мальчишечьи хмыкнул Казимир.

— Вы так уверены в себе? — спросила Эльза игриво.

— А вот если вы станете говорить таким голосом, работа у нас не пойдет.

— Простите, я пошутила. Просто вы в самом деле чертовски привлекательный мужчина. Более того, вы мне симпатичны. А поскольку вы совершенно свободны, возможно все.

— Разумеется, — согласился он, — только не нужно путать меня с черным проводником, которого возжелала белая путешественница.

— Казимир, я пошутила, — повторила она, — не стоит обижаться. Вы мне симпатичны, но из этого совершенно ничего не следует. Лучше скажите, где мы сможем купить снаряжение?

— Впереди — крупный областной город, там можно купить все и на любой вкус. А откуда вы так хорошо знаете русский язык? Я не заметил ни малейшего акцента, и фразы строите исключительно правильно.

Эльза усмехнулась:

— У меня были хорошие учителя. Да и училась я в Киеве.

— Так что, выходит, русский язык для вас — родной?

— Нет, родной — украинский, я коренная киевлянка.

— А как оказались в Германии?

— Элементарно, Ватсон. Училась, осталась работать, удалось получить гражданство.

— После замужества?

— Задолго до него. Еще я работала в Англии, в Северной Африке — словом, везде, где получалось.

— Понятно, я ведь раньше тоже был журналистом, правда военным. Пришлось поскитаться. А теперь вот кручу баранку.

— Разве не хочется вернуться к прежней работе?

— Очень хочется, но в этой стране такое невозможно. — Казимир вздохнул, немного помолчал и мрачно продолжил: — Я, что называется, в черном списке. Ни одна серьезная газета меня не возьмет. Хотел податься в Москву — жена не согласилась, а теперь страшновато. Форму потерял, стиль. Пришло много талантливой молодежи. Не знаю, смогу ли пробиться.

— Удивительно, что вы, такой сильный мужчина, боитесь рискнуть!

— А я рискнул и поехал с вами, — мгновенно откликнулся он. — Посмотрю, может, смогу быть полезен не только как водитель и охранник. Если почувствую, что еще не все потеряно, попробую начать жизнь сначала.

— Но учтите, Казимир, это моя работа, и только моя!

— Я на ваши права не посягаю. Вы копаете, я помогаю, лавры все ваши. Но если тварь существует — это может быть весьма опасно!..

Пять лет прошло с того дня, когда Тарас схоронил жену. Болезнь доконала ее. Они знали, на что шли, возвращаясь сюда. Но судьба подарила им целых четырнадцать лет счастья. Трудного, нелегкого счастья. К ним словно вернулись изначальные чувства, возродилась любовь, что свела их вместе. Последние годы они вместе жили, вместе радовались, вместе печалились, вместе дышали, вместе трудились. Поправляя могильный холмик, Тарас время от времени утирал прозрачные стариковские слезы. Годы не пощадили и его. Но случилось так, что он пережил Марию. Долгие пять лет он один топчет зеленый ряст.[1] Никого нет рядом. Только лесовики да твари, что расплодились в Зоне. Тарас посидел у дорогой могилки, поговорил с Марией, рассказал о том, как плодятся овцы, о том, что поправил сети, посетовал: тяжко жить одному. Морщинистой рукой погладил чистый песок на могилке, так он некогда гладил плечи жены. Отряхнул колени, встал, поправил ружье на плече — и неспешно пошел к родному селу. Нужно было поискать что-нибудь железное, отковать гвозди.

В который раз Тарас шел по лесу — и в который раз удивлялся. Знакомый с детства лес менялся прямо на глазах. Обычный папоротник вырастал едва ли не высотой с дерево, старые сосны обвивал хмель толщиной в руку, а уж рыба стала вовсе ни на что не похожа. Но делать нечего — нужно было жить. Попетляв между деревьев, Тарас выбрался на поросший кустарником старый луг, который и лугом уже не был. Присел передохнуть на гранитный валун. Поставил ружье меж колен, долго смотрел с холма на почти скрывшиеся за зарослями, провалившиеся крыши домов. Все. Исчезло село. Не зазвенит в нем серебряным колокольчиком детский смех, не ударят в подойник звонкие тугие струи парного молока. Ничего уже не будет. И дым не поднимется из труб, когда… Дым… Тарас явственно различил дым над одним из домов. Домов с целыми крышами осталось совсем немного. Всю жесть он давно перетаскал к себе. А там — крыша была черепичная… Тарас когда-то заколотил окна досками, чтобы зверье не селилось в человечьем жилье, и теперь над тем самым домом курился дымок…

Осторожно, не хрустнув ни единой веткой, приблизился к дому, тенью скользнул между кустов… Вот уже и бывшая улица… Разросшаяся сирень выползла на дорогу, трава вымахала, несмотря на начало лета, по пояс. Притаился за толстым стволом старого, наполовину сухого дуба, стал наблюдать, что творится на бывшем подворье.

Незнакомый голос бубнил что-то невнятное. Послышались шаги. В дверном проеме появился молоденький паренек. Один, без ружья. Как только паренек сошел с крыльца, неясная тень метнулась из куста сирени, послышался глухой удар, парень упал как подкошенный под ноги рослого мужчины в драном армейском камуфляже с автоматом в руках. Мужчина постоял секунду, прислушиваясь, ящерицей скользнул в дом, и секунду спустя истошный женский крик разорвал тишину.

Тарас больше не медлил. Вбежал в дом — и в первое мгновение словно ослеп. Остановился. Едва глаза привыкли к полумраку, бросился на шум борьбы в соседнюю комнату. Мужик в камуфляже рвал одежду на женщине, распростертой на полу, та пыталась сопротивляться, но силы были неравными. Тарас взмахнул ружьем и с силой опустил приклад на заросшую шею мужчины. Тот утробно хрюкнул, завалился вперед, придавил своей тяжестью девушку. Переведя дыхание, старик оттащил мужика, ногой отбросил автомат, склонился над девушкой.

— У тебя все в порядке? Идти можешь?

— Вы кто? Вовчик где? — вместо ответа, спросила сквозь слезы девчушка, судорожно пытаясь запахнуть на себе разорванную одежду.

— Вставай, уходить нужно. Найдется твой Вовчик, — потянул ее за руку Тарас.

Вышли из дома. Вовчика у крыльца не было. Тарас качнул головой и, не выпуская руку девушки, потащил ее по заросшей улице в сторону леса. Девушка была в шоке, послушно семенила за ним. Но едва они взобрались на пригорок, за которым начинался бор, уперлась и снова начала спрашивать о Вовчике.

— Стойте, туда нельзя, мы Вовчика потеряли! Его нужно найти, он неприспособленный. Пропадет!

— Идем, сбежал твой Вовчик, — объяснил Тарас. — Не найти его, а нам уходить нужно. Если тот с автоматом очухается, несдобровать.

— А кто вы такой? Вы что? Живете здесь?

— Да, живу, меня Тарасом зовут, для тебя дед Тарас. А ты кто такая, как в Зоне оказалась?

— Я Янка, мы вместе с Вовчиком сюда добрались, у него неприятности. Пересидеть нужно.

— Понятно, у него неприятности, а ты с ним пересидеть решила. Родители-то в курсе, что ты здесь находишься?

— Нет, мы сбежали. Но это не важно. Я записку маме оставила, что вернусь!

— Янка, ты совсем глупая или только прикидываешься? — изумился Тарас. — Отсюда дороги нет, только на тот свет.

— Как — нет? Мы же сюда приехали! Значит, и обратно можно! — недоверчиво хихикнула Янка.

— А деньги у тебя есть на обратную дорогу? Ладно, хватит, идти нужно. Нам еще через лес пробираться, это небезопасно.

— Почему? Почему через лес? Там Вовчик остался! — опять заскулила девушка. — Его нужно найти!

— Пойми, Янка, нельзя сейчас, я твоего Вовчика завтра искать буду. Нам бежать нужно. Не дай бог, Тварь на охоту выйдет. Тогда не спастись!

До дома Тараса они почти бежали. Только заложив тяжелую дубовую дверь толстенным брусом, старик немного успокоился. Куда-то подевалась вся его прыть. Он по-стариковски шаркал ногами, что-то невнятно бормотал. Вообще, старый охотник сделался совсем иным, нежели там, в лесу. Достал из печи чугунок с отварной картошкой, принес начатый каравай черного, как земля, хлеба и шматок солонины.

— Садись, Янка, поедим. Старуха моя как померла, так я уже и не готовлю ничего особенного. Ты, девка, не серчай. Поищу я твоего дружка. Но ночь уже начинается, а ночью тут из дома выходить нельзя. Пропадешь ни за грош.

— Вы давно здесь живете, дедушка Тарас? — дрожащим голосом поинтересовалась девушка.

— Да, почитай, без малого двадцать годков. Раньше у нас знатные места были, даже медведи водились, аккурат в моем лесхозе. А теперь Тварь по ночам бродит.

— И что, все двадцать лет — один? — Янка изумленно посмотрела на старика.

— Нет, что ты, девка, с женой, с Машей. Да только померла она. Схоронил я Марию Станиславовну. Доконала ее лихоманка. С тех пор один как перст. Ну да ничего, скоро и мне в последнюю дорогу собираться.

Янка подметила, что дед Тарас в доме даже говорить стал по-стариковски, совсем не так, как там, в заброшенном селе, где голос был пусть и глухой, но четкий, а слова, как команды, отрывисты. Старый замшелый дом будто менял его, делал мягче и слабее.

Эльза без особых проблем, со знанием дела подобрала необходимое снаряжение: легкий австрийский спальник, прочные высокие ботинки, камуфляж. Казимир тем временем запасся продуктами, котелком, различными мелочами, которые облегчают жизнь путешественнику. Загрузили покупки в машину, проехали еще с полсотни километров, наконец добрались до небольшой деревеньки у самой границы Зоны. Казимир легко договорился с хозяйкой одной из хат, загнал машину во двор и за полчаса превратил в аккуратный стог сена.

Эльза не спала на сеновале с самого детства. Одуряющий запах свежего сена убаюкивал, но сразу уснуть не удалось. Рядом посапывал Казимир, она чувствовала его приятное тепло, но мыслями была в Зоне. Эльза сама толком не знала, где искать тот объект, который явственно зафиксировали на снимках из космоса. Определенную сложность представляло и то обстоятельство, что замечали объект, как правило, в сумерках, а снимки, сделанные в ИК-диапазоне, хоть и давали много весьма точной информации, судить о реальном облике Твари не позволяли. Именно Эльзе предстояло найти и отснять Тварь, а также представить доказательства непредвиденных мутаций в Зоне. Нужно заставить и простых людей, и ученых по-новому взглянуть на проблемы, вызванные катастрофой. У нее не было готового решения, как именно поступить с Зоной, но она должна была доказать, что в ней, возможно, таится весьма серьезная угроза для Европы. Эльза считала это своим долгом. Вот и сейчас, восхитительной теплой июльской ночью, она думала о предстоящем рейде. Но постепенно сон все же овладел ею.

А утро началось с бодрого крика петуха в предрассветной тиши. Звонкий, чуть хрипловатый, победный клич возвестил о приближении рассвета. Отвыкшая от сельской жизни Эльза распахнула глаза. И крайне удивилась, увидев прямо перед собственным носом густо поросшую черным волосом мужскую грудь. Во сне она не заметила, как уютно пристроила на плечо Казимира голову, обняла его, прижалась к нему всем телом, даже ногу на него закинула. Но больше всего ее изумило то, что она чувствовала бедром. Рядом с ней лежал мужчина в самом расцвете сил.

— Проснулись? — чуть севшим от волнения голосом спросил Казимир, но не сделал ни малейшего движения, чтобы встать.

— Не знаю еще. Петух закричал. Боже, хорошо-то как! — промурлыкала Эльза, не спеша освобождать Казимира из своих объятий. Наоборот, она, как кошка, потерлась о него, затем откинулась на спину и сладко, до хруста в костях, потянулась. — Сто лет так не спала. Вроде и недолго, а отдохнула замечательно. Когда мы выходим?

— Умоемся, позавтракаем — и вперед.

— Тогда встаем! — с решимостью в голосе и с той же мечтательной улыбкой на губах сказала Эльза и энергично села.

Рассвет только загорался на востоке, клочья тумана поднимались из низин. Эльза бодро шагала вслед за Казимиром, оставляя темный след на росной траве. Шаг за шагом они приближались к выбеленным временем столбам с обрывками колючей проволоки. Перед ограждением Эльза остановилась — вроде чтобы поправить лямки рюкзака, на самом деле — чтобы глотнуть воздуха перед прыжком в неведомое. Казимир остановился, внимательно посмотрел ей в глаза, но не сказал ни слова. Он сам переживал нечто подобное в прежней жизни, когда ясно осознавал: там, впереди, смертельный риск, но только ты можешь выполнить порученную тебе работу. И от твоей ловкости, от твоего умения зависит, выживешь ли ты, вернешься ли ты назад.

До самого обеда шли по поросшим высокой травой полям, сосновым лесам, потом остановились на привал на берегу неширокой речки. Казимир развел небольшой костер, повесил над огнем котелок и стал колдовать над немудреным обедом. Эльза в очередной раз подогнала и поправила снаряжение, отошла немного в сторону и, сбросив с себя одежду, решила, не теряя зря времени, смыть дорожную пыль и пот.

Песчаное дно отлично просматривалось сквозь чуть буроватую воду. Эльза осторожно вошла в реку. Струи ласкали кожу, обтекали ее стройное сильное тело. От удовольствия она улыбнулась, подставив солнечным лучам лицо. Окружающую тишину нарушал только стрекот кузнечиков в прибрежной траве. Эльза сполоснула лицо и поплыла к противоположному берегу. Течение немного сносило ее вниз, но она не обратила на это внимания, уверенно поплыла к нависшему над водой дереву. Слева виднелся склонившийся у костра Казимир, их разделяло не более тридцати шагов. Эльза словно опомнилась и резко повернула обратно. «Совершенно не нужно смущать его, еще в самом деле решит, что я купаюсь обнаженной только для того, чтобы его соблазнить, — подумала она, поднимаясь против упрямого течения к тому месту, где оставила одежду. — Достаточно того, что обнимала его во сне, и так мог подумать невесть что». Она постирала белье, развесила его на кустах и стала безмятежно греться в лучах полуденного солнца. Ей не верилось, что в тихом сказочном мире может существовать зло.

Стайка утят под командованием мамаши-утки выплыла из тростников и направилась к нависшему над водой дереву, тому самому, к которому не доплыла Эльза. Утки были как раз на середине реки. И вдруг вода вскипела. Из глубины высоко взметнулось длинное темно-пятнистое тело и с шумом обрушилось на утят. И через секунду на поверхности остались одинокие перышки. Вся стайка вместе со взрослой уткой просто исчезла. Ошеломленная Эльза смотрела на воду и не могла понять: что за чудовище в один миг проглотило весь выводок?

— Эльза! Вы где? — донесся взволнованный крик Казимира.

— Здесь, сейчас иду! — ответила она, натягивая камуфляжные брюки.

Нацепила майку, схватила в руки непросохшее белье и ботинки, бегом вернулась к костру.

— Что это было, Казимир?

— Не представляю. Здесь не может быть такого крупного хищника. Иногда на уток нападает крупная щука, но я не могу представить себе щуку такого размера. Она сожрала весь выводок вместе с мамашей-уткой! У меня к вам просьба. Впредь не купайтесь в таких местах.

— Вы меня видели?

— Разумеется. Прошу вас, будьте осторожны, неизвестно, кого мы еще можем повстречать.

— Хорошо, Казимир, — мгновенно согласилась она. — Считайте, что мы договорились. Скажите, а вас ведь раньше близкие друзья называли не по имени, верно?

— Что вы имеете в виду?

— Тот человек, который посоветовал обратиться к вам за помощью, называл вас Локис.

— Интересно. — В глазах Казимира мелькнули веселые огоньки. — Выходит, мы с ним действительно были хорошо знакомы. Найдется не больше десятка людей, которые знают наше родовое имя. Видите ли, Эльза, Локис — это не кличка и не псевдоним, это как бы второе имя. Таков обычай, очень древний, идущий еще с дохристианских времен. В нашей семье он сохранился вопреки всему.

— Уж не из того ли вы рода, который описал в свое время Мериме? — улыбнулась Эльза.

— Нет, не думаю. Мериме написал сказку. Но Локис — это действительно медведь. Причем очень непростой. Присаживайтесь к столу, обед готов.

— Можно я тоже буду называть вас Локисом?

— Что ж, — согласился он, — если вам так будет удобнее…

Когда Вовчик выходил из старого запущенного дома, он споткнулся, — приклад автомата едва коснулся головы. Но испуг был силен, он рухнул на траву и на мгновение потерял сознание. Через секунду кто-то еще скользнул в дом вслед за призраком в камуфляже. Вопила Янка. Но у Вовчика даже и мысли не мелькнуло броситься ей на помощь. Он вскочил на ноги и бросился бежать. Остановился тогда, когда дыхание стало вырываться из груди тяжкими хрипами, а перед глазами поплыли разноцветные круги. Со всех сторон его обступили огромные деревья, в полумраке что-то поблескивало. То ли чьи-то глаза, то ли огоньки. Обессиленный Вовчик сел, прислонился к стволу сосны и закрыл глаза. Он готов был умереть. Сил бежать или ползти у него не было.

…Разбудила его утренняя прохлада. Было еще довольно темно. Мрачные деревья шелестели кронами высоко над головой. Рядом с ним что-то шуршало. Страх снова мерзким холодком наполнил желудок. Вовчик вскочил, скрючившись, посидел, затем поднялся и побрел на непослушных подкашивающихся ногах дальше. Куда идти — ему было абсолютно все равно. Он не знал, где находится, не представлял, куда пойдет и что с ним будет дальше. Голод и страх гнали вперед. Когда солнце поднялось достаточно высоко, впереди между деревьев показался просвет. Вскоре Вовчик выбрался на обширную поляну. За ней поблескивала на солнце река. На берегу виднелись какие-то строения.

Вовчик подошел поближе и понял, что там есть люди. Ветер принес аппетитный запах жареного мяса и дымок костра. Он ускорил шаг и вскоре уже смог рассмотреть несколько человеческих фигур на берегу у небольшого костра. Вовчик схоронился за кустами, некоторое время наблюдал за людьми. Их было четверо. Все одетые в какие-то несусветные лохмотья и явно одичавшие, они с аппетитом поедали жареное мясо. От голода у Вовчика подвело живот, начала кружиться голова и стало откровенно подташнивать. Не выдержав пытки голодом, он встал и направился к людям.

Приближающегося Вовчика первым заметил мужчина, сидящий на корточках у костра.

— Во блин! Ты кто, пацан?

— Вовчик, — с готовностью ответил Вовчик. — Я заблудился.

— Прикольно, в Зоне — и заблудился! Да тут же всюду указатели висят! — захохотал самый молодой из мужиков. — Откуда ты такой взялся?

Вовчик стоял перед хохочущими мужиками и не знал, как себя вести. В своей стае он пусть и не был вожаком, но занимал не последнее место, а тут сразу же стал никем. Его могли избить, унизить, даже убить, но голод туманил мозг.

— Мне бы поесть немного, я только чуть-чуть, — взмолился он.

— А мы типа жрать не хотим? Иди воруй, помойки оттаяли! — откликнулся молодой.

— Фильтруй базар, Клоп. Дай малому пожрать. А то сам лопнешь, — вмешался мужчина постарше.

— Да ладно, Серый, я же шуткую, — проворчал Клоп и швырнул Вовчику под ноги кусок мяса. — Жри, малой.

Вовчик жадно схватил кусок, не отряхнув прилипших на него соринок, давясь, укусил. Мясо было жестким, немного подгоревшим, местами совсем сырым, но Вовчик не замечал ничего. «Как клево, что я повстречал добрых мужиков! Теперь ничего не страшно!» — подумал он, облизывая грязные пальцы.

— Давай бухти, малой. Откуда сбежал? — спросил Серый, когда Вовчик облизал пальцы.

Вовчик понял, что шутки кончились, и поведал мужикам свою историю… Умолчав при этом о том, что случилось с Янкой…

Голова горела, словно ее засунули в огонь. Но стоило Гвоздю пошевелиться, боль ударила в позвоночник. Очень осторожно он дополз до стены и сел. Темнело. Где-то рядом поскрипывала дверь. В доме, судя по всему, никого не было. Последнее, что он помнил, — мягкое тело девчонки, которая судорожно билась под ним. Затем вместе с болью в затылке на него обрушилась темнота… Как же он так оплошал, ведь бил прикладом наверняка! Выходит, промазал. Автомат? Вон он — тускло поблескивает в углу. Гвоздь на четвереньках подполз к оружию. Магазин на месте, патроны на месте. Снял с предохранителя, убедился, что патрон в патроннике. Значит, автомат не тронули. Странно… Пацан по идее должен был забрать «калаш». Почему же не забрал? В доме оружия не было. Гвоздь не мог ошибиться. Девка была, а стволов не было точно. От боли тошнило. Гвоздь примкнул магазин, опираясь на стену, вышел из дома. Солнце давно опустилось за кромку леса. Постоял на крыльце, вернулся в дом. В полумраке осмотрел поклажу сбежавшей парочки. Консервы! Свежий хлеб! Сыр! И даже — бутылка настоящей водки! Здорово! Сегодня будет пир! Не удержавшись, откупорил бутылку, жадно припал к горлышку. Опорожнил ее почти до половины, разломал хлеб, долго нюхал, наслаждаясь почти забытым запахом. Туземцы почти не пекли настоящий хлеб — чаще ржаные лепешки, а этот был то, что надо, с кисловатым дрожжевым запахом, черный, необыкновенно вкусный. Достал из ножен штык-нож, вскрыл банку рыбных консервов, незаметно для себя съел ее всю сразу, затем куском хлеба вымакал досуха томатный соус — и снова припал к бутылке. Допил водку, привалился к стене. В голове приятно шумело. Опьянение было совсем другим, чем от местной самогонки, которую иногда удавалось добыть у аборигенов. Гвоздю давно не было так хорошо. Внутри стало тепло, никуда не хотелось идти. Гвоздь подоткнул под голову сумку сбежавшей парочки, улегся поудобнее и уснул.

…Ему приснился Гнус, бегущий по лесу и разевающий рот в безмолвном крике. Следом за ним неслось нечто огромное, страшное. Оно настигало Гнуса, с каждым шагом становясь все больше и больше. Лицо Гнуса было совсем белым, глаза вылезли из орбит и тряслись на гибких стерженьках перед лицом. Глаза периодически выворачивались назад, пытались разглядеть догоняющее его чудовище. При этом синие и красные, как в школьном учебнике, кровеносные сосуды на поверхности глазных яблок выглядели особенно жутко. Внезапно невероятно громкий, рвущий барабанные перепонки крик ударил по ушам.

Гвоздь вскочил, растерянно оглянулся по сторонам. Мрачный заброшенный дом заполняла рассветная серость. Гвоздь поежился от утренней прохлады и с сожалением посмотрел на пустую бутылку. Раскромсанный хлеб на полу он быстро собрал и съел. Перекопал сумку, обнаружил две пачки сигарет и кучку ни на что не пригодных тряпок. Мужские шмотки ему были откровенно малы, а женские приспособить к чему-то было невозможно. Съев половину сыра, Гвоздь собрал остатки продуктов в сумку, блаженно закурил. В целом вылазка удалась, хоть не получилось трахнуть девку, добыча оказалась необыкновенно хорошей. Докурил сигарету, ощутил, как голова поплыла. Стряхнул с себя наваждение и желание остаться подольше в доме, взял автомат, забросил за плечо сумку, двинулся в направлении уже ставшей родной избушки.

Роса скоро промочила разбитые ботинки, но Гвоздь уже привык не обращать внимания на подобные мелочи. Он размеренно шагал по лесу, прислушивался к шорохам и звукам. Вот впереди весело зажурчала речка. Осталось пройти не больше сотни шагов. Что-то вдруг напрягло Гвоздя. Зверь почуял зверя. Сухо щелкнул затвор. Притаившись за разлапистой сосной, Гвоздь некоторое время прислушивался. Со стороны избушки донеслось довольное чавканье. Там что-то было.

Локис сверился с картой и повел Эльзу вдоль реки. Чем дальше они углублялись в Зону, тем больше странного встречалось на пути. На заболоченных участках обычная росянка достигла невиданных размеров и способна была поглощать не только мелких насекомых, но и птиц. Привычный вьюнок, оплетавший деревья, превратился в настоящие лианы; заросли лопуха возносили свои огромные листья выше человеческого роста. А когда, ближе к вечеру, на пути попался ежик, от неожиданности Локис сорвал с плеча карабин. Колючее животное показалось огромным — оно достигло полуметра в длину.

Поднялись на песчаный пригорок, поросший редкими соснами, остановились на ночлег. Локис установил палатку камуфляжной раскраски, занялся костром. Эльза спустилась к небольшому быстрому ручью, умылась и набрала в котелок воды. Когда Эльза вернулась к бивуаку, Локис посмотрел на нее как-то очень странно. Она смутилась и отвела глаза. Казимир был скован весь вечер и после ужина долго курил у затухающего костра. Завернувшись в мягкий спальник, Эльза слышала, как он ходил вокруг, как спускался к ручью, как, посвечивая себе фонариком, снова и снова обходил палатку, хрустел валежником. Она решила, что Локис взволнован ее присутствием и не может решиться прийти в палатку, сделала вид, что спит, когда он, откинув полог, заглянул внутрь.

Забравшись в спальный мешок, Локис негромко вздохнул. День выдался относительно простой, но то, что предстояло в дальнейшем, таило серьезную угрозу. Даже те мутации, с которыми они столкнулись, только войдя в Зону, настораживали. Чего стоила одна щука длиной более полутора метров! А мирный ежик с дикобраза ростом! Ничего подобного Локис не видел. Теперь он расставлял ловушки и был готов принять бой с любой нечистью, порожденной катастрофой. Положив руку на карабин, он забылся чутким, тревожным сном. Чувство опасности, много раз выручавшее в серьезных ситуациях, не позволяло расслабиться.

Проснулась Эльза оттого, что спина замерзла даже в теплом австрийском спальнике. В палатке, кроме нее, никого не было. Кое-как протерла глаза. Накинула камуфляжную куртку, выглянула из палатки. Локис возился у костра. Карабин стоял рядом, у дерева, в котелке уже что-то варилось. Из небольшого зеленого, сильно закопченного армейского котелка по поляне растекался одуряющий аромат свежесваренного кофе.

— Привет, — сказала она, выползая из палатки. — Ты давно встал?

— Нет, не больше часа назад. Как ты спала? Хорошо отдохнула?

— Спасибо, замечательно. А кофе уже можно?

— Ты начинаешь день с кофе?

— Обычно — да. А что, это противозаконно? Ну, так как насчет кофе?

— Пей, конечно. Сейчас завтрак будет готов, собираемся — и вперед.

Эльза налила в кружку кофе, присела у костра. Локис, не обращая на нее внимания, начал собирать палатку, укладывать рюкзак. Он все время старался держаться спиной к костру. Лишь когда Эльза допила кофе, взяла полотенце и зубную щетку и направилась к ручью, он прервал молчание:

— Эльза, ты, пожалуйста, не отходи далеко. Лучше меньше скромничать, но не рисковать. Места здесь не слишком спокойные.

— Что ты хочешь сказать?

— Только то, что сказал, твоя Тварь может оказаться реальностью.

— Ты что-то видел? — взволнованно спросила Эльза.

— Нет, к счастью, пока нет, но осторожность не помешает. Умывайся и приходи завтракать, у нас сегодня большой переход.

Путь в самом деле оказался трудным, потянулись заболоченные еловые леса. Местами приходилось брести по пояс в теплой вонючей жиже, затянутой зеленой ряской. Под ногами чавкало, и ботинки словно прирастали к вязкому дну. Когда к обеду они выбрались на небольшой сухой островок, первым желанием Эльзы было упасть на землю и больше никуда не идти. Но Локис взял ее за руку и тащил еще с полкилометра, пока не вывел на берег реки. Оставив Эльзу отдыхать, обследовал небольшой заливчик. Убедился, что в нем нет опасной живности, и жестом подозвал спутницу к себе.

— Давай, можешь здесь сполоснуться, пока я присмотрю за рекой. Потом сменишь меня.

— Локис, у меня даже купальника нет! — воскликнула Эльза, сообразив, что придется раздеваться догола прямо при Казимире.

— У меня тоже, но если ты предпочитаешь ходить покрытой коркой болотной грязи, дело твое.

— Только ты, уж будь добр, не пялься на меня. Мне неудобно!

— Эльза, мне не пятнадцать лет, — отмахнулся Локис, — и голых женщин я видел предостаточно, просто не обращай на меня внимания.

Поглядывая на застывшего с карабином в руках Локиса, Эльза торопливо сбросила с себя провонявшую болотом одежду и вошла в воду. Чистый заливчик мгновенно побурел от болотной грязи. Эльза старательно смыла с себя начавшую подсыхать корку и, уже не обращая внимания на спутника, выстирала свои вещи, потом, выйдя из воды, развесила их на ближайших кустах.

— Теперь твоя очередь сторожить. Ты карабином пользоваться умеешь? — совсем рядом раздался голос Локиса.

— Ты редкостный мужчина! — с ноткой восхищения отозвалась Эльза. — Представь себе, умею. Иди, смывай свои грехи.

Нагая, как амазонка, она с оружием в руках заняла позицию, на которой до этого находился Казимир, и стала пристально следить за водной гладью. Локис вошел в воду прямо в камуфляже, разделся в воде, выстирал всю одежду, выбросил ее на траву и занялся собой. Эльза искоса поглядывала на него и не находила изъянов в подтянутой, совершенной мужской фигуре. В какой-то момент она замечталась и не заметила, как он исчез из залива. Растерянно огляделась по сторонам, увидела, как за кустами, там, где они сбросили рюкзаки, поднимается легкий дымок. Выругавшись про себя, по-прежнему сжимая в руках карабин, направилась к стоянке. Локис, уже в шортах, пристраивал над костром котелок. Стараясь лишний раз не шуметь, Эльза вытряхнула содержимое своего рюкзака, торопливо натянула на себя длинную майку. Чувствуя себя вполне защищенной, опустилась на землю рядом с костром и задумалась.

Подумать было о чем. Локис явно был крайне напряжен, но пока не высказывал собственных опасений. Она не знала, стоит ли его спрашивать, что именно его волнует. Она сама понимала, что все в этих местах не укладывается в привычные рамки. Если ежик вырос до таких гигантских размеров, каким может стать волк? То, что они по очереди охраняли друг друга во время купания, было в общем-то правильно. Пока они добирались до этих мест, Эльза уже отсняла больше тридцати минут уникального видео. Но насколько они приблизились к своей цели, она не знала.

— Локис, а где мы находимся? — спросила Эльза, разворачивая карту.

— Приблизительно вот здесь, в этой излучине. Нам сегодня желательно добраться сюда. Это как раз граница обитания твоей Твари. Ночью не хотелось бы оказаться поблизости с ней, поэтому остановимся где-то в этом районе. И река будет под боком, и Тварь там ни разу не появлялась, судя по снимкам.

— Сколько нам еще идти по болоту? Локис устало улыбнулся:

— Нет, не волнуйся, по болоту мы не пойдем, будем двигаться вдоль реки.

— Послушай, вот здесь, как я понимаю, дорога, почему бы не пройти по ней?

— Эльза, ты очень хочешь нарваться на патруль? Здесь практически нет постоянных поселений, но патрульные машины периодически появляются. Думаю, что детекторы у них есть. А это значит, что любой биологический объект массой более тридцати — сорока килограммов в радиусе километра они заметят. Мы услышим машину, но не успеем убежать.

— Но мне говорили, что в Зоне живут люди!

— Да, живут, и довольно много, но они, как правило, скрываются в труднодоступных местах. Да и люди здесь в основном из тех, которые не слишком уважают писаные законы.

— Ты хочешь сказать — преступники?

— Почему так категорично? Хотя есть и беглые преступники. Думаю, тут поселился разный люд, у каждого на то свои причины. Не нам их судить. Давай миску, кажется, готово.

Пока они обедали, одежда практически высохла, лишь пропитавшиеся водой ботинки оставались влажными. Эльза вскинула рюкзак на спину и тяжело выдохнула. Плечи, за прошедшие полтора дня натертые лямками, заныли. Она оглянулась на Локиса, стиснула зубы, сделала первый шаг и едва не пошатнулась — ноги упорно не хотели слушаться.

Янка проснулась, когда было уже совсем светло. Который час — она не знала. Ее часы остановились вчера. Она ударила их во время борьбы с тем мужиком в камуфляже, который пытался ее изнасиловать. В старом огромном доме стояла тишина. Быстро одевшись, Янка вышла в соседнюю комнату и остановилась у стола. Радостный солнечный свет заливал чистый деревянный пол, бревенчатые, потемневшие от времени стены. Воздух, настоянный на аромате сосны, бодрил и веселил душу. На пожелтевшем клочке бумаги простым карандашом старческим корявым почерком было написано:

«Янка, я ушел искать Вовчика. Ничего не бойся. Завтрак на столе. Вернусь к вечеру. Тарас».

Под чистой холстиной на столе оказались глубокая миска с вареной картошкой, кусок солонины и кружка кислого молока. Янка поела и, хотя молоко оказалось несколько странным на вкус, с удовольствием его выпила. Вымыла посуду, убрала ее в старомодный буфет, обнаружила несколько катушек ниток и иголки. Привела в порядок изорванную одежду. Заштопала и зашила кое-что из вещей деда Тараса. Убралась в огромном доме. До самого обеда не сидела без дела. Проголодавшись, достала из печи чугунок с картошкой, доела остаток солонины. Наносила воду в огромную деревянную кадушку, перестирала свои и Тарасовы вещи. Развесив их на солнцепеке, присела отдохнуть на крыльце, завернувшись в старенькую простыню.

Быт, несколько отличный от того, к которому она привыкла дома, не слишком смущал. Девушка притерпелась к скромной жизни. Деньги в их семье никогда не были лишними. Хотя родители были довольно молоды, жили тяжело. Завод, где они когда-то вместе работали, давно закрылся. Мама устроилась продавщицей на рынок и одно время зарабатывала вполне прилично. Отцу пришлось труднее. Он яростно хватался за любую возможность заработать, пока его, молодого в общем-то мужчину, не свалил инсульт. Долгие полгода Янка вместе с мамой выхаживали его. Болезнь отпускала нехотя, но в конце концов отпустила. Понемногу отец стал ходить, а еще через три месяца устроился на работу. Платили мало, но для их семьи любая копейка имела значение. Янка и сама не привыкла сидеть без дела. С двенадцати лет все свободное время проводила за швейной машинкой. Помогала маме: шила фартучки, ситцевые платьица для маленьких девочек. По договоренности с хозяином мама продавала их на рынке. Так и жили втроем, помогая друг другу. До тех пор, пока Янка не познакомилась с Вовчи-ком. Яна тогда пошла на дискотеку с подружкой. Так случилось, что самый веселый парень из большой шумной компании обратил на нее внимание. До этого даже на школьных вечеринках ее никто особенно не замечал. Всего-то пару раз ей довелось потанцевать с одноклассниками. Парни предпочитали более ярких и раскованных девушек, а тут такой молодец не просто выделил ее из толпы, а не отходил ни на шаг. Они танцевали. Янка была на седьмом небе от счастья. Одно смущало: от Вовчика явственно потягивало спиртным. Отца Яна никогда не видела пьяным, так что особого страха не ощутила. После дискотеки Вовчик вызвался проводить ее домой.

Впервые в жизни Янка шла под руку с парнем по ночной улице. Как она была горда собой, не рассказать! Через день Вовчик позвонил. Так они начали встречаться. Мама заметила перемену в настроении дочери, серьезно поговорила с ней. Нет, она не запретила гулять с Вовчиком, просто посоветовала быть осторожнее. Не запугивая, мама приоткрыла завесу тайны над отношениями между мужчиной и женщиной. Объяснила, чего нужно опасаться. Потому, когда это случилось, Янка оказалась готовой. А случилось это вскоре после Нового года. Они с Вовчиком встречались почти месяц. Погуляв по холодным улицам, зашли к нему домой — погреться. Вовчик предложил выпить. Янка наотрез отказалась. Вовчик настаивал. Затем выпил стакан водки и полез к ней целоваться. Целовались они и раньше, но совсем не так. В какой-то момент он словно озверел. Больно сжал грудь, стал расстегивать на Янке джинсы. Янка сначала в шутку, а потом всерьез пыталась его остановить. Но было поздно. Вовчик ничего не соображал. Янка поняла безвыходность положения и вспомнила советы мамы. Она согласилась на близость, но только с презервативом. У Вовчика презерватива не было. Он стал настаивать и кричать. Тогда Яна вытащила из сумочки тот, который дала мама.

Все произошло быстро и совсем не так, как она себе представляла. Было немного больно, Вовчик сопел в ухо. Потом как-то разом обмяк, навалился на нее. Видеокассета, валявшаяся на диване, больно уперлась в спину. И все. Никакой радости, никакого удовольствия. Вовчику, похоже, было очень хорошо, только это немного и утешило Яну. Ну что же, мама говорила, это не всегда доставляет огромное удовольствие. Только со временем женщина начинает чувствовать. Стоя под душем и смывая кровь, Яна смирилась с тем, что произошло. По крайней мере, это произошло с парнем, которого она любила, а не в подворотне с первым встречным. Рассказы подружек тоже не походили на то, что испытала она.

Когда Яна вернулась домой, она все рассказала маме. Девушка была готова выслушать упреки, угрозы, оскорбления, но ничего этого не последовало. Мама вздохнула, посожалела и попыталась успокоить дочь. Только позже Яна поняла, сколько боли она причинила матери в тот вечер.

А Вовчик изменился. Стал внимательнее, заботливее, но и требовательнее. Теперь это случалось с ними один-два раза в месяц. В конце концов Янке даже стало интересно, а потом, пожалуй, и приятно.

Она мечтала о том, что после школы окончит швейное училище, станет замечательной портнихой, у нее будет множество клиенток, которые станут заказывать роскошные эксклюзивные наряды. А пока — шила для знакомых, зарабатывала пусть небольшие, но деньги. Когда с Вовчиком случилась беда, Янка ничего не сказала маме. Впервые скрыла от нее то, что напрямую касалось ее самой. Убегая с Вовчиком, думала о том, что отвечает за него. Хотя уже понимала, насколько ее любимый парень не приспособлен к реальной жизни, Яна приняла решение помогать ему до конца. Единственное, что она сделала вопреки Вовчику, — взяла с собой деньги, которые заработала сама, сидя за швейной машинкой, но не тронула деньги родителей. Оставила маме записку, просила не беспокоиться, обещала вернуться к осени.

Сейчас она ожидала возвращения деда Тараса и надеялась, что ее непутевый Вовчик найдется. Тарас в самом деле в лесу менялся, становился быстрым, чутким, осторожным, будто в него вселялся зверь. Поутру, пока еще не встало солнце, добрался до заброшенного села. Чужак был в доме, Тарас почувствовал его присутствие, едва приблизился к жилью. Не желая рисковать, осторожно пробежал вокруг, попытался отыскать следы. После недолгих поисков обнаружил то, что искал. Вот он — след незнакомой обуви! Бросился в том направлении, куда рванул перепуганный Вовчик. Дошел до леса. Тут начались трудности. Беглец петлял, словно заяц, то бросался в буреломы, то возвращался: по собственному следу. К обеду, вконец вымотавшись, Тарас потерял след. Пришлось возвращаться домой без Вовчика. Одно успокаивало Тараса, далеко беглец уйти не мог. Вовчик совершенно не ориентировался в лесу, ходил кругами. Оставалось надеяться, что, если парень не наткнется на Тварь, рано или поздно найдется. Уж по сломанной ветке или отпечатку ноги Тарас его отыщет. Не зря ведь он всю жизнь прожил в этих местах!

По краю болота Тарас вышел к реке. Уже больше года он здесь не был. Широкое полноводное русло медленно несло бурую воду на юг. Жилище Тараса находилось на одном из бесчисленных притоков, километрах в пятнадцати по прямой от того места, где он находился. Неожиданно ветерок принес запах дыма. Перехватив поудобнее ружье, Тарас начал приближаться к берегу. Вышел на место недавней стоянки людей. Судя по следам, их было двое: мужчина и женщина. На песке сохранились следы босых ног. Очевидно, мылись в реке, стирали одежду, похоже, пришли сюда через болото. Возле дерева остался след от приклада. Последнее время в Зоне начали появляться разные люди, и далеко не все — с благими намерениями. Кто эти двое, было совершенно непонятно, более того, неясно, что привело их в места, где каждый шаг сопряжен с риском. Не раздумывая, Тарас пошел по следу загадочной парочки.

Через час он нагнал их: двое в камуфляже, с рюкзаками, женщина едва идет, вероятно, в пути достаточно долго. У мужчины на плече оружие, поблескивает солнце на вороненом стволе. Идет уверенно, выбирает самый лучший путь, но не охотник, шаг другой, скорее военный. Держась на безопасном расстоянии, Тарас шел за ними почти до вечера. Понаблюдал издали, как мужчина привычно установил палатку, и направился домой. Ему совсем не нравилось, что поблизости от его жилья стали появляться чужаки. Нужно было предпринимать какие-то меры для защиты, но вот какие — непонятно.

Солнце почти скрылось, когда Тарас подошел к бывшему лесничеству. На крылечке, отмахиваясь веточкой от комаров, его ждала Янка.

— Так ты говоришь, от ментов рванул? — переспросил Серый. — На зону, значит, не захотел?

— А кто туда хочет? — немного испуганно сказал Вовчик.

— На зону не захотел, а девку, значит, почем зря положил?

— Случайно так получилось, я же не хотел ее убивать!

— Понятно, ты розочку ей подарить хотел! А она сдуру не ручками нежными ее приняла, а горлышком, шейкой лебединой. Так, что ли?

— А вы не прокурор, чтоб меня обвинять! — вскинулся Вовчик и тут же рухнул на землю, хрипя разбитым горлом.

Серый потер кулак и, пнув ногой в бок скорчившегося Вовчика, сказал:

— Ты, малой, не дергайся, не люблю я этого. Я здесь и прокурор, и судья, и палач. Это чтобы ты сразу понял, быть тебе, малой, вечной шестеркой, а дернешься, вовсе опущу, петухом сделаю.

К вечеру, когда все как по команде начали собираться, Вовчик, не говоря ни слова, поднял мешок с остатками еды и побрел вслед за мужиками. Он уже многое понял — и куда попал, и кем были встретившиеся ему люди. Многое объяснили обрезы охотничьих ружей у Серого и еще у двух мужиков. То, что жизнь не стоит в Зоне и ломаного гроша, Вовчику стало понятно еще вчера, когда, едва выйдя из дома, он получил удар прикладом автомата прямо в голову. Чужак даже не спросил, кто перед ним стоит, он просто хотел его, Вовчика, убить.

В темноте вышли к околице какой-то деревеньки. Притаились в темноте и ждали, пока не погас последний огонек в окне крайнего дома. Затем двое — Хруст и Ваня — направились во двор, а Серый вместе с Клопом и Вовчиком подперли дверь дома. Собака залаяла и бросилась на Клопа, но тот, ловко приняв ее на тускло блеснувший в ночи нож и мгновенно зарезав, кивнул Вовчику, чтобы тот засунул еще теплую, истекающую кровью тушку в мешок. Из хлева донесся душераздирающий визг поросенка. Окно слева от двери приоткрылось и полыхнуло длинным пламенем: громыхнул выстрел. Серый, не целясь, выстрелил в ответ. Тяжелая ставня захлопнулась. В хлеву теперь слышалась только возня, поросенок больше не визжал. В доме кто-то матерно кричал, но ушли они без потерь. Вылазка принесла желанную добычу: небольшого поросенка и тщедушную собаку. Отойдя с пяток километров, разделали туши и, разложив кровоточащие куски мяса по мешкам, потянулись в глубь леса. Рассвет еще не наступил, когда на одном из поросших соснами холмов группа дружно кинула мешки на хвою у входа в неприметную землянку. Вовчик окончательно осознал: теперь это его дом. Навсегда.

Пока Локис ставил палатку и разводил костер, Эльза лежала на земле и была не в силах даже пошевелиться. Два дня пути по бездорожью, болотам и почти непроходимому лесу сделали свое дело. Она не думала, что будет так тяжело. Ноги были сбиты в кровь, плечи натерты лямками, мышцы ног словно закаменели. А Локису, казалось, все было нипочем. Вот и сейчас, после целого дня пути, он, не присев ни на минуту, хлопотал по хозяйству: готовил нехитрый походный ужин, разворачивал спальники в палатке. Только полностью обустроив лагерь, подошел к так и не сдвинувшейся с места Эльзе.

— Как ты? Сильно ноги болят?

— Болят, — коротко, стараясь скрыть злость, ответила она.

— Все ясно, снимай штаны, — потирая руки, сказал Локис.

— Это еще зачем? — чуть испуганно спросила Эльза.

— Иначе ты завтра не встанешь, будешь валяться в палатке как бревно, — ничего не объясняя, заявил Локис и принялся расстегивать ремень на ее брюках.

Растерянная Эльза чего только не подумала за то мгновение, которое он возился с пряжкой. Что он собирается сделать? Как себя вести с ним? Отказать или не сопротивляться? А если сопротивляться, то как долго? Так, чтобы соблюсти приличия, или всерьез? И достаточно ли чистое на ней белье после нескольких часов непрерывной ходьбы? Какие только мысли не метались в голове. Наконец она пришла к выводу, что Локис не так уж и плох, да и мужчины у нее не было уже почти полгода, и приняла окончательное решение. Откинувшись, забросила руки за голову, опустила ресницы и с интересом наблюдала, как он будет действовать дальше.

Локис, покончив с ремнем, расшнуровал на Эльзе ботинки, осторожно, стараясь не причинить боль стертым ногам, стащил обувь, затем аккуратно снял носки. Резким движением стянул с нее брюки. Взял за щиколотки сильными сухими пальцами, поднял по очереди и внимательно осмотрел ступни. Хмыкнул, достал из одного из многочисленных карманов лежащего рядом рюкзака аптечку. Полил водой из фляжки, омыл Эльзе ноги. Смазал какой-то остро пахнущей мазью потертые места, бережно их забинтовал. Потом сполоснул руки, выдавил прозрачный гель, растер его между ладонями и начал потихоньку массировать напряженные икры, с каждым движением поднимаясь выше к бедрам и усиливая давление.

Разочаровавшись в первый момент, Эльза буквально через несколько секунд начала постанывать от острой, приносящей облегчение боли. Почти час Локис трудился над ее ногами. Эльза отдалась во власть его сильных рук. С каждой минутой ей становилось легче, стянутые в тугой узел мышцы расслаблялись и обретали подвижность. Ее захлестнуло желание отблагодарить этого удивительного человека, прижаться к его заросшей жесткой щетиной щеке, поцеловать руки, несущие блаженство, но, едва она попробовала приподняться, Локис властным движением опрокинул ее на землю.

— Лежи, не двигайся, старайся расслабиться. Просто думай о чем-нибудь приятном.

— Мне и так очень приятно, — ответила Эльза слабым прерывающимся шепотом.

— Вот и хорошо. Отдыхай, скоро будет готов ужин. Ты не вставай, я тебя усажу и принесу еду сюда.

Эльза была потрясена: с подобным обращением и с такой заботой она столкнулась впервые. После того как Локис плеснул в ее кружку неразведенного спирта и заставил выпить, голова пошла кругом. От усталости и опьянения Эльза перестала сознавать, что с ней происходит.

Сны ей снились светлые и радостные. Она видела словно со стороны, как Локис, почему-то в обрывке шкуры на бедрах, несет ее на руках, невыразимо красивую и беспечную, в полупрозрачном белоснежном одеянии, ослепительный свет заливает пространство, каменистая дорога под его босыми ногами сверкает, как после дождя. Она положила голову ему на плечо. Душа ее ликовала. Тело нежилось в мягком тепле. Дорога эта была бесконечной, Локис не знал усталости, он шел, нес ее на руках, и это продолжалось целую вечность.

Эльза прижалась к нему, стремясь поделиться той радостью, тем счастьем, которые испытывала сама. И… почувствовала грудью жесткую шерсть на его теле. Она медленно открыла глаза. Локис лежал на спине, его руки, сильные и уверенные, бережно поддерживали ее за бока. Она сама до пояса выползла из спального мешка и, почему-то совершенно нагая, прижималась грудью к его груди. Эльза смутилась и покраснела.

— Все в порядке, Эльза. Не волнуйся. Просто тебе приснился сон. И по-видимому, приятный, — мягко сказал Локис, по-прежнему не выпуская ее из рук.

— Это ты меня раздел? — все тем же прерывающимся шепотом спросила Эльза.

— Да. Я раздел тебя и упаковал в спальник. Сама ты раздеться не могла. Спала.

— Зачем ты меня раздел догола?

— Во-первых, чтобы тело отдохнуло, во-вторых, смазал мазью все потертости.

— Все смазал? — уточнила Эльза и опять покраснела.

— Эльза, я уже сказал, успокойся. Я не трогал тебя, если это так тебя беспокоит.

— Ты понимаешь, что мне стыдно?

— Не понимаю. Тебе нужно было помочь, я помог. Чего ты стыдишься? Ты что, у врача никогда не была?

— При чем здесь это, ты не врач! — возмутилась Эльза.

Казимир усмехнулся, отвел в сторону глаза:

— Забудь об этом. Все в полном порядке, ты можешь поспать еще хороший час, пока я буду готовить завтрак.

— Как же, поспишь теперь. Отвернись, мне нужно выйти, — надувшись, сказала она.

Локис послушно отпустил ее, перевернулся на живот, отодвинулся к стенке палатки.

— Далеко не ходи, по периметру в десяти метрах ловушки, — глухо сказал он.

Эльза не нашла своей одежды и выбралась из палатки как была — голышом. Солнце еще не поднялось над лесом: в лощине, по которой они пришли сюда вчера, стелился легкий туман. Воздух был по-утреннему свеж и звонок. Где-то в кронах деревьев проснулись первые птицы, они щебетали весело и беззаботно и радовались первым лучам долгожданного солнца.

Эльза проскользнула в палатку, зябко поежилась. Локис не обернулся. «Вот, вчера насмотрелся и теперь больше уже и не хочет меня видеть», — обиженно подумала она и юркнула в спальник.

— Не замерзла? — спросил Казимир и перевернулся на спину.

— Замерзла! Вот взял бы и обогрел! — возмущенно заявила Эльза.

Внезапно Локис повернулся, навалился на нее, прижал всем телом и сильно, невероятно страстно поцеловал в губы. Эльза едва не задохнулась от восторга. Оказывается, именно этого она так долго ждала! Едва она перевела дух, Локис горячо прошептал ей на ухо:

— Прекрати хулиганить, я и так едва сдерживаюсь. Нам еще нужно дело сделать.

Странно, но его слова словно возвели между ними некую стену. Все сумасбродные мысли разом упорхнули из головы Эльзы. Прямо в ее глаза глядели совершенно спокойные, невозмутимые серо-стальные глаза Локиса. Он резко, рывком вскочил и исчез за пологом палатки. Спустя минуту забросил внутрь рюкзак Эльзы и занялся костром.

Оставшись одна, Эльза чертыхнулась вполголоса и усмехнулась. Да, ничего подобного в ее жизни еще не случалось. В нем было столько огня, необузданной силы и страсти, что, оказавшись рядом с ним, Эльза невольно начала не только отогреваться, но и загораться сама. Она долго жила в Европе и привыкла к весьма сдержанному проявлению чувств. Даже занимаясь сексом, именно сексом, а не любовью с мужчиной, она не ощущала его страстности: можно было встретить весьма неплохую технику, но не настоящие эмоции. С Локисом у нее не было абсолютно ничего, но она всеми фибрами души чувствовала тот огонь, который пылал в нем. Казимир действительно вел себя очень сдержанно, не позволял собственным страстям взять верх над разумом, оттого она так и завелась. Конечно, нужно просто собраться и взять себя в руки. Но как же не хочется этого делать! Сейчас она прекрасно отдохнула и с наслаждением вспоминала его прикосновения, его сильные требовательные руки, которые мяли и массировали ее. И все тело заныло от желания повторить все снова. «Нет, и еще раз нет. Вставай, одевайся и не смей даже думать об этом. Работа сейчас главное. Если что у вас и получится, то после возвращения в лоно цивилизации», — мысленно приказала себе Эльза и стала доставать из рюкзака сменную одежду.

Гвоздь думал, что видел в своей жизни все, но то, что он увидел сейчас, вызвало у него неудержимую рвоту. Прямо возле избушки, на сорванной из петель двери лежало то, что совсем недавно было Гнусом. Тело было почти разорвано на две части. Нечто буровато-белесое, огромное, покрытое редкой шерстью, сидело рядом и, сыто чавкая, поедало внутренности напарника. Сизые кишки свешивались из окровавленной пасти, глаза чудовища были прикрыты от наслаждения. Гвоздь, сжав зубы, привалился спиной к сосне, выпустил с бедра длинную очередь в сторону Твари и с диким криком бросился бежать прочь. Споткнувшись, кубарем слетел к реке. Упал животом на камень, скорчился от боли, но перед глазами снова возникла картинка со жрущей Тварью. Его стало рвать. Мучительно, жестоко, казалось, желудок выворачивается наизнанку и лезет сам по себе изо рта. После того как рвота прекратилась, Гвоздь довольно долго лежал на камне и приходил в себя. Холодная вода лесной речки окрасилась кровью. Гвоздь не знал, чья это кровь. Только попытавшись умыться, понял, что кровь течет у него изо рта. Хотелось пить. Он сообразил, что ушибся слишком сильно, сделал над собой усилие и сел прямо в воду. Острая боль в правом боку хлестнула по нервам. Зачерпнул ладонью воду, сделал пару глотков. Холодная вода на время притупила боль. Собравшись с силами, Гвоздь поднялся, выудил из воды автомат и, опираясь на него, стал подниматься наверх. Боль не отпускала. Вскарабкавшись на откос, Гвоздь зло сплюнул скопившийся во рту сгусток и отомкнул магазин. Выщелкнул патроны, пересчитал их, с грустью покачал головой. Всего девять штук. Негусто. Остальные, если остались целы, лежат в избушке. Придется выручать боезапас, да и автомат нуждался в смазке, — того и гляди, подведет. Кривясь от пульсирующей боли, он осторожно двигался назад — туда, где расстрелял почти весь рожок. Вот та самая сосна, у которой он стоял, когда увидел тело Гнуса. Валяется на траве сорванная с петель окровавленная дверь. Избушка с разбитым окном. Тела Гнуса Гвоздь не увидел. Сжав зубы от острой боли, Гвоздь подобрался к самой стене. Палец занемел на спусковом крючке. Внутри никого не было. Гвоздь оглянулся, шагнул в домик. Разворочено было все. Топчан Гнуса был разбит в щепки, полка, на которой хранились оставшиеся патроны, сорванная со стены, валялась у самой печки. Сами патроны раскатились по щелястому полу. Гвоздь опустился на колени, долго ползал, собирал их, набрал еще двенадцать. Остальные не нашел. В избушке гнусно воняло зверем. Гвоздя снова вырвало одной кровью. Он вытер лицо рукой, на четвереньках выполз на крыльцо. Легкий ветерок чуть освежил. Боль понемногу унялась. Он огляделся и вздрогнул. Прямо под ногами, на залитой бурым траве, валялись куски человеческого мяса. Гвоздь потянул из кармана размокшую пачку сигарет, с тоской посмотрел на нее, положил на крыльцо. Откинулся к стене, стал думать о том, как достать запасной автомат. Спрятанный на чердаке, он сейчас казался совершенно недосягаемым… Сознание постепенно меркло…

— Вот такие дела, Янка, не нашел я его сегодня, но думаю, далеко он не ушел, бродит где-то поблизости, не сегодня завтра найду. Не убивайся ты так. Отыщется твой Вовчик.

— Но как же он без еды, без крыши над головой? А вдруг на него волки нападут? — Яна большими наивными глазами смотрела на деда.

— Это ты, внучка, сказок начиталась. Летом волк на человека ни за что не нападет, зимой может, особенно если человек ослаб, а волк очень голоден, да и то такое редко бывает. Лучше давай-ка мы с тобой ужин готовить будем. Ты ведь не сообразила ничего состряпать.

— Я, дедушка Тарас, не умею печку разжигать, — вздохнула Яна. — Попробовала, а она не горит, и еще весь дым по дому пошел. Пришлось тушить.

— Эх ты, горе луковое. Задвижку на трубе не открыла. Идем, покажу, как нужно.

Тарас ловко справился с непокорной печью. Вскоре огонь весело пылал, закипала вода. Янка сидела на табурете, обхватив плечи руками.

Как же так могло случиться, что она бросила маму, отца и оказалась в этой проклятой богом Зоне? Почему убежал Вовчик? Ведь он говорил ей, что никогда и никому не даст ее в обиду. А на помощь ей в трудную минуту пришел совсем не он, а этот старик, незнакомый ей до этого, дед Тарас. Не испугался, ворвался в дом, в мгновение ока расправился с насильником, укрыл ее в своем жилище. Да и сейчас заботится о ней, ищет Вовчика, будто у него своих хлопот нет. Отец, пока был здоров, так же оберегал маму от любых неприятностей. Даже на руках носил. Теперь мама старается, выхаживает его, помогает оправиться после болезни. Что же тогда любовь? Слова? Или что-то иное, чего невозможно выразить? Нежность в каждом взгляде. Осторожное прикосновение. Забота. Стремление защитить любимую от жизненных невзгод. Или любовь — просто секс? Иногда тонкий и изысканный, чаще грубый и жесткий. Янка никогда не слышала, чтобы отец говорил маме слова любви. Как, впрочем, и мама. Но в том, как они держали друг друга за руки, как смотрели в глаза, любви было во много раз больше, чем в миллионе слов, пусть и самых красивых. Когда дед Тарас говорил об умершей жене, в его глазах стояли слезы. Прожили вместе целую долгую и, скорее всего, очень непростую жизнь, и он по-прежнему любил ее. А вот ее, Янку, любил ли Вовчик? Если любил, почему бросил на поругание и позорно сбежал? Почему не защитил? Янка где-то читала, что настоящий мужчина защищает любимую женщину даже ценой собственной жизни. Для Вовчика его собственная шкура оказалась дороже. Как же так, или перевелись настоящие мужчины? Исчезли с лица земли, как мамонты? Нет, такого не может быть! Иначе не стоит жить! Не должна женщина, если она хоть немного себя уважает, рожать детей от слабых, никчемных самцов. Она сама должна выбирать мужа. Сильного, смелого, способного защитить, вырастить достойную смену, воспитать сына таким же, каким вырос он сам, — несгибаемым, умеющим идти до конца, решительным и верным. Только такой мужчина станет надежной опорой женщине, сумеет позаботиться о семье и подрастающем потомстве. Так сложилось, что блага цивилизации позволили людям измельчать. Не столь остро человечество в целом каждый день нуждается в настоящих мужчинах. Для поддержания человеческого рода вполне достаточно женоподобных хлюпиков. Даже от них, едва способных жить, вполне может понести женщина, вот только в таком мире она вынужденно берет на себя мужские обязанности. Растит детей, добывает средства для пропитания. А самец закачивает в себя пиво и смотрит спортивные турниры, к которым стал совершенно не способен сам. Что может быть хуже, чем мужественная женщина и женственный мужчина? Дело даже не в том, что в случае опасности женщину некому будет защитить. Просто в конце концов человечество окончательно выродится. В животном мире царит относительная справедливость: там выживает и дает потомство тот, кто способен отстоять свое право на жизнь. В мире людей женщин всегда было больше, чем мужчин, но справедливости ради нужно помнить, что давали жизнь потомству только сильные и смелые мужчины. Теперь все изменилось. Женщина вынужденно ложится в постель с тем, что есть, не выбирая лучшего. Изменились нравы, приоритеты, жизненные ценности. Как результат — появились на свет вовчики, легко, не раздумывая, бросающие на произвол судьбы женщин, отдавших им себя.

— Ты о чем думаешь, Янка? — перебил Тарас ее невеселые мысли.

— О справедливости, дедушка Тарас, — вздохнула Яна. — Вы, наверное, не ищите больше Вовчика. Не нужно. Пусть он сам выбирает свой путь. Если разрешите, я поживу у вас немного. Понимаю, мне необходимо вернуться домой, к маме, но я пока не в состоянии сделать это. Мне нужно немного времени, чтобы разобраться в себе, не допустить таких ошибок в будущем. Не хочу становиться женщиной для очередного Вовчика, который будет помыкать мной и использовать как разменную монету.

— Не гонись за красотой, не гонись за богатством, не будь как все, — улыбнулся Тарас. — Не слушай ничьих советов, и ты почувствуешь сердцем, твой ли это мужчина. Если подруга скажет, что он тебе не подходит, подумай, а не нацелилась ли она сама на него. Если заявят, что он не красив, подумай, может, его красота в душе. Чувствуй и поступай по своему разумению. Я прожил со своей женой сорок пять лет, и ни мне, ни ей никогда не нужен был никто другой. Как бы трудно нам ни было, мы были счастливы вместе. Даже теперь, когда ее нет рядом, я чувствую ее присутствие, она приходит ко мне во сне. Мы разговариваем, советуемся. Я, как и раньше, не один. Я по-прежнему с ней, как и она со мной.

В тот вечер они долго разговаривали. Тарас рассказал Яне о Марии и об их детях. О том, как они жили и почему вернулись сюда.

Засыпая, Янка вспоминала своих родителей.

Вовчик втянулся в разбойную жизнь. Она была похожа на ту жизнь, какую он вел раньше, только развлечения стали другими. Днем отдыхали, вечером собирались на охоту. По заброшенным деревням жило довольно много народу. Растили хлеб, выкармливали скотину. Для банды Серого эти люди были только дойными коровами. Иногда поселенцы пытались защищаться. Но сила всегда остается силой. В серьезных стычках Серый не щадил людей. Он говорил, что не любит убивать, но не раздумывал, отнимая чужую жизнь, чтобы выжить самому. Поселенцев Серый не считал людьми, для него они были только рабочим скотом. Он мечтал захватить деревню целиком и установить в ней свои порядки, заставить работать на себя, так чтобы ему принадлежал не только каждый кусок хлеба, но и все женщины. Вовчик как зачарованный слушал разглагольствования Серого. Он хотел того же. После потери Янки Вовчик особо не горевал. Но, наслушавшись подобных разговоров, не мог спокойно спать. Ему хотелось казнить и миловать, в безумных снах он распинал непокорных, тащил за волосы к себе в постель роскошных женщин, а просыпаясь, долго не мог понять, почему над ним низкий закопченный потолок и кто эти грязные, оборванные люди.

Во время одной из вылазок Ваня обнаружил в лесу большой дом, в котором жил одинокий старик. Хозяйство было налажено основательно, одних овец Ваня насчитал полсотни. Серый давно наметил старика как очередную цель, останавливало его одно: можно, конечно, три месяца ничего не делать, но, сожрав овец, придется снова разбойничать. Его люди ничего не умели, только грабить. А справное хозяйство неплохо было бы поддерживать. Сегодня Ваня вернулся и рассказал Серому, что у старика появилась молодая девушка. Тот решил не слишком откладывать захват. Эти двое будут работать на него, а девку еще можно будет приспособить к нехитрому занятию. По большому счету и малого можно пустить на хозяйство. Пока он шестерит исправно. Пусть в земле ковыряется. Не ему же самому и не его проверенным бойцам ходить за скотиной. Толку от щенка все равно никакого, а вчетвером они легко нахватают каких-нибудь бичей в рабство. Серый уже видел себя хозяином. Принял решение особенно не оттягивать захват дома, переговорил с Ваней и Хрустом, приказал на следующий день выходить в поход к дому старика, чтобы через двое суток зажить по-настоящему.

Теперь, в непосредственной близости к местам обитания Твари, Локис шел осторожнее, постоянно присматривался к следам, не выпускал карабина из рук. Эльза держалась рядом, непрерывно снимала то, на что указывал ее верный спутник. Лес стал глуше, на пути попадалось множество завалов. Двигаться становилось труднее. Уже пять часов они медленно продвигались в глубь лесного массива. Внезапно деревья-великаны расступились и открыли небольшую поляну. В глубине стояла небольшая избушка, а на пороге, прислонившись спиной к стене, сидел заросший человек с автоматом в руках. Он смотрел мимо них куда-то в лес.

Локис замер, подняв руку. Эльза мгновенно навела камеру на сидящего, но тот, не замечая их, как завороженный смотрел куда-то в сторону. Вдруг дико закричал и стал стрелять. Длинная непрерывная очередь разорвала лесную тишь.

Локис упал на землю и увлек Эльзу за собой. Но та вывернулась и продолжала снимать, нацелив камеру в ту сторону, откуда летели пули. Она видела, как мужчина в камуфляже вскочил, сделал несколько шагов и вдруг словно споткнулся и уткнулся лицом в порыжевшую хвою.

Едва человек упал, Локис вскочил и бросился к нему. В этот миг оглушительный рев огласил лес. Между деревьями мелькнуло нечто буро-белесое. Локис даже не успел разобрать, что это было, — словно тень мелькнула за вековыми соснами, и вновь воцарилась какая-то особенная, оглушительная тишина, даже птицы смолкли.

Перевернув мужчину на спину, Локис с первого взгляда понял: тот мертв. На бледном лице — застывший ужас. Возможно, человек был молод, но спутанные грязные волосы, всклокоченная бороденка и смертельная бледность не давали точно определить возраст, ему могло быть и тридцать, и сорок лет. Весь подбородок в засохшей крови, словно незадолго до смерти она струйкой вытекала у него изо рта. Локис услышал за спиной шаги, обернулся, встретился взглядом с Эльзой. Такой он ее еще не видел. Остекленевшие глаза моляще смотрели на него, губы что-то шептали. В мелко дрожащих руках тряслась включенная камера.

— Не смотри, милая, отойди, — попросил ее Локис.

— Там, там! Это! Тварь! — бледными непослушными губами произнесла Эльза и дрожащей рукой показала в сторону леса.

— Эльза, я прошу тебя! Успокойся! Все уже прошло. Отойди. Не нужно на это смотреть! — умолял ее Локис.

Эльза опустилась на землю рядом с ним и закрыла лицо руками. И вдруг они услышали негромкий уверенный голос:

— Оружие на землю, руки поднять и не двигаться.

Локис медленно опустил карабин на землю, поднял руки над головой, скосил глаза. Метрах в семи от него на краю поляны стоял, привычно держа в руках охотничью двустволку, седой как лунь, но еще крепкий старик.

— Ты, девка, тоже руки подними и встань, — добавил старик, увидев, что Эльза не пошевелилась. Дождавшись, когда она встанет, приказал: — Теперь дружно отошли на пять шагов — и не оборачиваться!

Локис слышал, как старик подхватил карабин, и все же оглянулся, увидел, как тот понюхал ствол и забросил оружие на плечо.

— Кто такие? Откуда взялись? — спросил старик, бегло оглядев труп.

— Мы ищем Тварь, или как вы тут это называете, женщина со мной, она журналистка, я ее сопровождаю, — ответил Локис, развернулся и стал разглядывать старика. — А вы кто здесь, лесник?

— Бери выше, бывший лесничий, — усмехнулся в бороду старик. — Как понял?

— По-хозяйски держитесь, — улыбнулся в ответ Локис.

— Как звать тебя? — Старик с любопытством разглядывал незнакомцев.

— Казимиром родители назвали.

— Хорошо ты девку провел, грамотно. Приходилось по лесам ходить?

— Не без этого, — кивнул Локис.

— Меня Тарасом кличут. Рассказывайте, что тут случилось, я как выстрелы услышал, бегом сюда, да, вижу, опоздал.

— Он стрелял в кого-то в лесу. Потом вскочил и помер. Похоже, сердце не выдержало, — объяснил Локис.

— Я знаю, в кого он стрелял. Успела снять. Вот, смотрите, — вмешалась в разговор Эльза и, приблизившись, протянула Тарасу камеру. — Вот здесь, на экране, смотрите.

Они втроем, едва не сталкиваясь головами, всматривались в крошечное изображение непонятного двуногого существа, которое вначале метнулось в одну сторону, затем в другую и, опустившись на четыре конечности, бросилось в лес. Покрытое редкой буро-белесой шерстью, существо не было похоже ни на что встречающееся на земле.

— Да, чертовщина какая-то. Но это не человек, точно, — заметил Тарас. — Бежит странно и на четырех конечностях явно чувствует себя увереннее, чем на двух, если бы не форма тела, я бы сказал, что это медведь.

— Что вы, Тарас, откуда здесь медведи? — удивилась Эльза.

— Пришли. Еще в восемьдесят третьем у меня в лесничестве семья поселилась. Сам наблюдал.

— Кто бы это ни был, почему он до смерти напугал бедолагу? — задумался Локис.

— А вы здесь все осмотрели, пока меня не было? — уточнил Тарас.

— Да ничего мы не осматривали. Только и успели подойти к телу, а тут и вы с ружьем, — улыбнулась Эльза.

— Все верно, — подхватил Локис. — Мы вышли вон оттуда. Заметили парня с автоматом, он на пороге сидел. Все смотрел в лес, то ли предчувствовал, то ли ожидал. Вдруг начал палить. Была одна очередь, длинная, на полрожка. Профи так не стреляет, если только это не оправдано необходимостью. Потом с криком вскочил и бросился навстречу Твари. Скончался, я так понимаю, на бегу. Когда я его перевернул, он уже был мертв, — рассказывал Казимир. Он шагнул вперед, поднял автомат. Затвор замер на задержке. Магазин был пуст. — Да, все, что в рожке было, выпустил. Потому трещотку и бросил. Вообще-то против зверя игрушка совершенно бесполезная. Пять целых сорок пять сотых — только человека останавливает.

— Это что, новый калибр? Вроде ничем от обычного не отличается, — уточнил Тарас.

— А он действительно не отличается, его в семьдесят шестом на вооружение приняли, — пояснил Локис и поставил автомат у стены дома. — Зайдем? Посмотрим?

— Пошли, — согласился Тарас и, обращаясь к Эльзе, уточнил: — Вы, дама, с нами или тут побудете?

— С вами, только разрешите, я первая войду, мне все нужно снять.

В избушке словно поорудовали орды Мамая. Сломано было все, что только можно сломать, остальное перевернуто и растоптано. Когда Эльза закончила водить камерой, ее отодвинул в сторону Тарас и едва ли не на четвереньках обыскал все помещение. Осмотр занял почти полчаса. Но на этом Тарас не остановился. Он внимательно обследовал валяющуюся на траве дверь, поковырял бурые, облепленные мухами комочки, разбросанные перед домиком. Затем, ориентируясь по едва заметным пятнам, углубился в лес. Эльза следовала за ним по пятам, словно собачка на привязи. Локис, давно забравший у Тараса свой карабин, шел рядом, на всякий случай прикрывая спутников от неожиданного нападения.

Через час вернулись к избушке. Выкопали неглубокую могилу, похоронили тело неизвестного. Присели на порог, ожидая объяснений Тараса.

— Выходит так, что вдвоем они жили здесь, — медленно сказал бывший лесничий. — Долго жили. Не один год. Тварь напала на одного из них. Может, сонного, а может, и раненого. Даже скорее всего раненого. На кровь Тварь пришла. Тот, второй, один был. Пытался защищаться. Возле двери пулевые отметины. Тварь дверь разнесла и ворвалась внутрь. Там повсюду следы зубов и когтей. И кровь. Много крови. Тварь вылизывала ее, где доставала. Пожирала второго человека перед домом, прямо на двери. Тот, которого мы нашли, очевидно, застал Тварь врасплох. Спугнул. Но и сам перепугался. Сбежал. А когда вернулся, тела товарища уже не было. С тем, что умер у вас на глазах, что-то случилось. Может, болел, может, еще что-нибудь. Кровь у него горлом шла. Ослабел сильно. Патронов у них почти не было. Сидел и ждал. Рассудил, что Тварь вернется, чтобы и его прикончить. Вот и дождался. Я так понимаю, того первого Тварь где-то припрятала, но вернулась поискать еще добычи. Когда мы шли по следам, я заметил свежие капли крови. Покойник попал в зверя. Так что теперь это чудовище особенно опасно.

Зверюга странная, я раньше таких не встречал, ведет себя почти как медведь, но что это не медведь, точно. Больше на задних лапах ходит, на четыре опускается только в момент опасности. Очень высокая. Следы когтей — на высоте почти трех метров. Если предположить, что зверюга не слишком вытягивалась, когда стояла возле дерева, получается, что ростом она где-то метра два с половиной. Словом, громадная зверина. Если исходить из предположения, что какое-то родство с медведем Тварь имеет, то значит, попробовав человечины, она станет, или, вернее, уже стала людоедом. Зверина опасная. Ее необходимо остановить. А сюда она вернется. Слово даю.

— Так что будем делать? Ждать? — помолчав, спросил Локис.

— Другого выхода нет, — кивнул старик. — Будем готовить засаду и ждать.

С самого утра Тарас ушел в лес. Яна, оставшись одна, возилась по хозяйству. Она уже научилась доить овец, топить печь — и теперь вполне могла справляться по дому сама. Переделав с утра основные дела, Яна устроилась на крыльце и занялась ремонтом одежды деда Тараса. Тихонько напевала, штопала его изношенные рубахи, ставила латки, и от этого немудреного занятия на душе становилось легко и спокойно. Яна мечтала, что когда-нибудь встретит такого же, как Тарас, человека и они вместе будут жить, растить детей. Почему-то Яне хотелось иметь много детей. У родителей она была единственным ребенком, и все внимание уделялось только ей, но Яна всегда немного завидовала тем подружкам, у которых были братья и сестры.

Как же это замечательно, когда у тебя большая семья! Ты никогда не остаешься один, всегда есть возможность с кем-то поговорить, посоветоваться. Сейчас она представляла, как хорошо будет жить с мужем, ее муж тоже будет любить детей. Все вместе по выходным они станут выбираться за город, долго гулять по лесу, а затем на берегу реки разводить костер. Муж начнет нанизывать куски маринованного мяса на шампуры, а дети будут сидеть и смотреть, как ловко он это делает, и учиться всем премудростям походной жизни. Костер прогорит, муж разровняет пышущие жаром угли, пристроит жариться шашлык, а Яна тем временем на расстеленной прямо на земле скатерти накроет стол. На скатерти заполыхают ярко-красные помидоры рядом с пучками ароматной зелени и влажными, нарезанными полосками огурца, ну и конечно же порадует глаз аппетитная, загодя отваренная картошка. Хотя нет, картошку они станут печь в золе. Именно печь. А затем, когда шашлыки изжарятся, вместе с одуряюще пахнущим, шипящим и истекающим жиром мясом на импровизированный стол выложат и черную, обугленную печеную картошку. Дети извозятся в мясном соке и пепле, станут чумазыми, как чертенята, но никто не будет их ругать за это, потому что и она и муж измажутся точно так же и станут смеяться, глядя друг на друга. Все будут счастливы. Даже если пойдет дождь, они не расстроятся. Просто накинут на себя непромокаемые накидки и отправятся гулять под дождем, и веселые капли, скатывающиеся с листьев, не смогут их огорчить. Муж будет рассказывать детям разные легенды и истории из реальной жизни. Дети станут его слушать, радоваться и огорчаться вместе с героями рассказов. Вечером, когда они вернутся домой, детвора еще долго вполголоса будет обсуждать события прошедшего дня, а она, лежа рядом с мужем в постели, привычно прислушается к их разговорам за стеной и засмеется от счастья.

Так будет повторяться каждый выходной, пока дети не вырастут и не обзаведутся собственными семьями. Но и тогда время от времени все вместе они станут выбираться за город. Только тогда уже взрослые сыновья научатся жарить мясо, а они с мужем будут с нежностью смотреть на них. И уже не она, а взрослые дочери накроют походный стол. В этой заботе друг о друге появится новый, не передаваемый словами смысл.

Янка зачинила все дыры и прорехи на Тарасовой одежде. Чтобы занять себя, принялась таскать воду в баню. Ведра были тяжелые, но она приспособилась наливать по полведра. Не беда, что ходить приходилось в два раза дольше, времени у нее было много, Тарас вернется только к вечеру. Она успеет и приготовить ужин, и истопить баню. От одной только мысли, что сегодня удастся, наконец, по-настоящему вымыться, Янка развеселилась и принялась таскать воду с удвоенной энергией.

Солнце уже клонилось к закату. Она растопила печь в бане и отправилась в дом — готовить ужин. По ее расчетам, Тарас должен был появиться вскорости. Баня протопилась, сумерки опустились на поляну, а деда Тараса все не было. Яна начинала волноваться.

Банда Серого снималась с насиженного места неспешно. Предстоящий переход не таил особых опасностей, но все же пройти по Зоне без малого полсотни километров было не так уж и просто. Не они одни промышляли разбоем. Здесь не было законов, не существовало привычной власти. Все решали сила и ярость. Да еще оружие. У них в наличии имелось три обреза. Да к ним — два десятка патронов. Прямого боя не выдержать, а поселенцы, как правило, вооружены. Всякий, кто направляется в Зону, обязательно запасается оружием. Уже не раз Серый натыкался на защитников своего добра, потому и решил осесть где-нибудь в тиши и желательно на всем готовом. Разбойничать становилось труднее. Им в последний раз крупно повезло: заряд картечи никого не зацепил. А по весне они таким образом лишились одного из своих.

…Как обычно, вошли в деревню, вломились в один из домов. Знали, что там живет довольно молодая пара. Бабы у них не было всю зиму. Рассчитывали повеселиться. А вышло наоборот. Васька Кныш, самый сильный из банды, вынес дверь одним ударом. С топором в руке первым ворвался в избу. Выстрел сразу разнес ему череп. Серый тогда успел укрыться за стеной. Второй выстрел пришелся в простенок. Клоп, самый молодой из них, сдуру бросился вперед, но третий выстрел остановил и его. Ваня и Хруст разрядили обрезы в темноту избы, а в ответ опять громыхнуло. Стало понятно: у мужика многозарядка. Да и патронов у него, видать, было немерено. Пришлось отходить. Кныш так и остался там, откуда не возвращаются. После того случая настроение у всех резко ухудшилось. Умирать никто не желал. Так и перебивались чем придется. Убивали собак. Иногда везло, уносили либо поросенка, либо овцу. Но обычно жилось голодно.

Серый в Зоне топтался почти пять лет. До этого бывало всякое. Когда-то работал, но по пьянке убил собутыльника. Сел. Вышел на волю — работы нет, семьи нет, жить негде. Прибился к бомжам. Ограбил с ними мужика. Взяли их в тот же вечер пьяными. Оттрубил новый срок. После освобождения Серый заклялся попадаться. Прослышал про Зону. Добирался долго. В одной из деревень зарезал старика, разжился стареньким ружьем, одежонкой, патронами — и рванул в Зону. Вначале обосновался в заброшенном доме. Разбойничал, грабил. Бывало — и убивал. Затем к нему прибился Ваня. Вечный бомж, он не гнушался ничем, только в людей никогда не стрелял. Говорил, грех. А так ничего, надежный. А вскоре и Кныш появился. Вот тогда они зажили. Кныш с голыми руками на дело шел, ничего не боялся. Для него задушить что человека, что курицу — разницы не было. А год назад они столкнулись с другой бандой. Хлебные места делили. Тех кто-то крутой потрепал, вот они и начали двигать остальных. Положили почти всех. В живых остались Хруст и Клоп. Эти вроде не разлей вода, но недоглядишь — глотки друг другу порвут. А тут еще и хата сгорела. Пришлось рыть землянку в укромном месте. Зиму люто бедствовали. Сложенная Ваней печурка отчаянно дымила. Как не угорели, до сих пор непонятно. Самое страшное зимой — следы на снегу. На дело приходилось уходить все дальше и дальше. Поселяне сами пытались устроить охоту на ловцов удачи. Пока обходилось, но риск сложить голову за ломаный грош возрастал с каждым днем.

Серый тогда принял Хруста, а Клопа хотел порешить. Но Хруст молодого отстоял, заявил, что ручается. Так и стало их пятеро. Поселенцев становилась все больше, но и защищаться научились. Теперь у Серого появился шанс повернуть жизнь по-своему. Даже если старик кого и положит, не страшно. Главное, чтобы не его. По большому счету Хруст в банде явно лишний, давно в вожаки метит. Потому ему и помирать. А что Ваню, что Клопа Серый под себя подомнет. Так и будет. Хрусту пулю, малого на хозяйство вместе со стариком и девкой. Эх, до девки бы добраться, до сладкого мяса. Уже больше года Серый с бабой не забавлялся.

С собой забрали все пожитки: потрепанную одежонку, закопченный чайник, пару котелков, остатки мяса. Казалось, нет ничего, а как нагрузились, так стало понятно: поклажи на всех хватит. С самого утра, едва солнце поднялось, тронулись в путь. Выбирали самые безлюдные места, лезли через буреломы, обходили обжитые деревеньки и уцелевшие дороги. Шли почти до самого вечера. Добрались до широкой полноводной реки. Стали табором. Костер развели, разогрели уже подпортившееся мясо. Неугомонный бродяга Ваня порывался идти дальше, мол, осталось меньше двадцати верст. Но Серый решил остановиться. Тогда Ваня вызвался сбегать и поглядеть, все ли в порядке у старика.

Вернувшись под утро, быстро догрыз остатки еды и, прикорнув ненадолго, чуть свет растолкал Серого:

— Серый, видел девку, одна была, нужно было нам вчера идти. Старика не было в хате, видать, на охоту убег. Баньку девка топила. Молодая, справная, только сиськи еще маленькие, я побольше люблю.

— Тебе не на сиськи пялиться нужно было, а разглядеть все толком, — огрызнулся раздосадованный Серый.

— Так я и разглядел! Значит, так, дом громадный, по три окна с каждой стороны крыльца, две печи, чуть поодаль сеновал и хлев. Сено еще с прошлого года, видать, лежит. Запасливый старый хрыч. Овцы в хлеву содержатся, выгон там большущий. Забор крепкий, высокий, судя по столбам, старик жерди перекидывает, когда овец с места на место перегоняет. Да… там еще два сарая, тоже из бревен, крепкие.

— Ты старика самого видел?

— Вчера нет. Девка одна была.

— Старик какой из себя? Может, ему годков меньше, чем мне?

— Нет, Серый, ему лет семьдесят, не меньше. Песок из него уже сыплется.

— Гляди, Ваня, ты за базар отвечаешь!

— Штоб я сдох, Серый, ты за кого меня держишь, в натуре! Я тебя ни разу не кидал! — не на шутку обиделся Ваня.

— Ладно тебе, Ваня, — снисходительно усмехнулся Серый, — поднимай остальных, выходить пора.

Ожидание Твари затянулось. Эльза в который раз просматривала изображение на крошечном экране. Зверь и в самом деле был огромен. Редкая шерсть свалялась на боках, передние лапы мощные, с длинными острыми черными когтями. Но самой жуткой была голова: крупная, словно приплюснутая сверху, с развитыми, выдающимися вперед челюстями. Когда чудовище разевало пасть, были отчетливо видны огромные клыки.

Локис внимательно просмотрел кадры и стал готовить подарок зверю. Достал из коробки пяток патронов, начал осторожно распиливать головки пуль. Тарас посмотрел на это дело, усмехнулся.

— Ты где этому, парень, научился? — спросил Локиса. — Не иначе дум-дум решил сделать?

— Так ведь обычной его не свалишь! — довольно улыбнулся Казимир. — А научился в Афгане, духи такие подарки любили делать.

— Воевал там?

— Не совсем, журналист, больше писал, но и пострелять пришлось.

— А где пишешь сейчас? Ты же сказал, что она журналистка.

— Сейчас я простой водитель такси. — Казимир вздохнул и помолчал. — А она на самом деле журналистка. Более того, иностранная. В Германии работает, на телевидении.

— Это что ж, немцев интересует, что у нас здесь происходит?

— Они, я так понимаю, больше за себя беспокоятся. Чтобы к ним вся наша зараза не проникла. Для таких Тварей границ не существует.

— Это точно. Ты, парень, прости, что я тебя на мушке держал. Пойми, места у нас теперь стали совсем дикие, люди страшнее иного зверя.

— Ничего, Тарас, я не в обиде, сам бы то же сделал. Ты думаешь, зверюга придет сегодня?

— Надеюсь. Тварь разозлена, ранена, если у нее медвежьи замашки, придет. Слушай, ты назвался Казимиром, а дамочка тебя Локисом называет. Это что, прозвище?

— Да как сказать, скорее родовое имя. У нас в семье всех мужчин зовут Локисами.

— Словечко странное, вроде литовское. Ты сам оттуда?

— Почти. На самой границе с Литвой есть маленький поселок Гадутишки, так вот граница проходит как раз по нему. Так уж получилось, что с одной стороны Гадутишки, а со второй — Адутишкис. Народ там, естественно, перемешался. Кто чей, не поймешь.

— Я тебя не о том спрашиваю, сам знаешь, что по-литовски означает слово «локис»?

— Знаю, Тарас, слишком хорошо знаю.

— Не боишься? А вдруг?…

— Нет, Тарас, это просто мутант, я в сказки не верю. Вырос уже, — зло ответил старику Локис.

Пять раз оттянул затвор, выщелкнул патроны на траву, вместо обычных дослал с разрезанными крест-накрест пулями. Поднял рассыпавшиеся патроны, собрался вставить их в обойму, но Тарас взял из его ладони один и принялся рассматривать.

— Что тебя удивило, Тарас?

— Да вот смотрю, раньше таких вроде не было. Да и калибр странный.

— Да, этот карабин сделан на базе СКС-45. И калибр действительно девять миллиметров. Пуля видишь какая? Головка свинцовая, мягкая, экспансивная называется. Попадает в тело зверя и сминается. Эффект как от двенадцатого калибра.

— Суровая штука. А ты еще и распилил!

— Что делать, эту Тварь валить нужно, пока до остальных людей не добралась.

Эльза сидела в сторонке и наблюдала за мужчинами. Удивительно легко эти двое нашли общий язык. Пару часов назад готовы были вцепиться друг другу в глотки, а сейчас мирно сидят плечом к плечу и беседуют. Неторопливая чисто мужская беседа двух умудренных жизнью людей завораживала ее. Невольно мысли Эльзы обратились к недавнему прошлому. Сталкиваясь по работе со множеством людей, она никогда не встречала таких, как эти двое. Да еще, пожалуй, Михай, он чем-то походил на Локиса и на старика Тараса. Наверное, способностью меняться в зависимости от ситуации. То несдержанный, бурный, стремительный, то спокойный и рассудительный. Скорее всего, и Тарас в молодости был таким же. Эльзе стало интересно узнать о Тарасе побольше, как жил, чем занимался до лесничества, была ли у него любовь, а если была, то какая. В старике, судя по глазам, не угас огонь жизни. Тот самый, от которого у женщин начинает сильнее биться сердце, загорается кровь в жилах. Рядом с такими мужчинами любая женщина чувствует себя единственной и неповторимой. Да, разумеется, очень приятно находиться рядом с мечтой, киношным красавцем, но до поры до времени; для жизни, для нормального женского счастья нужен именно такой, настоящий, а не виртуальный мужчина. С сильными руками, горящим взглядом, верным, любящим сердцем. Такой не предаст, не струсит, пойдет грудью на все невзгоды, защитит свою женщину от любой опасности. Именно таким и должен быть муж. Что бы ни говорили другие, что бы ни заявляла вслух сама Эльза, но выйти замуж, стать женой лучшего из мужчин остается тайной мечтой каждой женщины. Феминистками становятся только те женщины, которые так и не встретили настоящего мужчину. Обжегшись раз, другой, они начинают думать, что все особи противоположного пола лишь жалкая пародия на женщину. Но они горько ошибаются, есть настоящие, сильные мужчины, просто их мало, они погибают, потому что первыми встают на защиту женской чести, своего дома, семьи, страны. И пусть не каждой повезет, но те счастливицы, которые встретили настоящего мужчину, остаются рядом с ним до конца.

О том, что брак с Михаем не состоялся, Эльза не горевала. Ей уже тем повезло, что она повстречала такого человека. Для Эльзы самым важным была любовь, а Михая она не любила. Так сложилось, что Эльза полюбила лишь раз, давно. Она тогда училась в десятом классе, на школьном вечере ее пригласил на танец довольно симпатичный парень. Потанцевали, разговорились. Голова у Эльзы пошла кругом.

Артем окончил школу три года назад, на вечер пришел с младшей сестрой. Сейчас ему, студенту Киевского университета, было не до вечеринок: он учился. Но знакомство с Эльзой изменило его отношение к миру. Нежная дружба переросла в любовь. Они представить не могли жизни друг без друга. Выходные проводили вместе. Подолгу гуляли в парке над могучим Днепром и говорили, говорили… Мечтали о будущей жизни. Строили планы.

Родители Эльзы не слишком одобряли это знакомство. Артем хотя был перспективным студентом, но происходил из почти нищей семьи обычных интеллигентов. Его отец преподавал сопромат в техническом вузе, а мать учила детишек игре на фортепиано в музыкальной школе. Денег у родителей Артема не было. Отец Эльзы, бывший комсомольский лидер, к тому времени успешно переквалифицировался в крупного предпринимателя, приобрел сеть дорогих магазинов, а потом серьезно подсел на газовую трубу. Деньги в семью потекли невероятные.

Как только Эльза заикнулась об отношениях с Артемом, мать запретила им встречаться. Эльза и Артем стали встречаться тайно. Тогда служба безопасности отца выследила их. Эльза никогда не забудет, как дюжие молодцы из папашиной охраны методично избивали беззащитного Артема на ее глазах. С тех пор ее отвозили в школу и привозили домой с охраной. Тайком от родителей она звонила Артему. Но однажды попала на его мать. Боже, что она услыхала от приличной с виду женщины.

Встретиться с любимым удалось лишь однажды. Когда она убежала с выпускного вечера. Что это была за ночь! Они укрылись в беседке над днепровской кручей, держались за руки и целовались. Эльза, уже теоретически представлявшая, во что выливаются отношения между мужчиной и женщиной, вполне откровенно предложила себя Артему, но он отреагировал несколько странно. Постарался успокоить, перевел разговор в иное русло. Для него близость была возможна только после свадьбы… Утром их нашли. Через два дня Эльза уже вылетела в Германию. Артема выписали из больницы месяц спустя…

Вовчик был вполне доволен своим положением, главное, никто не учил его жить, не зудел, чтобы он учился или искал работу. Здесь все было просто, среди сильных людей он сам себя ощущал едва ли не героем. Тогда ночью в него даже стреляли, а он не струсил, не сбежал, хотя выстрел прозвучал почти над ухом. О том, что произошло с Янкой, Вовчик старался не думать. Ведь тогда он получил прикладом по голове и вполне мог умереть прямо у крыльца пустого, заброшенного дома. Тот бандит оказался сильнее плюс автомат, ну что он мог сделать с голыми руками! Хотя, конечно, занявшись Янкой, бандюган вряд ли держал автомат в руках. Может, и можно было подкрасться незаметно и застрелить его. Тогда к этим людям он мог бы прийти с оружием, и не с каким-то там обрезом, а с настоящим автоматом. Вот это было бы клево. Тогда не он бы шестерил перед ними, а совсем наоборот. Ну и поплясали бы у него эти старые хрычи! Мыли бы ему ноги, которые так сильно устали, и на закорках носили. Кроссовки едва не разваливаются, мозоли размером с кулак, а идти еще неизвестно сколько. На кой хрен они снялись с насиженного места? Там была уютная землянка. Он всю жизнь мечтал так жить. Теперь прутся неведомо куда. Да еще и подгоняют. Веревочные лямки разрезают вспотевшую кожу почти до крови, а останавливаться нельзя. Уже второй день они тащатся по буреломам. Главное, никто не говорит — куда и зачем! Эх, вот если бы у него был автомат, тогда бы он не тянул тяжеленный мешок, который содрал всю спину. Шел бы себе припеваючи. А тянули бы весь скарб они, под дулом автомата чё хошь попрешь. Вовчик только подгонял бы их всех и этого Серого. Тоже мне главный, можно подумать, что самый здоровый! Как же, тот же Клоп сильнее его. Даст раза — и рассыплется старикан. Ничего, Вовчик тоже станет здоровенным. Он видел, какими становятся пацаны, которые ходят качаться. Он тоже пробовал, но это трудно. Каждый день, как каторжный, таскаешь бестолковое железо. Нет, он, как Джеки Чан, лучше научится драться. Станет мочить голыми кулаками всех подряд и того с автоматом тоже замочит, как не фиг делать замочит. И Янку бы он спас и трахал бы ее, как в том фильме, по-всякому, а она бы только орала от удовольствия. Интересно, а почему она никогда не орет? Может, она… как это, ну, слово еще такое фраерное, когда баба не чувствует кайфа. На фиг. Когда Вовчик станет драться как Джеки Чан, у него этих баб будет завались.

— Малой, не отставай, в тыкву получишь.

Конечно, Клоп, ему что, наверно, самый легкий мешок взял, вот попробовал бы этот тащить. Ишь ломит. Как конь. Вчера вечером Ваня-придурок куда-то слинял, утром только нарисовался. Потом с Серым тер что-то. Какие у них могут быть терки? Или они снова на дело идут? Жрачка уже закончилась. Вчера остатки сожрали. А хавать хочется. Мамка говорила: это оттого, что Вовчик еще растет. Интересно, а батя, когда рос, тоже постоянно жрать хотел? Батя был классный, хоть и пил. А что, ему можно, мастером спорта был по боксу. Он бы любого из этих козлов слегонца завалил. Как два пальца. Медалей у бати было море, пока не пропил. А пропивать начал потому, что мамка денег ему не давала. Все ей жалко было. Ну вот и помер батя. Как теперь без него? Хреново. Он же несильно старый был. Всего тридцать семь лет стукнуло, когда отравился паленой водярой. С другой стороны, батя в кайф пожил, после такого нестрашно и помирать, а вот ему, Вовчику, еще охота пожить.

Под вечер остановились на берегу небольшой лесной речушки. Едва Вовчик попытался разжечь костер, немедленно получил затрещину от Хруста. Теперь Серый откровенно дистанцировался от Клопа и Вовчика, устроился в некотором отдалении, они бурно что-то обсуждали с Хрустом и Ваней.

Ночь постепенно овладевала лесом, неспешно выползала из-под деревьев, из зарослей кустарника на берегу речушки. Смолкли дневные птицы, только раздавались заливистые трели соловья где-то у воды. Поскрипывало дерево, покачивалось под легким ветром. В траве на поляне зашуршал ежик. Сыч гулко захохотал где-то в лесу.

Поужинали консервами с хлебом. Локис с Тарасом заняли заранее намеченные позиции, а Эльза укрылась в избушке. Время тянулось медленно. Локис словно физически ощущал его плавное течение. Как неожиданно повернулась жизнь! Неделю назад он даже не подозревал о существовании Эльзы, а теперь каждый миг думал о ней. Постоянно хотелось слышать ее голос, видеть ее глаза, то смеющиеся, то грустные. Такое он переживал лишь однажды, когда познакомился с Леной. Только что окончивший журфак лейтенант Казимир Станиславович Подвойский, молодой, подающий надежды журналист армейской газеты, увидел девушку в метро и не удержался, подошел, заговорил… А дальше началась сказка… Наверное, каждый переживал в молодости подобное. Если Казимир не бывал в командировках, встречались они каждый день. Им постоянно не хватало времени. В крохотной съемной квартирке Казимира появилась настоящая хозяйка. Сколько любви и нежности они дарили тогда друг другу! Через два месяца после первой встречи подали заявление в ЗАГС. А еще через три сыграли свадьбу. Вскоре Казимир попал в первую серьезную командировку. На военном аэродроме под Ташкентом пришлось сидеть без малого неделю. Пыль, жара, на небе ни облачка. Воды мало, только умыться. В ожидании борта, который должен был забросить его в Джелалабад, Казимир насмотрелся всякого. Оттуда каждый день прилетали тяжелые транспортники. Выгружали раненых и цинковые ящики с телами убитых, забирали оружие, боеприпасы, продовольствие и пустые гробы. Для тех, что еще живы, но умрут завтра или на следующей неделе. В этом ужасающем круговороте войны и близкой, такой осязаемой смерти невозможно было не очерстветь душой. Спасала только водка, вернее, спирт, чаще неразведенный, чистый. Благо этого добра хватало. В стране уже тогда были перебои абсолютно со всем, здесь, под Ташкентом, тоже трудно стало достать сигареты, нормальную еду, но спирта на базе было хоть залейся. В конце концов группа журналистов, в которую входил и Подвойский, на самолете с грузом гуманитарной помощи вылетела в Афганистан. Не особенно приспособленный для перевозки пассажиров военный транспортный самолет больше напоминал склад с крыльями. В салоне было холодно и очень тесно из-за множества ящиков и тюков. В категорию срочных гуманитарных грузов входили и неизменные сосновые корявые гробы из неструганых досок. Два месяца провел в Афгане Казимир, попал с колонной под обстрел, укрывался вместе с солдатами между колес БТР, наслушался свиста пуль, сам стрелял в сторону злых колючих огоньков, вспыхивающих в зеленке. Ночевал на блокпостах, своими глазами видел, как захлебывается горячей кровью раненный в грудь молоденький солдат, с которым всего час назад хлебал кашу из одного котелка.

В госпиталь Казимир попал по совершеннейшей глупости. У него выявилась невероятно сильная аллергия на укус скорпиона. С температурой под сорок его привезли в санчасть, а оттуда переправили в Джелалабад. Именно там он познакомился с Павлом Севериным, врачом-хирургом. Через него и с офицером-спецназовцем Андреем Макушинским. Почти две недели до отлета в Союз они были неразлучны. Много интересного рассказывал Андрей долгими вечерами. К сожалению, и очерк о нем, написанный Казимиром, и рассказ о смерти мальчишки-солдата не пошли в газетные номера, но память сохранила эпизоды в неприкосновенности. Оставшись не у дел, Казимир начал писать книгу об Афгане, но работа таксистом требовала слишком много сил, и книга так и осталась неоконченной. С Павлом Казимир довольно долго переписывался, а когда увидел на прилавке книжного магазина его книги, стал регулярно покупать. Оказалось, что у Павла очень легкое перо. Казимир буквально проглатывал его романы, сидя в машине в ожидании клиента. Хотя и испытывал угрызения совести, что он, дипломированный журналист, водит такси вместо того, чтобы писать, а врач пишет такие замечательные книги. Об Андрее Казимир кое-что знал из писем Павла. Но встречаться с ним не приходилось. Хотя тот частенько наведывался в город. Вот и сейчас Казимир думал о том, что происходящее наверняка заинтересует Северина, а возможно, послужит основой для очередного романа.

Но больше всего Казимира волновал не будущий сюжет книги Павла и даже не предстоящая встреча с Тварью. Его волновала Эльза. Было в ней что-то особенное, не такое, как в других женщинах. После того как в отношениях между Казимиром и Леной наступило охлаждение, Казимир периодически прибегал к услугам различных женщин. Но там была всего лишь физиология. К Эльзе его тянуло всерьез. И это желание приходилось постоянно подавлять. Странное дело, но в тот вечер, когда он массировал ее измученные ноги, желание обладать ею оказалось не таким нестерпимым, как сегодня. Тогда он старался ей помочь чем только возможно: смазывал истертые места, омывал, раздевал, почти сонную, укладывал в спальный мешок, но вовсе не хотел ее так, как сейчас. В тот момент у него даже мысли не возникло воспользоваться ситуацией. Теперь Казимира все чаще посещали крамольные мысли. Воображение подбрасывало такие откровенные картинки, что они вызывали смущение, хотя он считал себя достаточно искушенным в подобных вопросах.

Эльза всячески демонстрировала собственную независимость. Старалась лишний раз не прибегать к помощи Казимира, но при этом она оставалась женщиной со всеми присущими ей слабостями. Пыталась доказать ему, что она, женщина, справляется с проблемами вполне достойно, и едва ли не всякий раз оказывалась не в лучшем положении. Казимира это откровенно смешило, но он старался не показать виду, что заметил очередной промах. Сегодня она упорно пыталась притащить валежину, для нее явно неподъемную. Казимир, стараясь не обидеть ее, встал рядом и принялся помогать Эльзе. Как она поглядела тогда!..

И вдруг ветер донес до него острый запах зверя…

Тарас положил на колени верную ижевку, привалился спиной к стволу огромной сосны. Недобрым веяло от тонущего в сумерках леса. Всякого зверя встречал за свою долгую жизнь старик, но с таким сталкиваться не приходилось. Изображение на крохотном экранчике пугало. Тварь одновременно походила и на медведя, и на человека, если только можно представить себе человека таких размеров. Огромная приплюснутая голова, несоразмерно большая даже при чудовищных размерах самой туши, и еще — огромные клыки. В том, что Тварь — людоед, сомнений не было. Оставался вопрос, нападает она на сильную добычу или предпочитает обессиленных, раненых, больных. В любом случае Тварь необходимо было остановить любой ценой. Ведь если она найдет пару, появится новый, неизвестный ранее на Земле вид, пойдут плодиться неведомые монстры. Огромные, свирепые, смертельно опасные. Для них Зона не будет преградой, они расселятся сначала здесь, а затем понесут смерть по Земле.

Тарас вспоминал, как трудно, но относительно спокойно они жили с Марией до тех пор, пока в Зоне не начали появляться люди. Вначале это были в основном мародеры. Бродили по брошенным деревням, тащили все, что придется, большей частью на продажу. Им было абсолютно все равно, что любая вещь из Зоны таит в себе смертельную опасность. Для них главным были деньги. Со временем начали появляться и такие горемыки, как Тарас с Марией. Причем не только люди в возрасте. Много было и молодых, с малыми детками. После катастрофы выселили всех, поголовно, да только приют нашли далеко не все. Многие, очень многие вынуждены были вернуться на родную землю, закрыв глаза на риск заболеть и на скорую неминуемую смерть. Как это ни удивительно, многие приспособились к полудикой жизни. Растили хлеб, согнали в опустевшие хлева одичавший скот. Начали налаживать привычный быт. Кто-то стал возрождать свои села и веси, некоторые селились обособленно, вроде хуторян. До определенного момента в Зоне царил и мир и покой. Власти не было, законы соблюдали только неписаные. Но так продолжалось недолго. Постепенно Зона начала привлекать к себе беглых, бомжей и прочий лихой люд. Попадались среди них совершенно закоренелые бандиты. Сбившись в шайки, начали грабить и убивать поселян. Народ стал обзаводиться оружием, пытался защитить собственное добро и жизнь близких. Самому Тарасу, когда еще была жива Мария, не раз приходилось выдерживать и нападения, и осады. Благо старый охотник стрелял метко и за себя постоять мог. Сначала старался только калечить разбойников, затем пришлось несколько раз взять грех на душу. Наконец в Зоне установился некий баланс. Пусть шаткий, но относительный мир. Разбойничающие шайки поделили между собой территории и не трогали тех, кто живет поблизости. Об этих двоих Тарас знал давно. У них тоже был негласный договор. Раз в три месяца он вроде бы забывал овцу. А они как бы находили и прибирали к рукам. Беглые солдаты не трогали Тараса, а он не вмешивался в их жизнь. Тарас знал о них почти все. Когда пришли, как жили, где разбойничали. Это зло постепенно стало вроде как своим, привычным. Промышляющие разбоем по соседству шайки опасались открыто нападать на беглых солдат, справедливо полагая, что силы не равны. С ножами да обрезами против автоматов не сильно навоюешь. Но вот один из солдат то ли заболел, то ли был ранен, и Тварь пришла на запах крови. Теперь Тарас обязан был убить Тварь, чтобы она не пришла к нему. Умирать не хотелось. Особенно сейчас, когда он приютил Яну.

Милая девчушка, вежливая, трудолюбивая, по чистой случайности оказалась в Зоне. Лесничему не хотелось, чтобы она закончила здесь свою жизнь. Встреча с Казимиром и Эльзой вселила в Тараса надежду, что Янку удастся вывезти. Он еще не говорил с ними на эту тему, но мысль о спасении Яны прочно поселилась в душе.

Но с этим он разберется потом. А пока старик слушал лес. Огромный и таинственный, он жил своей обычной ночной жизнью. Где-то в темноте шуршали мелкие зверьки, неслышно парил в воздухе круглоголовый филин, что-то похрустывало, поскрипывало. Пока никаких признаков того, что Тварь приближается, не было. Тарас впал в полудрему, чуткую, тревожную. Не по-старчески крепкие руки уверенно держали ружье.

Расстроенная Яна весь вечер просидела у окна. Уже близилась полночь, а Тараса все не было. Давно остыл ужин. Протопленная баня медленно теряла жар. Чтобы хоть чем-то занять себя, Яна долго парилась, тщательно мылась, затем, поняв, что Тараса придется ждать долго, перестирала свою и его одежду, заперла дверь и теперь сидела у темного окна и вглядывалась в страшный ночной лес.

Прокручивала в памяти свою недолгую жизнь, вспоминала родителей. Мама и отец с первого класса учились вместе. Росли, дружили, а потом незаметно к ним пришла любовь. После окончания института поженились. Жили дружно, души друг в друге не чаяли, пока не пришла беда. Отец старался поскорее выкарабкаться из болезни, но сил явно не хватало. Мама помогала ему, чем только могла, почти поставила на ноги, а вот теперь отец снова в больнице. Яна не могла простить себе того, что бросила родителей в такую трудную минуту. Но выбраться отсюда, из Зоны, самостоятельно не могла. Почему она так поступила с родными, сейчас, после того как ее бросил Вовчик, понять было сложно. Наверное, любила. Старалась о нем заботиться. Пыталась походить на маму. Вот только Вовчик оказался совсем не таким, как отец.

Добирались они сюда чем придется. На попутках, на пригородных электричках. Последние дни большей частью пешком. Прятались от патрулей, которые время от времени колесили по прилегающим к Зоне дорогам. Ночевали в заброшенных домах, на сеновалах. Денег у Яны было немного, еды купили совсем мало. На последние рубли в деревенском магазине набрали спичек, консервов, сигарет для Вовчика и бутылку водки по его требованию. Как ни пыталась Яна сэкономить, деньги кончились быстро. В Зону вошли без копейки. Вовчик утверждал: жить они будут в какой-нибудь деревне из тех, что разбросаны повсюду. Деревни действительно попадались, вот только в них никто не жил. В третьей или четвертой по счету деревушке, такой же брошенной и страшной, как остальные, остановились на ночлег. Яна устала так, что больше не могла сделать ни шага. В том доме, который они выбрали, окна были заколочены досками и даже сохранилась дверь.

Поругались они с Вовчиком из-за еды. Вовчик настаивал на том, что пора открыть и съесть банку тушенки, а Яна предлагала ограничиться хлебом и сыром, мол, все равно хранить их долго нельзя. Вообще-то ругаться они начали еще в дороге. Яна уговаривала Вовчика вернуться, а он едва сдерживался, чтобы не наброситься на нее с кулаками. Кричал, что никогда не пойдет под суд, а однажды даже ударил по щеке. От боли Янке показалось, что у нее лопнул глаз. А еще было невыносимо обидно. За всю жизнь отец, как бы крепко ни спорил с мамой, ни разу не поднял на нее руки. Конечно, родители иногда ссорились, но их ссоры были короткими и всегда заканчивались примирением. После мгновенной, как молния, стычки отец и мама обнимались и осыпали друг друга поцелуями. Янке такое поведение казалось нормой. Она даже представить себе не могла, что может быть по-другому. А Вовчик влепил ей пощечину и даже не извинился. Некоторое время она была в растерянности, но затем успокоила себя: нервы у друга были напряжены до предела, и не стоило сейчас лишний раз его тревожить. Там, в доме, скандал назрел с новой силой. Вовчик даже замахнулся на нее, но сдержался в последний момент и, бормоча проклятия, выскочил из дома. А дальше все произошло как во сне. Кто-то чужой, сильный, небритый, воняющий давно не мытым телом, навалился на нее, несколько раз ударил по лицу, начал рвать на ней одежду. От неожиданности Яна сначала даже не сопротивлялась, но, когда чужая грязная рука полезла ей в трусики, стала бороться изо всех сил. Она даже не заметила, как в комнате появился Тарас. Только почувствовала: стало чуть легче дышать и потные отвратительные руки перестали сжимать ее грудь и мять живот.

А затем они бежали. Сердце выскакивало из груди, она тревожилась за Вовчика, а старик, в тот момент вовсе не казавшийся ей стариком, все тянул и тянул за собой.

Теперь, ожидая Тараса, Яна думала о нем, как о самом близком человеке. Действительно, а как иначе можно было к нему относиться? Тарас спас ее от бесчестья и смерти. Приютил, заботился, как о родной внучке, а что до того, что не мог отправить Яну домой, к родителям, на то у него была вполне веская причина — полное отсутствие денег, как и у Яны. Здесь, в Зоне, деньги не существовали. Мера ценности в этих краях была совершенно иная. На самой высшей ступени по местной шкале стояли порох и патроны, затем, чуть ниже, соль, а уж на самой низшей ступеньке — хлеб, самогон, махорка. Бутылка самогона, кисет самосада или каравай хлеба среди поселян были разменной монетой. Но оставались лакомым куском для различных одичавших бродяг. Все это разъяснил Яне Тарас.

Местные жители редко контактировали между собой. Не было в этом особой нужды. Если кто-то хотел жить рядом с другими, селился в заброшенных деревнях, но много было таких людей, которые не желали видеть рядом с собой никого, кроме своих близких. Заселяли особняком стоящие дома, а то и строили сами, возводили едва ли не крепости на обширных лесных полянах. Земли под огород брали столько, что едва под силу обработать. Сами пахали, сами сеяли, своими силами защищались от разбойников. Рожали детей, воспитывали их так, как считали нужным. За двадцать лет в этих краях выросло целое поколение людей Зоны. Замкнутых, суровых, нелюдимых, зачастую не умеющих толком читать, зато виртуозно читающих следы и владеющих оружием. Трогать таких опасались даже закоренелые бандиты. Властям до них не было дела. Эти люди вроде не существовали. Сюда, в Зону, не проникали ни журналисты, ни врачи, никто из большого мира. В большом мире старательно делали вид, что Зона — всего лишь пустующая территория, на которой отсутствует жизнь как таковая. Потому и патрулировали так усердно периметр, не подпуская близко к Зоне любопытных. В то же время проникнуть в Зону было относительно легко, вот зато выбраться непросто. На всех железнодорожных станциях постоянно дежурили люди в штатском. Наметанным глазом обнаруживали тех, кто пытался бежать, дальше шла проверка документов — и человек попросту исчезал. Всякого, кто интересовался Зоной, также очень быстро обнаруживали и высылали, не делая различий между своими и иностранцами. Документов у Яны не было. Оттого и выбраться ей было намного сложнее, с одной стороны, и проще — с другой. Достаточно пробраться через полосу патрулирования. А дальше ногами протопать с полсотни километров и, добравшись до автотрассы, примитивно голосовать, пока не найдется добрый человек, который отвезет ее домой. Опасность подстерегала на каждом этапе предстоящего пути, но другого выхода не было.

Казимир взял карабин на изготовку. О близости зверя говорил пока только запах, самого чудовища не было видно. Ночной лес не спешил выдвинуть на освещенную призрачным лунным светом поляну свою главную фигуру. Обычные ночные шорохи, уже ставшие привычными, и больше ничего.

Незаметно начался рассвет. Небо, надежно скрытое густыми черными кронами сосен, посветлело. Пробуя голос, тренькнула первая птица. Высоко в небесной сини вспыхнуло алым одинокое облачко. Зарождался новый день, такой же, как и множество других дней. Тварь так и не появилась на поляне. Усталые глаза слезились. Ощущение было таким, словно в них швырнули пригоршню мелкого песка. Внезапный шорох за спиной заставил Казимира резко развернуться. В десяти шагах от него стояла Эльза.

— Это я, Локис, не стреляй! — негромким шепотом сказала она.

— Заранее предупреждать нужно, — отозвался он и опустил карабин.

— Тихо как! Словно и нет ничего, только мы, лес и небо! — зачарованным шепотом пропела Эльза.

— Да, ты права, романтичное утро, — миролюбиво согласился Казимир. — Ты что, совсем замерзла?

— Угу. Наверное, одеться нужно было потеплее, я сидела там, сидела и незаметно уснула, — доверчиво сообщила Эльза и приблизилась к Казимиру.

— Иди ко мне, я тебя согрею, — опустив карабин, сказал он.

В этот момент от ближнего дерева отделилось нечто огромное и раньше совсем незаметное. Резко пахнуло зверем. Глухо рыкнув, Тварь рванула в лес. Казимир, закрывая Эльзу спиной, навскидку разрядил карабин вслед убегающему чудовищу. Секундой позже с другой стороны поляны послышался топот ног, и они увидели, как за Тварью в сторону темных деревьев бросился Тарас.

Казимир на бегу выхватил обойму, дослал патроны в магазин, оттянув, резко отпустил затвор. Тонко взвизгнула в по-утреннему свежем воздухе и вылетела опустевшая обойма. Деревья мелькали по сторонам, ветки разлапистых елей били по лицу. Тварь словно растворилась. Казимир давно обогнал Тараса, но впереди ничего не было. Остановившись, перевел дыхание. Получалось, что нос его не обманул, Тварь всю ночь была где-то совсем близко, но не хрустнула ни одной веточкой, ни единый шорох не выдал ее присутствия, словно зверь превратился в бесплотный дух. Задыхающийся от быстрого бега Тарас остановился рядом.

— Вот черт! Упустили! Оно же рядом с тобой было! Как же ты не попал? Не больше десяти шагов! — хватая ртом воздух, возмутился лесничий.

— Да пошел ты, дед! Я не видел его, всю ночь ожидал, запах чуял — и не видел! До самого последнего момента!

— Быть того не может, оно же рядом с тобой из-за дерева выскочило!

— Вот я и говорю! Я его не видел! Между нами десяти шагов не было, не больше трех! Я сам ничего не могу понять! — закричал от возмущения и досады Казимир.

— А теперь куда оно делось? Ты же бежал за ним! — рявкнул Тарас. — Что, снова не видел?

— Я как тебя обогнал, вперед бежал, надеялся, что увижу Тварь хоть на миг и выстрелю. Но так и не увидел.

— Как — не увидел? Я что, по-твоему, слепой? Я вас обоих видел, а стрелять не мог, потому что ты мне постоянно закрывал зверя!

— Ты бредишь, Тарас! — ошарашенно посмотрел на лесничего Локис. — Я еще раз говорю, не было его впереди!

Вдруг отдаленный женский крик разорвал утреннюю тишь. Казимир только и сумел крикнуть «Эльза!!!» и бросился обратно к избушке.

Казимир бежал так, что ветер свистел в ушах, огибал деревья, уворачивался от сучьев и ветвей. Страх за Эльзу подстегивал его, заставлял выкладываться полностью. Выскочил на знакомую поляну. Заметил стоящую перед избушкой огромную тушу. Больше двух метров в высоту, широкий, неохватный, с длинными, свисающими до колен мощными лапами, поросший редкой буроватой шерстью, более темной на спине и почти белесой на боках, зверь переминался на задних лапах, словно раздумывал. Дикий крик, раздавшийся над поляной, едва не заглушил звук выстрела. Казимир не сразу понял, что кричит он сам. Не опуская карабин, еще дважды выстрелил в воздух. Тварь развернулась к нему, блеснула красными глазами. Казимир застыл на месте. Незнакомый, непонятный холод сковал его. Закаменевшие мышцы не слушались, липкий ужас темной болотной водой всколыхнулся где-то внутри и начал заполнять сознание. Непослушными руками Казимир навел оружие на Тварь. Одеревеневший палец потянул спусковой крючок. Выстрел! Другой! Третий! Медленно приходя в себя, Казимир методично нажимал на спуск.

— Казимир, остановись, оно снова сбежало! Остановись! — слышался вдалеке голос Тараса.

Причитала Эльза. Кровавый туман застилал глаза. Тело трясла крупная дрожь. Скованные мышцы болели. Обессиленный Казимир опустился на траву.

— Что произошло? — побледневшими губами прошептал он.

— Это я у тебя должен спросить! Выбегаю, а ты палишь в сосну из карабина. Глаза дикие, только пены изо рта не хватало, — возмущенно объяснил Тарас.

— Здесь Тварь была! — сообщила появившаяся из избушки Эльза. — Стояла на поляне, принюхивалась. Я все сняла, как только заметила ее, выходящую из леса, так и начала снимать. С чердака. Кстати, там автоматы лежат. Три штуки. «Калашниковы».

— Так, понятно. А что ты еще видела? А то от Казимира сейчас толку мало, пусть в себя придет, — обратился к спутнице Тарас.

— Когда я Тварь заметила, закричала с перепугу и бросилась в избушку. Там лаз на чердак. Шмыгнула наверх и в щель начала снимать. У меня все записано. Тварь постояла немного у дерева, затем пошла к дому. Стала напротив двери. В этот момент из-за деревьев выскочил Казимир. Закричал страшно и выстрелил в воздух. Хорошо, что в воздух. Тварь как раз между нами стояла. А дальше совсем непонятно. Тварь на него посмотрела. Казимир как-то очень медленно повернулся и начал стрелять в сосну.

— А Тварь что сделала? — уточнил Тарас.

— Опустилась на четыре лапы и ушла. Вон туда, спокойно так, не спеша.

— Погоди, ты хочешь сказать, что Казимир отвернулся от нее? А только затем начал сосну убивать?

— Вот именно! Да вы видео посмотрите. Все было так, как я рассказываю!

Казимир уже полностью справился с собой и вместе с остальными склонился над камерой. Все происходило именно так, как рассказала Эльза. Вот он выбегает из леса, стреляет в воздух. Дальше происходит что-то непонятное. Тварь поворачивается к нему. Локис, словно зачарованный, отводит от нее карабин и начинает методично стрелять в ближайшую сосну. Тварь спокойно уходит в лес.

— Ничего не понимаю. Я был уверен, что стреляю именно в зверюгу! — возмутился Казимир.

— Тебе, парень, повезло, что она не убила тебя, пока ты так самозабвенно избавлялся от патронов, — подвел черту под происшедшим Тарас. — Собирайте пожитки, пойдем ко мне домой. С Тварью будем разбираться позже. У меня там Янка одна, извелась небось. Сутки как я ушел.

Серый поднялся на рассвете. Природа только начинала просыпаться. Но ему уже было не до сна. Сегодня должна была осуществиться его мечта. Последним препятствием оставался Хруст. То, что старик жил один, было, конечно, замечательно. Но вдруг он владеет оружием так, как тот, который положил Кныша? И где гарантия того, что под выстрел попадет именно Хруст? А если заряд картечи достанется ему, Серому? Вылечить его никто и не попытается. А хотелось жить! Вольно и сыто! Плохо то, что раньше времени Хруста положить нельзя, он явно что-то подозревает и наверняка постарается обернуть ситуацию в свою пользу. Хруст осторожен. В той давней разборке не подставился под пулю. Уцелел. Да и из всех других дел выходил, словно заговоренный, ни единой царапины! Хотя, казалось, побывал в самых рискованных предприятиях. Очень непросто будет его устранить. Но сделать это необходимо, иначе Хруст не остановится, пока не убьет его самого.

Серый прекрасно понимал, что никого не сможет привлечь к своему плану. Даже Ваня возмутится и не окажет ему поддержки. Клоп до сих пор не определился, с кем он, только с появлением малого вырвался из вечных шестерок. Но Клоп понимает, что стоит малому исчезнуть, как он тут же скатится до положения бесправного слуги.

Серый скрутил козью ножку и закурил. Было прохладно. Замшелые зеленоватые стволы елей обступили ложбину сплошной стеной. Даже в разгар дня сюда почти не проникал солнечный свет. От крошечной речушки тянуло сыростью и холодом. Сизый дым самосада висел в неподвижном воздухе вонючим облаком. Есть хотелось все сильнее. От голода начинало сводить живот. Докурив самокрутку, Серый спустился к воде. Коричневая от болотной взвеси влага была не по-летнему холодной и стылой, будто пробивалась на поверхность из преисподней. Сполоснул лицо, напился от души, чтобы хоть немного унять голод. Заметил изумрудную лягушку. Изловчился и быстрым движением выхватил ее из воды. Длинные, с пол-ладони лапы беспомощно трепыхались в воздухе. Серый достал нож, деловито отрезал лапки одну за другой, а еще живое тельце земноводного выбросил в речку. Пока обдирал с тоненьких косточек белесое мясо, нечто темное плеснуло в воде, и бьющееся тельце лягушки исчезло в огромной пасти. «Поделили, — хмыкнул Серый. — Совсем как в жизни: пока можешь бежать, бороться и пожирать слабых, ты живешь, а стоит зазеваться, тут же рядом оказывается кто-то более быстрый и ловкий и сжирает тебя, оставляя объедки для стоящих рангом пониже. Сегодня я обязан победить, иначе Хруст бросит меня подыхать в лесу. И еще живого меня начнут пожирать всякие мелкие твари. Нет, ни за что! Лучше уж он станет поживой для гнусного зверья. Я должен жить! Потому что именно я заслужил это право! И поможет мне малой. Этот молоденький подонок явно что-то скрыл. Ведь не один он пришел в Зону. А того, с кем пришел, либо убил, либо попросту бросил умирать. Короче, для того, чтобы убить Хруста, пригодится именно он».

Серый никому не говорил, что еще два года назад во время налета на один из дворов отнял у довольно молодой бабенки пистолет. Она не успела выстрелить только потому, что забыла снять оружие с предохранителя. В обойме было всего четыре патрона, но в ближнем бою пистолет мог пригодиться. С бабой тогда повеселились все. Драли как хотели рядом с остывающим телом мужа. Трое суток они провели в том доме, пока не насытились. Пили самогонку, сменяя друг друга, трахали уже ничего не соображающую селянку. Когда она превратилась в безвольное животное, Кныш сломал ей шею. Богатую они взяли добычу. Спьяну Серый не сообразил тогда, что бабу нужно увести с собой. Привязать проволокой в землянке и использовать по нужде. Кормить, чтоб не сдохла, заставлять работать. Хоть бы толк был, а от трупа — никакой пользы. Как бы то ни было, пистолетик Серый тогда припрятал. Вот теперь он и пригодится. Он подошел к спящим, пнул ногой в бок малого. Худенькое, почти детское тельце дернулось.

— Вставай, дело есть, — приказал Серый.

Вовчик вскочил и, поеживаясь от утренней прохлады, пошел вслед за вожаком. Серый шел молча, широко ступая, привычно пригибаясь под низкими лапами древних елей. Вовчик едва поспевал за ним. Убедившись, что отошли достаточно далеко, Серый остановился и, дождавшись Вовчика, пристально посмотрел тому в глаза:

— Ты вроде парень не дурак. Как считаешь, зачем я тебя сюда привел?

— Ну, типа не врубаюсь. А чё?

— А куда сегодня идем, уже врубился?

— Типа на дело. Я-то при чем? Я как все, куда скажешь, туда и пойду.

— Это понятно. Деваться тебе некуда. Тебе жизнь такая, как у нас, нравится?

— Да ты чё, Серый, я, блин, ваще, тащусь! Кайф!

— Кайф, говоришь? Ну, это как поглядеть. А насчет того, чтобы жить в теплом доме да на всем готовом, это как? Не в кайф?

— Я чё-то не врубаюсь, меня не плющит к мамке возвращаться! — испуганно крикнул Вовчик.

— Парень, ты, похоже, тупой, как сибирский валенок. Ты мне нужен! Въезжаешь?

— Типа да. А на фиг?

— Сегодня ночью мы будем ночевать в крепком теплом доме. У нас будет немерено жрачки и пойла! Всосал?

— Ну. А чё я должен?

— Малой, ты меня не перебивай, я вижу, ты пацан правильный, сразу в тему врубаешься. У нас с тобой есть одно препятствие. Среди нас есть человек, который не хочет, чтобы мы заняли тот дом. Ему, видишь ли, старика жалко. Пойми, малой, мы старика трогать не будем. Он нам нужен. Там у него скотина, хозяйство. Пусть он сам за овцами ходит, а мы будем у него жить и харчеваться. Ну и естественно, охранять, чтобы другие не зарились. Как тебе такой расклад?

— А чё, в тему! — одобрил Вовчик. — Мы типа командовать будем, а он шестерить. Ну, тот, хрен старый.

— Я же говорю, ты пацан правильный. Только с тем гадом что делать? Ума не приложу!

— Гнать или мочить. Чё тут тереть!

— Молоток, тему просекаешь. Выходит, будем мочить?

— А на кой… нам лишний рот! Если тот хрыч загнется, кто за скотиной будет ходить? Я, что ли? А старого нам теперь беречь нужно, чтоб пахал на нас.

— Ну, малой, я не ожидал от тебя такого! В точку базаришь! — Серый изобразил восхищение, похлопал Вовчика по плечу. — Только видишь, какая закавыка, мне мочить гада не с руки. А поручить некому.

— Ты что, Серый, мне хочешь это поручить? Я не умею! — неожиданно заговорил парень на почти нормальном языке. — То, что случилось в парке, случайность! Я не хотел убивать ту девку.

— Малой, я тебе дам пистолет, резать не придется. Просто нажмешь на спусковой крючок, и все. Поверь, это не страшно, просто он наверняка окажется за моей спиной. Я могу не успеть обернуться. Ты должен сделать это первый. Понимаешь? Если ты меня не прикроешь, нам всем зимой крышка. Ты не жил в землянке в морозы, когда иней выступает на потолке, а печку нуж-5 Н. Берзина «Неоконченный рейд» но топить днем и ночью. Когда жратвы нет неделями. Поверь, нам не дожить до весны, если мы сегодня ночью не захватим старика. Передохнем. Как собаки передохнем. Наша жизнь зависит от тебя, от твоей решительности. Пойми, он зверь. Мне рассказывали, что раньше он человечину ел. Когда было голодно, насчет тебя намекал. Мол, если жратвы не добудем, малого стоит под нож, у него мясо самое нежное. Ты подумай, малой, или ты его положишь, или он меня, тогда ты точно в котелок попадешь.

— Кто — он? — спросил Вовчик после раздумья.

Яна просидела полночи в ожидании Тараса и уснула на рассвете. Сны снились тревожные, страшные. Гремел гром, молнии рассекали черное, затянутое тучами небо. Деревья тянули к ней корявые сучья. Приближаясь, сучья превращались в мохнатые когтистые лапы. Хватали Яну за горло, душили, рвали одежду, мяли и больно сжимали беззащитное обнаженное тело. Внезапно из мрака выглянуло искаженное яростной похотью бородатое грязное лицо того человека, который пытался изнасиловать ее в заброшенном доме. Раскат грома больно ударил по ушам. Яна в холодном поту вскочила с лавки. Кто-то отчаянно барабанил в дверь.

— Яночка, деточка, открой! Это я, дед Тарас!

— Сейчас, дедушка, секунду, открываю! — радостно закричала Яна и бросилась отпирать.

На пороге кроме Тараса стояли еще двое в камуфляже. Высокий крепкий мужчина и почти одного с ним роста молодая, невероятно красивая женщина. Их объемистые рюкзаки стояли на крыльце. На плече у мужчины висело ружье на простом брезентовом ремне.

— Что ж ты заспалась, Янка, смотри, каких я тебе гостей привел! — засуетился дед Тарас. — Знакомься: Казимир, Эльза. Хотя, похоже, она такая же Эльза, как ты королева Австрийская. По-хохляцки балакает так, что мне, старому полешуку,[2] завидно. Заходите, гости дорогие. Яна, накрывай на стол и баню готовь. Они, бедолажные, с дороги помыться хотят. Да и нам не помешает, — не унимался Тарас.

— А я баню вчера топила, вас ждала. Всю ночь глаз не сомкнула, — сообщила Яна.

— Тогда только прогреть нужно, не успела баня выстыть, разведи огонь, чтобы вода закипела. А пока давай потчуй гостей, — распорядился Тарас.

Пока Яна суетилась на кухне, Казимир оглядел необычайно просторный дом, спросил Тараса:

— Твое лесничество?

— Да, — кивнул тот. — Дом мой был неподалеку, в деревне. Да пока мы с женой гостевали на севере, разграбили ироды. Представляешь, подчистую унесли все. Тряпки целой не оставили. А здесь каким-то чудом все уцелело. Вот мы с Марией сюда и перебрались.

— Так все время одни и жили?

— А что было делать? В округе тогда еще никого не было, в лесу я привычный, да и жена сроду ничего тут не боялась. Вот мы и осели. Повезло нам тогда, овцы прибились. Как их волки не погрызли, не представляю. Они и стали нашей первой и до сей поры главной скотиной. Я даже сыр научился варить. Картошку посадили, ржи немного, охота — тоже большое подспорье. А самое важное: здесь, в лесничестве, у меня запас соли был для косуль и оленей. Вот она и выручила. Мясо солили, рыбу. Все впрок, чтобы не сдохнуть с голоду. И так — почти двадцать лет, да вот только померла моя Машенька пять лет назад. Схоронил ее на берегу реки. Понимаю, что надо бы к людям уходить, а ее оставить не могу. Пойми, Казимир, ведь без малого пятьдесят лет вместе. Рука об руку. Как же теперь я ее оставлю? Вся надежда, что, когда помру, кто-нибудь и меня рядом с ней положит, чтобы и там быть вместе.

— Рано о смерти говоришь, Тарас, коли девчонку приютил, — недоверчиво откликнулся Казимир. — Кто она тебе?

— Да никто, приблудилась. Вот о ней с тобой я и хотел поговорить. Не дело девке здесь загибаться. Выручить ее нужно, к людям вывести, а того лучше — к родителям доставить. Самому мне из Зоны не выйти. Мигом завернут или что похуже. Да и Марию бросить не могу. А тебе все одно уходить отсюда. Выручи, уведи девчонку!..

— А как она здесь очутилась?

— За любовью бежала, да только любовь ее полным дерьмом оказалась. Бросил ее любовничек, при первой опасности бросил. Этот вояка, которого мы вчера закопали, ее ссильничать пытался, да, к счастью, я подоспел. Сунул прикладом по затылку да уволок сюда девку. Христом Богом прошу тебя, Казимир, спаси ее!

— Тарас, ведь мы, пока дело не сделаем, не уйдем. Понимаешь? — озабоченно откликнулся Локис. — Да и Тварь оставлять нельзя.

— Да я что же, тебя гоню? — спохватился лесничий. — Нет, оставайтесь и дело делайте, а что до Твари, как ты говоришь, порешу я ее и без вас.

— Ты сам видел, что со мной случилось, — с сомнением кивнул Казимир, — непростая это добыча. Я ведь был уверен, что в нее стреляю. Да вспомни, когда мы за ней гнались, куда зверюга исчезла? Или их несколько?

— Одна она, я, когда назад бежали, следы смотрел. Понимаешь, какая штука, — поморщился Тарас, — одно время ты впрямь за ней гнался. Да только затем она в сторону ушла, а ты как бежал за ней, так дальше полетел, но самое странное, что и я вас двоих видел, когда ее уже в том месте не было. То есть… и меня она провела. Вот только бегает плохо. С поляны, когда она метнулась в лес, а ты следом, — не более полусотни шагов пробежала, а там притаилась и пропустила нас, причем обоих. Я, когда за тобой трусил, в одном месте запах почувствовал, но не и подвели. Ладно, еще поговорим, пойдем поснедаем, да в баньку. А потом спать. Всю ночь как-никак колобродили.

Пока гости во главе с Тарасом сидели за столом, Яна затопила печь в бане. Печь действительно еще не остыла, через час каменка раскалилась так, что можно было париться. Пусть пар был легкий, но все же лучше, чем никакой. Тарас по простоте душевной пустил первыми в баню гостей.

Эльза взглянула на Казимира, не стала протестовать, послушно кивнула, достала из рюкзака все необходимое и направилась вслед за своим телохранителем к небольшой прокопченной баньке. Оставив их одних, Тарас вернулся к Яне и, усевшись на широкую лавку, стал слушать ее рассказ о прошедшем дне.

Казимир заглянул в баню, притворил дверь, спросил у Эльзы:

— Как будем очередь устанавливать? На пальцах выкидывать или как?

— А разве нам нужна очередь? — лукаво усмехнулась Эльза. — Я лично не отказалась бы от того, чтобы ты меня попарил, все равно ведь насмотрелся на меня без одежды. Разве не так?

— Мало ли на кого я насмотрелся, — засмущался Казимир. — Просто спросил. Из вежливости.

— А я тебе из вежливости предлагаю: пошли. Ручаюсь, приставать не буду, — как-то по-особому улыбнулась Эльза.

— Раз так, пошли, а то я было испугался, что ты воспользуешься моей неопытностью и втопчешь мою невинность в грязь, — в тон ей усмехнулся Казимир и стал раздеваться.

Эльза, вроде бы не обращая на него внимания, сбросила с себя пропотевший камуфляж и, оставшись в одном белье, с вызовом посмотрела на Казимира, но тот целомудренно стоял спиной к ней и сосредоточенно выбирал веник. Фыркнув, она сбросила с себя последнюю одежду и вошла в душную жару бани. Света, льющегося из подслеповатого окошка, едва хватало на то, чтобы ориентироваться в полумраке. Справа высилась громада каменки с вмурованной двухсотлитровой бочкой. Прямо у стены были устроены полки. Эльза прошла вперед, присела на средний полок и тут же с визгом вскочила: доски раскалились так, что, казалось, готовы были вспыхнуть. Она плеснула из бадьи холодной воды и стала ждать Казимира.

Казимир выбрал веник и в нерешительности закурил, остановившись у открытой двери предбанника. От него не ускользнуло неприкрытое любопытство Эльзы. Она явно просчитывала варианты — уступить ему или, наоборот, поиграть и в последний момент отказать. Было довольно обидно, что она может себе позволить подобную игру, а он не имеет права откликаться на ее действия. Как ни крути, он всего лишь наемник. А она в данный момент — хозяйка. И совсем не с руки позволять себе подобное расслабление. «Ну Тарас! Ну удружил! Хоть бы словом со мной перекинулся, прежде чем нас двоих посылать в баню. Ладно, была не была, постараюсь не опозориться перед этой белой госпожой», — подумал Казимир, отбросил окурок, взял веник и решительно распахнул дверь в раскаленный полумрак.

В тусклом свете, падающем через закопченное оконце, он разглядел Эльзу — та сидела в непринужденной позе. С явным интересом окинула взглядом его крепкую фигуру, провела языком по губам. Стараясь не обращать на нее внимания, Казимир запарил веник и, пока тот прогревался в горячей воде, присел рядом с Эльзой — близко, но в то же время не касаясь ее.

— Тебе не горячо? — спросил он, стараясь скрыть волнение.

— Нет, нормально. Сто лет не парилась в настоящей бане. Хорошо! — расслабленно ответила Эльза. — Ты парить-то хоть умеешь?

— Как тебе сказать, — улыбнулся он, — приходилось. Боишься, что отстегаю веником и заставлю голышом бегать вокруг?

— Кто тебя знает, может, ты скрытый сексуальный маньяк?

— Хватит трепаться, ложись на верхний полок, я сейчас парку поддам — и приступим.

Только Эльза устроилась на чуть влажных, горячих досках, волна раскаленного пара, вырвавшегося из жерла каменки, окатила ее с головы до ног. Мягкий березовый веник заплясал в умелых руках Казимира. Он не касался кожи, лишь создавал приятное, волнующее движение жаркого воздуха. Очень скоро она отдалась непередаваемому чувству. Ее тело словно растворилось в сказочном блаженстве, она позабыла о том, что собиралась слегка пошутить над Казимиром и его непреклонностью. Забывшись, Эльза перевернулась на спину, подставила его искусным рукам грудь и живот. В реальность вернулась только тогда, когда Казимир, осторожно потянув ее за руку, поставил на ноги и вывел отдохнуть в предбанник. Словно со стороны Эльза оглядывала свое раскрасневшееся тело с прилипшими к нему кое-где березовыми листочками и едва не стонала от блаженства. Казимир вернулся в баню, как следует поддал парку, от души выпарился, окатил себя холодной водой и вышел наружу. Эльза все еще наслаждалась покоем.

— Казик, ты просто волшебник. Мне никогда не было так хорошо, как сейчас, — промурлыкала она.

— Еще пойдешь париться?

— Ой нет, боюсь, не вынесу еще раз такого наслаждения! Спасибо тебе! — Она прильнула к нему на мгновение, поцеловала его в щеку и юркнула в баню.

Казимир почувствовал прикосновение прохладной упругой груди и, задержав дыхание, проводил ее взглядом. Когда за Эльзой захлопнулась дверь, шумно выдохнул, постарался привести мысли в порядок. Эльза волновала его, как ни одна другая женщина. Безумно хотелось броситься вслед за ней, схватить в объятия, зацеловать до головокружения, ласкать ее восхитительное тело, познать ее на вкус, завладеть ею, получить немедленно все то, что рисовало воспаленное воображение. Он едва удержал себя на месте. Только окончательно успокоившись, Казимир вошел внутрь бани и принялся как ни в чем не бывало мыться.

— Хруст. Тебе придется убрать Хруста, — чуть помедлив, сообщил Серый.

— Но он же твой доверенный человек! — воскликнул удивленно Вовчик.

— Вот именно, — подтвердил вожак, — он и есть самый опасный. Я его хорошо знаю, даже то, о чем ты не догадываешься. Сегодня ночью мы захватим старика. В тот момент, когда все станет ясно, ты должен оказаться за спиной у Хруста и всадить в этого поганого пса все, что есть в пистолете. Ты с пистолетом обращаться, конечно, не умеешь?

— Нет, только в кино видел, — растерянно признался Вовчик.

— Ничего, я тебе все объясню. — Серый достал из кармана ПМ[3]

. — Смотри. Это курок, ты его не трогай, пистолет самовзводный, просто нажимаешь на спусковой крючок. Курок придет на боевой взвод, сорвется, боек ударит по капсюлю. Вот так это происходит.

Серый достал магазин из рукояти, оттянул затвор, выбросил патрон из патронника. Ловко поймав его на лету, заправил в магазин. Спустил с задержки затвор, показал Вовчику:

— Вот видишь, тебе ничего не нужно делать. Главное, перед тем, как стрелять, сними с предохранителя. Вот эту штучку опусти вниз. Только тогда пистолет выстрелит.

— Класс! — восторженно воскликнул Вовчик. — А можно подержать?

— Конечно держи, — согласился Серый и протянул Вовчику пистолет.

Пока тот рассматривал оружие, Серый прокрутил в памяти свою прежнюю жизнь до суда. Так случилось, что сломала ему жизнь любовь. Не повезло! Угораздило его влюбиться в жену сослуживца. Более того, напарника. Они жили в одном общежитии, на одном этаже. Быстро сдружились. Алла, жена Валерки, работала врачом-невропатологом в районной поликлинике. Посменная работа позволяла Алле достаточно много времени проводить дома. У них была красивая семья — оба веселые, спортивные, вокруг них всегда кружились люди. Незаметно и Серый влился в этот круг, сначала знакомых, а затем друзей. Всегда мог зайти на огонек и просидеть весь вечер. Родом из далекой глухой деревни, он постоянно чувствовал себя крайне одиноким в городе. Когда у него появились друзья, Серый был вне себя от счастья. С Аллочкой он быстро нашел общий язык. Обычно замкнутый, нелюдимый, он неожиданно для себя раскрылся перед ней и испытывал несказанное удовольствие оттого, что есть с кем поделиться всеми радостями и горестями.

Для деревенского, не слишком образованного было большой удачей. Серый получил звание сержанта и написал заявление в школу прапорщиков. Учился старательно, отличался отменной дисциплиной и, наконец, добился своего. Пусть хоть какие звезды на погонах, все лучше, чем лычки. Валерка поступил иначе: решил заочно закончить юридический. Поступил с первого раза, говорил, что просто повезло. Начал уезжать на сессии. Во время одной из сессий все и случилось. Тот самый первый раз Серый помнил до сих пор в мельчайших подробностях.

Он пришел с дежурства и на кухне готовил немудреный ужин. Как на грех, закончилась соль. Куда, спрашивается, податься, как не к друзьям, он в тот момент даже забыл, что Валерка на сессии. Вошел, как обычно, даже не постучавшись. В ванной шумела вода. Комната была пуста. Он уже собрался уходить, когда из ванной выпорхнула совершенно голая, аппетитно пахнущая, распаренная Алла. Серый онемел от восторга. Ноги словно приросли к полу. Он во все глаза смотрел на жену друга и не мог совладать с желанием прикоснуться к ней. Алла всегда нравилась ему — красивая, ухоженная, с гладкой матовой кожей, но Серый и в мыслях не мог представить, какая она на самом деле. В шаге от него стояла самая совершенная женщина из всех, какие только могут жить на земле. Тяжелая налитая грудь чуть провисала под собственной тяжестью. Талия тонкая. Оттого бедра казались еще шире и соблазнительнее. Длинные сильные ноги чуть расставлены в стороны, треугольник русых волосиков, немного взъерошенных, вызывающе раскрылся, давая возможность взглянуть на сокровенное.

Серый, у которого опыт близости с женщинами ограничивался двумя случайными эпизодами, да и то по пьяни, опешил. Ничего подобного он в жизни не видел! А Аллочка, словно забавляясь, дала себя рассмотреть и лишь затем, сделав шаг, провела по щеке Серого нежной, ухоженной ладошкой и сказала:

— Ну что ты, глупенький, никогда женщин голеньких не видел? Что же ты так растерялся? Хочешь еще посмотреть?

Серый не мог вымолвить ни слова, но, видимо, кивнул или подал другой какой-нибудь знак. А может, и не подавал, но Аллочка, легонько толкнув его в грудь, заставила сесть в глубокое кресло. Серый невольно откинулся на спинку, и она… О боже! Поставила точеную пленительную ногу на подлокотник. То, что Серый видел лишь мельком, оказалось прямо перед его густо покрасневшим лицом. Рука Аллочки уже теребила его короткие волосы, а он как зачарованный все смотрел и смотрел.

— Ну как? Тебе нравится то, что ты видишь? Смотри, любуйся, там у меня все самое лучшее. Ты можешь даже поцеловать, ну же, смелее! — говорила невозможно низким, сводящим с ума голосом Алла, одновременно притягивая голову Серого к себе.

Что было дальше, Серый помнил так, будто это происходило вчера. Каждый день он навещал вое. Фантазии ее были неистощимы и порой столь изощренны, что ставили Серого в тупик. Но наступил черный для его жизни день. Вернулся Валерка. Добрых две недели Серый боролся с собой, пока не застал Аллу одну на кухне. Прижал ее к стене, принялся яростно целовать, рука скользнула в низкий вырез халатика и начала ласкать восхитительную грудь.

Алла остановила его:

— Нет, потерпи, миленький, Валерка завтра дежурит, вечером придешь.

И, оттолкнув Серого, принялась готовить дальше как ни в чем не бывало. Так началась у них своя, скрытая от посторонних глаз жизнь. Все получалось наилучшим образом, учитывая то, что теперь Валерка не был напарником Серого. Они дежурили в разных местах и в разных сменах. Всякий раз, когда мужа не было дома, Аллочка приглашала Серого к себе или навещала его.

Очень скоро Серый осознал, что не представляет жизни без нее. Он постоянно думал об Алле, его непрерывно тянуло дотронуться до любимой, просто прикоснуться, ощутить прохладную гладкость ее бедер, незабываемый вкус ее тела. Несколько раз он предлагал Аллочке развестись с Валеркой и перебраться жить к нему. Но та отшучивалась, говорила, что им и так неплохо. Серый начал понемногу сходить с ума. Когда в очередной раз предложил ей развестись с мужем и выйти замуж за него, Аллочка рассмеялась ему в лицо:

— Серый, опомнись, какое «замуж»? О чем ты вообще говоришь, сейчас у тебя высокий статус моего штатного любовника, а тебе очень хочется стать рогатым мужем? Забудь об этом. Если хочешь, я найду тебе классную девчонку, а со мной будешь встречаться время от времени, чтобы не пропадал вкус к жизни. Ну, соглашайся, дурашка! Серый обиделся, но смолчал, а через неделю взвыл от тоски. Он даже не представлял, что так можно хотеть женщину. Словно во сне он бродил по городу, не решаясь вернуться в общежитие, где непременно встретит ее… Со Светой он познакомился в метро. Тихонькая, скромная, серенькая. Проводил ее до дома пару раз, поцеловал в подъезде, как-то вечером пригласил к себе на чашку чая. Она согласилась. Вот такая она была, соглашалась на все. Впрочем, и неудивительно, с такой внешностью хорошо хоть Серый на нее внимание обратил. В общем, осталась она у него на всю ночь. Вот только Серый так и не понял зачем. Пока ласкал ее сероватую, пупырчатую от волнения кожу, вроде бы было какое-то смутное желание, но, как только перешел к главному, все как отрезало. Ему стало просто противно. Света пыталась как-то сгладить ситуацию, цитировала каких-то знаменитостей, но он не слушал ее, он уже понял, что единственная женщина в его жизни — Алла. Он смотрел на это жалкое существо и не мог понять, за каким чертом привел ее в свою комнату, где столько раз занимался любовью с Единственной, Неповторимой, Настоящей женщиной. Когда невмоготу стало слушать жалкое лепетание Светы, выставил ее за дверь и завалился спать. Через несколько минут в дверь постучали. Злой как зверь, Серый распахнул дверь и увидел смеющееся лицо Аллы.

— Ты? — только и смог спросить он.

Но Алла молча толкнула его в комнату и заперла за собой дверь. Не говоря ни слова, она надвигалась на растерявшегося, словно в первый раз, Серого, на ходу распуская шнур халата. Легкий шелк с нежным шуршанием скользнул на пол, и Аллочка, совершенно голая, замерев на мгновение, вдруг прыгнула на Серого и, обвив его ногами, впилась в губы неистовым поцелуем.

Затем они лежали разгоряченные, смертельно уставшие. Рука Аллочки скользнула вниз и вновь принялась охальничать, пользуясь вседозволенностью. Серый не в состоянии был даже оказать сколько-нибудь значительное сопротивление. Только сладострастно прислушивался к движениям любовницы.

— Скажи мне, Серый, что я самая искусная женщина, а то я замучаю тебя до смерти, — ворковала на ухо Алла, продолжая дразнить его.

— Да, ты самая лучшая женщина! — хрипло выдохнул Серый, опрокидывая ее на спину.

В ту ночь она осталась у него до утра, а на следующий день, когда невыспавшийся Серый пришел на службу, в коридоре управления он столкнулся нос к носу с Валеркой.

— Привет, Серый, ты на сутки? — спросил бывший друг.

— Да, на сто третьем, а что ты хотел?

— А так, ничего, я, наверное, зайду к тебе попозже. Идет?

— Ну, заходи, — пожал плечами Серый.

Валерка заявился за полночь. С целой сумкой провизии и двумя литровыми бутылками водки. Пока он выставлял на стол закуску, приготовленную Аллочкой, Серый молча наблюдал за ним. Валерка налил по полному стакану, выпили не чокаясь.

Потом последовала следующая порция. Закусили. Закурили.

— Знаешь, Серый, ты мне друг, я все понимаю, но кончай трахать Алку, — заявил заплетающимся языком Валерка. — Я тебя как друга предупреждаю. Не нужно тебе это. Б… она.

Уже крепко захмелевший Серый слушал своего бывшего напарника раскрыв рот. Выходит, Валерка все знал? Знал и молчал? Как же так, он ведь муж, должен защищать свою жену, а такое о ней говорит!

А Валерка тем временем продолжал, разливая водку по стаканам:

— Она ведь не только с тобой трахается. Ее, ненасытную… вся общага обслуживает. Она же без хорошего… жить не может, у нее на уме только… Уж сколько я с ней говорил, даже, не поверишь, вибратор ей купил… электрический. Ни… не помогает, как… со всеми так и… Ты хоть с ней не связывайся, она… тебя… и спасибо не скажет.

Пока Валерка говорил об Аллочке всю эту гадость, Серый рвал застежку кобуры.

…А затем был суд. Дали Серому десятку, спасибо еще за то, что попал в красную зону, иначе каюк. Выжил, а что было — отдельная песня. С зоны Серый первые годы писал Аллочке письма, глупые, нежные, пронизанные любовью. Несколько раз она ответила, затем переписка прекратилась. Письма возвращались с пометкой: «Адресат выбыл». Отсидев семь лет, Серый вышел как условно-досрочно освобожденный. Залетел еще раз по дурости. Следующие пять лет уже отсидел по полной в самой что ни есть обычной зоне. Вот там пришлось круто. Спасло только то, что Серый был парень крепкий и в обиду себя не давал. После очередной отсидки поставил жирный крест на своей прошлой жизни и рванул в Зону. Аллочку разыскивать не стал — попытался вычеркнуть ее из жизни.

Напарившиеся, расслабленные Эльза и Казимир возвращались из бани смущенные. Эльза в какой-то момент откровенно пыталась соблазнить Локиса, но он так и не поддался на ее уловки. Она была удивлена и, как ни странно, обрадована. Он оказался первым мужчиной в ее жизни, которому удалось так стойко перенести испытание. Хотя она видела, как нелегко ему это далось.

После развода Эльза почти не интересовалась мужчинами. Да, конечно, время от времени женское начало требовало своего, но решение проблемы обычно находилось быстро. Для нее не составляло труда познакомиться где-нибудь в баре с симпатичным мужчиной и почти открытым текстом предложить разделить постель в эту ночь. Отказов не было. Наоборот, почти все жаждали продолжения. Вот только Эльзе как раз это и не было нужно. Она легко расставалась с одноразовыми партнерами и успокаивалась на долгий срок. И еще ни разу не захотела продолжения отношений. Нет, она отнюдь не была холодна, просто работа отнимала много сил, а вступать в очередной нудный брак не было ни малейшего желания. Иоганн был по-своему хорошим мужем, возможно, он даже любил Эльзу, но ее угнетала его немецкая педантичность. Ordnung должен был присутствовать во всем, даже в постели. Порою это откровенно раздражало. Она намеренно устраивала разгромы в доме, чтобы чуть-чуть позлить Иоганна. Иногда это забавляло, иногда выводило из себя, только муж уверенно проводил свою непреклонную линию. Его нельзя было назвать равнодушным. Скорее — сдержанным. Иоганн даже сексом занимался в строго определенные дни. Нужно признать, любовником он был весьма достойным. Эльза никогда не скучала с ним в постели. Искусный, нежный, внимательный, для любой другой женщины Иоганн был просто находкой, только не для нее, особенно если учесть, что сама Эльза к мужу абсолютно никаких чувств не испытывала. Да, он помог ей, взял к себе в редакцию, обеспечил продвижение, но Эльза считала, что расплатилась с ним. В редакции ее считали стервой. Возможно, так оно и было, она сама старательно культивировала в себе эту сторону души, взращивала и лелеяла. Сейчас, в свои двадцать семь лет, на пике женской красоты, она справедливо считала, что такая женщина, как она, умная, расчетливая, красивая, просто обязана быть стервой, чтобы чего-то добиться в жизни.

Иоганн долгое время мирился с завихрениями жены, затем завел один романчик, потом другой. Эльза наблюдала за мужем, безмолвно поощряла его поведение, ведь ее целью была свобода. Теперь, когда она носила другую фамилию и связи с родными практически оборвались, к свободе оставалось сделать один шаг. Однажды она попросту вошла в кабинет Иоганна в тот момент, когда он в весьма замысловатой позе оприходовал молоденькую сотрудницу редакции. Разразился маленький, грамотно спланированный скандал, за ним последовал тихий, без лишнего шума развод. Эльза дала Иоганну прийти в себя, восстановила с ним достаточно тесные дружеские отношения, даже несколько раз переспала с бывшим мужем.

Когда перипетии продвижения по карьерной лестнице остались позади, Эльза посвятила себя работе. Журналистский азарт стал для нее основой жизни. Она моталась по свету, выискивала самые яркие, сенсационные материалы для телекомпании. Неоднократно ей делали такие заманчивые предложения о сотрудничестве, о каких пару лет назад она даже не смела мечтать. Но резона уходить с RTL-2 не было. Вот и сейчас материалов у нее уже набралось вполне достаточно: как минимум на два репортажа. Из Зоны можно выжать еще очень многое, Эльза это понимала. Возвращаться рано, она должна была работать. Во всем случившемся было еще одно обстоятельство, которое удерживало ее от скорого отъезда: а именно — Казимир. Сейчас она шла рядом с ним к дому и всей кожей чувствовала его магнетизм. Ее влекло к нему как к мужчине. Эльза отчаянно надеялась, что уж если старик отправил их вдвоем в баню, то и постель постелет одну на двоих. Тогда уж точно Казимиру не отвертеться. Она сделает все возможное, чтобы заполучить его. Раньше в командировках Эльза не задумывалась над тем, как бы соблазнить кого-нибудь из помощников, было не до того. Но на этот раз она поняла, что ей не устоять, — еще тогда, во время их первой встречи, когда Казимир вышел к ней заспанный, босой, в старых линялых джинсах. Она даже предположить не могла, что ее могут так возбудить длинные мускулистые мужские руки. Причем не накачанные долгими нудными упражнениями для того, чтобы покрасоваться перед Frau, а развитые обычным трудом. А еще у Казимира оказались совершенно необыкновенные глаза, серо-стальные, очень внимательные и невозможно красивые. В мужчину с такими глазами нельзя не влюбиться.

В бане Эльза, ничуть не смущаясь, рассмотрела его всего, и чем больше она его изучала, тем сильнее в ней разгоралось желание. Еще там, в полутемной парной, она безумно хотела ощутить его мужскую силу, испытать чувство восторга и неземного наслаждения, отдаваясь ему, сильному, уверенному и изысканно нежному. Ей почему-то казалось, что именно с ним она сможет получить нечто такое, чего никогда не случалось в ее жизни. Он просто не мог оказаться обыкновенным, таким, как те многочисленные мужчины, с которыми она изредка утоляла свой сексуальный голод. В Казимире все было изначальным, первородным, словно сам он происходил не из этого времени. Будто неведомые силы забросили в век изнеженных, женственных мужчин одного из тех, кто начинал заселять планету: могучего, упрямого, решительного. Мужчину, который способен дать настоящее сильное потомство. Каждая женщина, если она обратится к своему глубинному женскому естеству, поймет, что желает понести ребенка именно от такого мужчины. Жаль, что таких мужчин почти не осталось и мир заселяет сорная поросль слабых, болезненных самцов, не умеющих не то что защитить женщину, элементарно самостоятельно выжить. Сегодняшний сильный пол нуждается в постоянной опеке, поддержке, помощи. И им, самой природой созданным для того, чтобы защищать и добывать, вынуждены помогать женщины. Не смешно ли? Нет, скорее грустно. Так не долго скатиться и до матриархата. Кто знает, может быть, правы феминистки, утверждающие, что мужчина нужен только для зачатия, но на сегодняшний день и это уже не обязательно: мир привык к искусственному зачатию. И все же Эльза по-настоящему хотела Казимира. Ее уверенность в том, что с ним это будет необыкновенно, была непоколебима.

Яна восторженно глядела вслед идущим в баню Эльзе и Казимиру. Именно такой, как эта женщина, она мечтала стать. И мужчина, который шел рядом с ней, был ей под стать. Высокий, сильный, уверенный в себе, такой, какого можно увидеть во сне, потому что в жизни таких не бывает.

— Ты о чем задумалась, Янка? — окликнул ее Тарас.

— Да вот смотрю. Они удивительно подходят друг другу. Кажется, даже внешне похожи. А кто они?

— Журналисты. Готовят репортаж о Зоне.

— Да? Я не очень читаю газеты, но, насколько мне известно, о Зоне давно не пишут.

— Они не наши журналисты. — Тарас на минуту запнулся. — Телевизионщики из Германии.

— Что они, немцы? Никогда бы не подумала. Лиза и Казимир говорят по-нашему очень хорошо, совершенно без акцента!

— Как я понял, Лиза — киевлянка, украинский для нее родной язык. А Казимир вообще из наших.

— Почему, учишься плохо? — спросил Тарас.

— Нет, учусь хорошо, только маме помогать нужно. Я в этом году собиралась в училище поступать на портниху учиться. Да наверное, уже не выйдет.

— Так вот почему ты так хорошо шьешь. Тебя мама учила?

— Да, она мне все вещи сама шила, когда я маленькая была. Денег постоянно не хватало. Вот и приходилось выкручиваться. Родители у меня оба инженеры. Учились вместе, работали на одном заводе, только папа в КБ, а мама технологом. А потом завод закрыли. Всех уволили, пришлось искать работу. Мама теперь на рынке продавцом работает, а папа, пока у него было хорошее здоровье, работал на станции грузчиком. А как попал в больницу, так его сразу же и уволили.

— А что с ним случилось?

— Инсульт. Его парализовало, но в тот раз удалось выходить. Даже рука полностью восстановилась. Только на работу его уже не берут, подрабатывает где придется. А недавно снова был приступ, отвезли в больницу. Даже не знаю, жив ли он.

— Он что же, заболел, когда ты сбежала?

— Незадолго до этого. — Яна задумалась. — Зачем я Вовчика послушалась, сама не пойму. Знала ведь, что нельзя, и пошла с ним. Дура, как есть дура!

— А кто он, твой Вовчик? Ты мне о нем так толком ничего и не рассказала.

— Да как сказать, парень обычный, как все. Я с ним познакомилась прошлой осенью в школе, на дискотеке. Мне он тогда показался необыкновенным. На меня ведь никто внимания не обращал. Я думала, что меня вообще никто никогда не заметит, а он меня разглядел. Вечерами мы иногда с ним гуляли. Он вообще-то хороший парень, только компания у него плохая. Все его друзья пьют, курят, дерутся. И он с ними. У Вовчика отца нет, умер несколько лет назад. Мать одна, выкручивается как может, старается, чтобы у сына все было как у людей. Только Вовчик мать свою не очень любит, больше покойного отца. Все говорит, что именно мать отца в могилу свела. Но как я понимаю, не мать, а водка. Пил его папаша по-черному. Хотя и бывший спортсмен. И Вовчик последнее время пристрастился.

— А сюда зачем бежали? Тебе мама не разрешала с ним встречаться? — уточнил Тарас.

— Нет, что вы. Мама была не против, только предупреждала, чтобы я не залетела.

— Куда не залетела? — не понял Тарас.

— Не забеременела.

— Погоди, а вы что, уже? Ты же еще совсем молоденькая! Тебе хоть шестнадцать есть?

— Конечно. Мама говорила, что лучше повременить, не делать этого, но на всякий случай все мне объяснила. А Вовчик, он же безбашенный, ему если что в голову влетело, то туши свет. Ни за что не отступит.

— Ясно, он, значит, тебя и уговорил. Ты маме хоть рассказала?

— Да, конечно, она очень переживала. Я ее люблю, жалею.

— А отца? Его ты жалеешь?

— Разумеется, просто в тот момент, когда Вовчик за мной пришел, у меня выхода не было. С отцом мама осталась, а Вовчик, он же к жизни совершенно не приспособленный. Он, когда бежать собрался, даже вещи с собой не взял. Сказал, денег достанем, по дороге купим, он такое в кино видел. Он и живет словно в том кино. Совершенно не думает о завтрашнем дне.

— Так из-за чего вы убежали? Ты мне не ответила.

— Я же говорила, Вовчик связался с плохой компанией, там… — Яна замялась и почернела. — Ну, в общем, там произошло убийство. Девушку убили. Вовчик там был. Он не признался, говорит, ничего не помню, пьяный был, да только друзья на него показывают. Вот и решил сбежать, а я не смогла его бросить в трудную минуту.

— А он, выходит, тебя бросил, — назидательно напомнил дед Тарас.

— Выходит, что да. Я, честно говоря, сразу пожалела, что с ним убежала. Сам нашкодил, сам и отвечать должен, я много раз ему говорила, что лучше сдаться. А он меня ударил. Понимаете, меня никто никогда не бил, ни родители, никто, а он ударил. Больно было и обидно. Вы знаете, дедушка Тарас, я не жалею сейчас о том, что он сбежал, будь он рядом, мыкалась бы с ним, сопли вытирала, а так сбежал — и Бог ему судья.

— Понятно. Только как тебя домой отправить? Буду с Казимиром говорить, может, он сумеет тебя отсюда вывести.

— А как же вы, дед Тарас, снова один останетесь?

— Что мне сделается? — вздохнул лесничий. — Здесь и жена моя похоронена, стало быть, и мое место тут. Иди комнату им приготовь, постель чистую застели, уже идут, напарились, пусть поспят, ведь всю ночь глаз не сомкнули оба.

Хруст почувствовал угрозу и теперь внимательно наблюдал за Серым. Сегодня на рассвете Серый разбудил Малого и ушел с ним в лес. Как только они скрылись за деревьями, Хруст неслышно поднялся и направился следом. Идти пришлось довольно долго. Наконец остановились. Хруст притаился в зарослях малинника и обратился в слух, но, к сожалению, ни единого слова разобрать так и не смог. Зато он увидел то, чего не сумел услышать. У Серого оказался пистолет! Не бог весть какой, обычный «макар», но этот ствол, что называется, был неучтенный, показывать его просто так пацану не имело никакого смысла, разве что с целью использовать щенка как наводящую приставку к оружию. Хруст никогда не служил в армии, но представление об оружии имел приличное. Побросала его жизнь, другой бы давно копыта откинул, но только не он.

Ни отца, ни матери Хруст не помнил. Выпали на его сиротскую долю детские дома да интернаты. Первый срок мотал по малолетке. За сущую ерунду, угнал мотоцикл. Но школу прошел суровую. Колония была образцовой. Гоняли почище, чем где-нибудь еще. Откинувшись, поступил в училище, его всегда тянуло к технике. Стал мотористом, но крутить гайки где-то в МТС было западло, и Хруст рванул на Дальний Восток. Там устроился на рыболовецкий траулер. В море ходил, рыбу ловил, одно плохо — в загранку не пускали. Как-то на берегу, когда околачивался в ожидании рейса, познакомился с крутыми парнями. Узнали, что любой механизм для Хруста семечки, пригласили войти в долю. Ломанули они тогда кассу в совхозе. Хорошо взяли, тайгой ушли, затем на товарняке. Остановились недалеко от Хабаровска. Уж больно местная поселковая сберкасса приглянулась. Здесь пришлось пострелять. Положили охранника, выгребли деньги подчистую. Но это только кажется, что Сибирь большая. Прятаться там негде. Тайга, поселки, в них каждая собака тебя узнает. Словом, на пару с корешем сдернул тогда Хруст за Урал. Но там тоже жизнь как на зоне. А бабки ляжку жгут, так и попали они в Сочи. Вот уж где оттянулись! И все было бы путем, не проиграйся кореш вчистую. А попал он на очень серьезных мужиков. Словом, поставили кореша на бабки, даже пискнуть не успел. Остались без гроша. Корешок бросился концы искать, а Хруст, благо документики были при нем, устроился на привычную работу мотористом к рыбачкам. Потянулась обычная жизнь: море, причал, сети, рыба, дизельная гарь да виноградное вино по вечерам. Так продолжалось, пока не объявился кореш. С заказом. Револьвер отладить нужно. Старенький, наверное, сам Дзержинский из него кулаков расстреливал. Восстановил его Хруст, да так, что в ляльку превратился древний ствол. А через месяц тот же кореш привел другого клиента. С пистолетом. Тут Хруст помучился подольше, пока разобрался, но выполнил и этот заказ. А когда клиент пожаловался, мол, если, мало ли что, патронов не достать, Хруст предложил ему сделать такой же, только поменьше. Смехом, но клиент заказал ствол. И начал Хруст потихоньку процветать. И рыбку ловил, и стволы на заказ делал, пока не взяли. Впаяли ему на всю катушку. Только так случилось, что не довезли. Подконвойные бузу заварили, в бега отправились, а за ними и Хруст. Зло он тогда уходил. Хвосты рубил без жалости. Совсем не светило Хрусту в неполные двадцать семь лет лес валить. Подфартило, ушел. В Уфе прибился к геологам, им как раз моторист нужен был в партию. Уехал с ними за Урал нефть искать. Тогда-то и случилась у него настоящая любовь. Любава поварихой в отряде была. Хоть и постарше, ей все тридцать пять уже исполнилось, но справная баба, гладкая. Круто тогда завертелось. Почитай, два года Хруст как сыр в масле катался. А кончилось по-глупому. Зимой на гололеде поскользнулась — и прямо под автобус. Остался Хруст снова один. Больше с геологами решил не ходить. Захотел свет повидать. Оказался на Кавказе. Серьезно развернулся с ремонтом и изготовлением стволов, даже автоматы делал. Жил спокойно, безбедно. Заказов было много, пришлось даже парнишку-гравера взять. Любят аборигены украшать свои игрушки. До самого развала Союза работал Хруст, но, когда начались заварушки, пришел к выводу, что пора сваливать. Осел в Раменском под Москвой, начал серьезное производство. Не повезло — взорвали его мастерскую конкуренты. От злости и обиды, что столько добра утерял разом, положил он их всех на дачке, где они пирушки закатывали, вместе с домочадцами и собаками. С того времени началась за Хрустом настоящая охота. Видно, не всех на тот свет отправил. Так очутился в Зоне. Трудно было первые месяцы. Отвык выживать. Но вскоре жизнь относительно наладилась. Вместо того чтобы ожидать, когда тебя ограбят, он начал грабить сам. Уже четыре года Хруст жил разбоем и давно помышлял осесть в крепкой усадьбе. Когда Ваня рассказал о старике, Хруст загорелся. Видимо, где-то проявил неосторожность, и Серый это заметил. Теперь у них у обоих была одна задача — свалить соперника. Серый чем-то неуловимо походил на самого Хруста. Способен многое сделать своими руками, но заставляет работать других. Похоже, отмотал свое, но никогда не говорит, где и за что. Наколок нет. Впрочем, нет их и у Хруста. Только в любом случае Серый опасен, и сегодня должно решиться, кто из них останется в живых. А щенка за спиной держать нельзя. Пусть уж лучше впереди маячит.

Хруст вернулся в лагерь, устроился на своем месте и притворился спящим. Через двадцать минут пришел Серый. Малой топтался у речушки, делал вид, что собирается умываться.

Им действительно приготовили одну постель на двоих. На основании из струганых сосновых плах лежал необъятных размеров матрас, набитый душистым мягким сеном. Наличествовали даже простыни из плохо отбеленного льна. Эльза, не задумываясь, сбросила с себя легкий халатик и юркнула в постель. Казимир оглянулся, стянул с себя шорты и, посмотрев на Эльзу, чуть улыбнулся. Конечно, сейчас она попробует начать игру старую как мир — игру в обольщение. Вот только одного она не учитывает, что Казимиру не восемнадцать лет и он кое-что понимает в этой жизни. Тарас очень верно поступил: оставил им в глубокой глиняной миске отварную картошку и солидный кусок копченого мяса. Это было дополнением к бутылке с мутноватой жидкостью, заткнутой тряпицей. Да и две алюминиевые кружки, чуть мятые, но чистые, стояли рядом.

Даже не думая прикрываться, Казимир наполнил до половины обе кружки, нарезал широкими аппетитными ломтями темное, очевидно кабанье, мясо и, пристроив все это на крепкий самодельный табурет, перенес к ложу.

— Держи. Как говорится, год не пей, два не пей, а после бани портки продай, но выпей, — сказал он, протягивая Эльзе кружку.

— А что это? Водка?

— Какая разница, уверен, что не отравимся. Ну, твое здоровье!

Эльза поглядела на него, одним махом опорожнила свою посудину и шумно выдохнула.

— Фу, гадость какая, тестом воняет!

— Не обращай внимания, на, мяском закуси.

Пока Эльза расправлялась с солидным ломтем кабанины, Казимир налил в обе кружки еще самогона. Снова выпили. Эльза ела уже с жадностью, сжимая в левой руке кусок мяса, а в правой картофелину. Проглотила последний кусок, откинулась к стене и, не обращая ни малейшего внимания на сползшую с груди простыню, попросила:

— Прикури и мне сигарету.

Казимир достал из пачки сигарету, щелкнул зажигалкой и, прикурив, подал Эльзе. Та с наслаждением затянулась, выпустила дым, сказала:

— Слушай, Локис, расскажи мне о себе, а то уже столько времени вместе, а я ничего о тебе не знаю.

— Мне по большому счету нечего рассказывать. Когда-то был журналистом, работал в газете. Началась охота на ведьм, и меня турнули. Затем работал таксистом. Ничего интересного, — сказал он, сел рядом и вытянул длинные волосатые ноги.

— Но когда ты писал, ведь были интересные случаи, какие-то события. Ты многое видел, в чем-то участвовал… — уже немного заплетающимся языком проговорила Эльза.

— Разное было. В Афгане, например. Там был такой случай: колонна с продовольствием должна была проследовать в большой кишлак. Вышли, как положено, в сопровождении бронетранспортеров и двух БМП. Дорога шла по узкому ущелью. Представь: лето, жара, воздух густой, как смола. Ты сидишь на броне. Рядом с тобой молоденькие ребята, большинство первого года службы. Кто-то трусит, кто-то откровенно храбрится, но даже невооруженным глазом видно, у кого трясутся поджилки. Те, кто уже послужил немного, ведут себя более сдержанно. По лицам видно: при малейшей опасности готовы спрыгнуть с брони и принять бой. Каменистая не то дорога, не то просто широкая тропа вьется по краю ущелья, поднимается все выше в гору. Там, на перевале, блокпост. Ты знаешь, что такое блокпост?

— Конечно, — хмыкнула Эльза. — Я не раз бывала и в Югославии и на Кавказе.

— Значит, представление имеешь. Там закрепился крохотный гарнизон, не больше взвода, а то и отделения солдат. Караван, ревя моторами, медленно ползет вверх к перевалу. Там его ждут, караван — это вода, которой постоянно не хватает, свежий хлеб и, возможно, письма из дома. Ты даже не догадываешься, как там ждали писем. Любая самая короткая весточка поднимала настроение на целую неделю. Но такое событие, как проход каравана через твой блокпост, явление редкое, обычно солдаты получали письма только возвращаясь на базу.

Так вот… Караван ползет уже несколько часов. Люди устали. Пот льется ручьем, разъедает глаза. Просоленная потом хэбэшка натирает тело. В горле першит от пыли. Постоянно хочется пить, а воды мало, ее приходится беречь, на сутки — всего два литра. На базе все немного проще. Там хотя бы вода есть. Те, кто едет в середине колонны, завидуют головной машине, там пыль не глотают. Но если нападают духи, первый удар принимают головная и замыкающая машины. Тактика привычная, потому впереди ползет БМП. У нее и скорость на камнях повыше, и вооружение серьезнее. Но духи уже научились бороться с бээмпэшками. Гранатомет способен разнести бронированную коробку вдребезги. Все, кто внутри, смертники. Выбраться из горящей машины почти невозможно, потому и едут они с открытыми люками. Десантники облепили машину снаружи. Уже ученые: насмотрелись, во что превращается надежная броня после попадания в нее той же «мухи»…

Казимир замолчал и посмотрел на Эльзу. Та уже свесила голову на грудь и мирно посапывала. Казимир осторожно устроился рядом. Бессонная ночь в сочетании с шестидесятиградусной самогонкой давали о себе знать. Вскоре и он крепко спал рядом с обнаженной красавицей Эльзой.

Серый выдвигался на позицию почти по всем правилам боевого искусства. Еще раз на подходе к дому старика он напомнил малому, что тот должен сделать. Это не ускользнуло от внимательных глаз Хруста. Все находились в напряжении. Даже бесшабашный Клоп. Хруст успел с ним перетереть тему, и тот должен был прикрыть ему спину, если малой начнет что-либо предпринимать. Хруст, конечно, предпочел бы разобраться с ситуацией заранее, но с Серым постоянно крутился Ваня. Если сейчас начать разборку, еще неизвестно, выгорит ли дело с дедом. А осесть надежно, в крепком доме, с девкой под боком, очень хотелось. Вот и приходилось выжидать. Хруст ставил на то, что малой не боец. Ствол в руках никогда не держал, наверняка замешкается. Вот тут-то Клоп и должен его свалить. А Серого Хруст приберег для себя. В себе он был уверен: рука не дрогнет, да и Клоп ему предан, не забыл еще, кто спас его от верной смерти.

Серый поставил сегодня на карту все. Теперь от каждого шага зависело, останется ли он жить, а если останется, то в каком качестве. Хозяином собственного дома или так же, как и раньше, бесприютным скитальцем. В любом случае нужно было выжить. Ночь неторопливо опускалась на землю. Впереди уже виднелась поляна, а посреди нее — большой крепкий дом. Все как описывал Ваня, и хозяйственные постройки справа, в точности как он и говорил.

— Ну как? Самое то! Верно? — раздался совсем близко горячий Ванин шепот.

— Молодец, Ваня, хороший дом подыскал, как стемнеет, начнем согласно плану. Помнишь, что ты должен сделать?

— Обижаешь, начальник. Все будет тип-топ. Так я побежал остальных предупреждать?

— Стоп. Вот этого как раз и не нужно делать. Мы уж как-нибудь сами. Без сопливых. Начнешь по моей команде. А там поглядим, кто чего стоит.

С поляны тянуло банным духом. Со стороны приземистой закопченной баньки к дому вприпрыжку скакала молоденькая, но уже вполне оформившаяся девчонка. Прижимая к груди узел с тряпьем, что-то напевала. Вдруг наперерез ей непонятно откуда выскочил Хруст, с невероятной прытью достал девчонку, свалил на землю и в одно мгновение скрутил ей руки. Серый едва не взвыл от досады. На такой поворот дела он совершенно не рассчитывал. Откуда на его голову взялась эта девка! Дома ей не сиделось! Он выскочил из своего укрытия и бросился к дому, но возле двери уже стоял, поигрывая обрезом, Клоп. Малого нигде не было видно. Ваня вдруг понял, что дело пошло наперекосяк, засуетился, стал в нетерпении поглядывать на Серого, но тот не мог придумать ничего путного. Клоп распахнул еще не запертую на ночь дверь и скрылся внутри. Тем временем Хруст, прижимая к себе девку, прислонился спиной к стене, одновременно прикрываясь заложницей от выстрела Серого и удерживая ее от преждевременного крика. Серому не оставалось ничего другого, как броситься к дому. Ваня побежал следом. Они были на середине поляны, когда произошло невероятное: дверь распахнулась, и из дома кубарем вылетел Клоп. Плашмя рухнул на землю и затих, не подавая признаков жизни. Серый видел, как растерянно закрутил головой Хруст. В этот миг со стороны баньки, где по плану должен был находиться Хруст, громыхнул пистолетный выстрел, за ним другой. К дому с дурным криком бежал малой. Дверь дома снова распахнулась. На пороге возник дед с ружьем в руках. Он только успел что-то крикнуть — пистолет в руке малого снова пролаял. Старик пошатнулся и начал сползать на крыльцо.

Хруст вскинул обрез и прицелился в замершего в десяти шагах Серого. Дико завопил Ваня. Малой все еще бежал к дому и не прекращал орать. Но обстановка уже изменилась, да так, что Серый даже не сдвинулся с места от растерянности.

Откуда-то из-за угла внезапно появилась рослая фигура в камуфляже. Одно смазанное движение — и Хруст словно подкошенный свалился на траву. Мужчина в камуфляже поднял армейский карабин. Хлестнул выстрел. Малой, раскинув руки, пробежал еще несколько шагов, затем, словно споткнувшись, уткнулся носом в землю.

Серый не стал ожидать, когда карабин развернется в его сторону. Пользуясь надвигающейся темнотой, шмыгнул в лес и затаился. Лежа в какой-то яме, слышал, как возле дома заголосила девчонка. Потом началась непонятная возня, там что-то таскали, кто-то стонал. Когда все утихло, Серый ползком двинулся в глубь леса, чтобы найти хоть какое-нибудь укрытие.

Яна дождалась, когда Тарас вернется из бани, накрыла стол и отправилась будить гостей к ужину. Постучала в дверь, подождала немного, преодолев нерешительность, вошла. Разметавшись на постели, спал Казимир, на его плече светилась растрепанная головка Эльзы. Рука ее обхватывала крепкую шею мужчины и слегка подрагивала во сне, словно пытаясь погладить, приласкать его.

Яна замерла в умилении: сколько раз в жизни она уже наблюдала подобную картину! Мама тоже часто спала именно так, положив голову на плечо отца, и ногу на него забрасывала точно так же. В этой позе было столько доверия, нежности, что к глазам подступили слезы. Сглотнув ненужный комок, Яна наклонилась, дотронулась до плеча Казимира. Плечо оказалось твердым, словно вырезанным из дерева.

— Казимир! Простите, это Яна, ужинать приходите, дедушка Тарас уже вас ждет.

Казимир резко открыл глаза, внимательно, будто и не спал, посмотрел на Яну. Затем скосил глаза вниз, убедился, что укрыт, поправил простыню на Эльзе, бережно укутал ее обнаженную спину.

— Спасибо, Яночка, мы сейчас придем. Передай деду Тарасу, что будем через минуту.

Яна вернулась в гостиную и собралась присесть отдохнуть, но вдруг всплеснула руками:

— Ой, вот я ворона, гости наши одежду выстиранную оставили сушиться возле баньки. А уже к ночи дело. Я сбегаю, дедушка? Мигом туда и обратно. Хорошо?

— Конечно сбегай. Отсыреет за ночь. Если сырая, все равно неси, возле печи высохнет.

Яна побежала в баню. На пороге комнаты уже появились Казимир вместе с заспанной и немного смущенной Эльзой.

— Присаживайтесь, — пригласил Тарас. — Дело такое, Казимир. Я бы не стал вас будить, но с Тварью нужно решать, пока она крутится рядом. Не ровен час уйдет, тогда ее не сыскать. Словом, я предлагаю сегодня ночью попробовать ее выследить. А план мой таков. Мы с тобой, Казимир…

Тарас не договорил. Дверь с грохотом распахнулась, и в комнату ворвался грязный, заросший мужик с обрезом в руке.

— А ну, лапы в гору, суки! — зверским голосом заорал он.

Казимир, не успев сесть, странно изогнулся и резко выбросил ногу вперед и вверх. Нелепо взмахнул руками, словно собирался взлететь, мужик с грохотом впечатался в стенку и безвольно сполз по ней на чисто вымытый пол.

— Что за хрень? — спросил Казимир, взглянув на Тараса.

— Твою мать, там Янка! — воскликнул тот и бросился к окну, уже закрытому на ночь тяжелыми ставнями. Выглянув в неприметную снаружи щель, ахнул: — Там еще бандюки. Янку схватили. Один у стены. Держит.

Казимир, став рядом с дедом, заглянул в щель, оценив обстановку, спросил:

— Еще выход из дома есть?

— Да, через кухню, там лаз, снаружи не виден, — коротко ответил Тарас.

— Отвлеки их как-нибудь через две минуты, — бросил Казимир и схватил карабин. — Запомни, через две минуты!

Тарас посмотрел на побледневшее лицо Эльзы и спокойно спросил:

— Ты стрелять-то умеешь?

— Да, если оружие есть, — кивнула она.

— Там, в шкафу, ружье и патроны.

Тарас отбросил на середину комнаты обрез и словно тряпичную куклу подхватил мужика. Эльза открыла входную дверь. Старик напрягся и вышвырнул разбойника во двор. Эльза плечом захлопнула дубовую дверь. Взяв в руки ружье, старик с напряженным лицом замер в простенке.

— Лиза, меня рядом с Марусей положите. Пошел я! Прощай!

Тарас распахнул дверь и выскочил на крыльцо. Тут же загрохотали выстрелы.

Яна заперла дверь бани, сняла почти высохшие вещи гостей, на секунду остановилась, рассматривая простое и элегантное белье Эльзы. Потом, собрав все в охапку, побежала к дому. «Интересно, — думала она, — Казимир почти такого же возраста, как мой отец, а Эльза молоденькая. Как это у них так получилось? Отец, до того как его свалил инсульт, тоже был очень сильным. Только во время болезни сильно сдал. Но я помню, как легко он носил маму на руках, как подбрасывал меня. Казимир такой же. Видимо, не страшно, если рядом с тобой мужчина старше тебя. Все зависит от того, какой это человек. Эльза нашла себе настоящего, сильного мужчину. Как красиво она спала у него на плече! А как нежно он ее обнимал! Мама с папой тоже часто так спят. Я всегда восхищалась их отношениями. Почему же мне самой не повезло? Из-за того, что Вовчик — почти мой ровесник? Или потому, что он из породы людей, которые никогда не становятся настоящими мужчинами? Я всегда мечтала о том, чтобы рядом со мной оказался такой же человек, как мой отец. Но среди школьных друзей такие не попадались. Из всех, кого я знаю, только Казимир похож на отца. Но он из другого, совсем уже немолодого поколения. Неужели таких людей больше нет? Быть этого не может. А я найду! У меня получится! Вон дед Тарас до сих пор любит свою жену, вспоминает о ней. У меня тоже будет любящий муж, такой, как отец, как Казимир, как Тарас».

До крыльца оставалось совсем немного. Яна будто споткнулась. Сильные грубые руки жестко схватили ее, сковали движения, зажали раскрывшийся для крика рот.

Эльза не помнила, что именно ей снилось, но снилось что-то очень приятное. Поэтому, когда Казимир тронул ее за плечо, она только сладко потянулась во сне и упорно не пожелала открывать глаза. В сознание откуда-то издалека проникал голос Казимира. Все вокруг слегка покачивалось и плыло. Как же замечательно просыпаться в мягкой душистой постели, ощущать легкость в каждой клеточке чисто вымытого тела, да еще чувствовать себя абсолютно защищенной и любимой! «Это кто же меня любит?» — открывая глаза, попыталась вспомнить Эльза.

— Эльза, просыпайся, нас Тарас зовет ужинать, — негромко сказал Казимир, поглаживая ее по плечу.

— Я все проспала, да? — улыбнулась она от ощущения счастья, теплой твердости Казимировой руки на плече и легкости во всем теле.

— У тебя есть реальный шанс все наверстать, одевайся, Тарас зовет.

— Казик, я совершенно не хочу никуда идти, — проворковала Эльза и потянулась, отчего тонкая ткань отчетливо обрисовала ее грудь.

Казимир отвел глаза.

— Ты знаешь, что невероятно красив? — продолжала заигрывать Эльза. Она небрежно отбросила простыню и выставила на обозрение ногу.

— Если ты не прекратишь безобразничать, мне придется применить силу, — попытался остановить ее Казимир.

— А зачем силу, если я и так на все согласна, — промурлыкала Эльза.

Казимир встал и начал одеваться. По лицу Эльзы пробежала тень. Но она справилась с собой, встала и, легонько задев обнаженным бедром руку Казимира, прошла к своему рюкзаку.

Эльзу откровенно расстраивало непонятное поведение Казимира. Ни разу в жизни она так откровенно не предлагала себя мужчине, да раньше ей никогда и не отказывали. «Неужели я ему совершенно не нравлюсь? Хотя… реакция у него настолько очевидная, что заподозрить его в импотенции просто невозможно! Тогда в чем причина его равнодушия ко мне? Просто сдержанность, нерешительность — или что-то другое?» — гадала Эльза, одеваясь.

Вошла вслед за Казимиром в большую комнату, увидела сидящего за накрытым столом Тараса. Хозяин пригласил их сесть и стал говорить, но вдруг в распахнувшуюся дверь с грохотом ввалился незнакомый мужик и, нацелив на них обрез охотничьего ружья, приказал поднять руки. Эльза не успела понять, что происходит, как Казимир одним ударом свалил незнакомца на пол и через секунду исчез в кухне с карабином в руке.

Когда Тарас подхватил мужика, Эльза сообразила распахнуть дверь и тут же ее захлопнуть за вылетевшим во двор разбойником. Потом выхватила из шкафа ружье и пачку патронов, дрожащими от волнения руками зарядила оба ствола и взглянула на Тараса. Тот крикнул на прощание, чтобы его положили рядом с женой, и выскочил на крыльцо. Со двора доносились громкие крики и выстрелы.

Оставшись одна, Эльза взяла дверь на прицел и замерла в ожидании. «Вот и все. Теперь главное — не даться им в руки живой», — мелькнула в голове спокойная мысль. Хлестко ударил карабин Казимира. И почти сразу дикий, нечеловеческий крик Яны заглушил все остальные звуки.

Казимир скользнул в лаз и очутился в узком подкопе. Прямо перед ним виднелась дверца. Отодвинул щеколду, приоткрыл дверь и увидел перед собой пустую поляну — ни единой души в поле зрения. Бесшумно выскочил наружу. Пробежав вдоль стены, осторожно выглянул за угол. Спиной к нему у стены, прижимая к себе Яну, стоял какой-то мужик с обрезом в правой руке. Метрах в десяти от него, прямо посреди поляны, маячил еще один с оружием в руках. Позади, у самого леса, виднелась еще одна человеческая фигура, а со стороны бани к дому бежал парень и изо всех сил палил из пистолета. Времени на раздумья не оставалось. Казимир бросился на мужика, стоящего у стены. В этот момент на крыльцо выскочил Тарас. Грохнул выстрел — и Тарас начал оседать. Казимир врезал бойцу, захватившему Яну, прикладом по шее, перехватил карабин и выстрелил в парня с пистолетом. Взял на прицел бандита, стоящего на поляне, но безумный крик Яны на мгновение отвлек его. В ту же секунду поляна опустела.

Тарас умер практически сразу. Шальная, дурацкая пуля попала в голову. Казимир запер в сарае рядом с хлевом двоих оглушенных бандюг и тяжело раненного в грудь пацана. Самое обидное было то, что в Тараса попала последняя пуля, в пистолете не оставалось ни одного патрона. Яна заплакала, узнав в раненом парнишке своего прежнего друга Вовчика. Именно с ним она бежала из дома. Казимира не удивило, как равнодушно она отнеслась к бывшему любовнику. Дело тут было не в женской сущности. Парень отнял жизнь у самого близкого для нее человека. Он убил деда Тараса.

Тело деда Тараса положили в его комнате. Эльза вместе с Яной смыли кровь с его лица. Старый лесничий лежал как живой, он будто спал. Лицо еще не изменилось, не заострилось и пока было спокойным и умиротворенным.

Ваня в самом деле никогда никого не убивал, даже на дело ходил без оружия. Украсть, снять вещи с сонного или пьяного для него не представляло проблемы, но убить! Нет! Никогда! Ваня считал, что сегодня должно обойтись в худшем случае мордобоем. Но вдруг началась стрельба, люди, живые люди падали как подкошенные! Тошнота мгновенно подступила к горлу. Ваня бросился в заросли. Его долго и трудно рвало, пустой желудок будто выворачивался наизнанку. За весь последний день он ничего не ел. Так, погрыз немного кислицы — и все. Серый, так тот даже живьем жрал лягушек. Ваня так не мог. Жареных — куда ни шло, но живьем — никогда. Он вообще не умел убивать, даже змей.

Затаившись, наблюдал, как старика затащили в дом, как здоровенный мужик в камуфляже связал и уволок в сарай Хруста и Клопа. Ваня видел, как убивалась над стариком девчонка. Как еще одна, молодая, судя по всему, женщина, перевязала малого — и мужик забросил его в сарай к остальным.

Ваня свернулся калачиком под деревом и забылся тревожным сном. Все равно, пока в доме не успокоятся, делать ему нечего.

Давным-давно у Вани были дом, жена, работа. Но так случилось, что все это как-то разом опостылело ему. Он поехал на заработки. Сначала завербовался на север. Работал подсобным рабочим на стройке. И читал, много читал. Любимыми книгами на всю жизнь стали рассказы Джека Лондона. Наверное, с них все и началось. Стройка быстро наскучила. Прибился к оленеводам. Добрый по природе, нашел с ними общий язык. Несколько лет бродил по тундре. Его даже женить хотели. Но женщины не интересовали его. Куда лучше было просто странствовать. Когда Ваня устал от севера, пешком двинулся южнее. Где ногами, где на попутках — добрался до Крыма. В Крыму Ване понравилось. Все было замечательно, если бы не попал он в натуральное рабство. Денег не было, а тут предложили работу. На виноградниках. Ваня согласился сразу. Обещали жилье, хорошую еду, нужно только работать. Паспорт забрали. Привезли в барак. Там таких, как Ваня, набилось человек двадцать, все как один — бомжи… А потом началось… Поднимали чуть свет, давали жидкую похлебку — и на работу. О каменистую землю мотыги тупились быстро. Ряды виноградных лоз тянулись до горизонта. Рыхлили землю, подрезали, подвязывали — так до обеда. Затем снова похлебка, два часа отдыха под наскоро оборудованным навесом. Так — день за днем. Иногда по воскресеньям привозили женщин, таких же бомжих, как и они. Женщины тоже работали, только на бахчах. Что тогда творилось, пересказать невозможно. Женщин было немного, всего шесть, а охочи до них были почти все, да что там почти — все, кроме Вани. В очередь выстраивались. Пили кислое вино и трахались прямо на земле, как животные. А сбежать было почти невозможно. Кругом ровная, как стол, степь, охранники на лошадях. Куда тут кинешься?

Больше года прожил Ваня в том бараке. Сбежал по осени, когда уже убрали виноград. Дорога у него была одна, на север. В Джанкое подсел на товарняк. На одной из крупных станций сняли с поезда, долго били. Едва живого бросили на какой-то свалке за городом. Оклемался. Местные бродяги приняли Ваню настороженно. Но затем сдружились. Зима выдалась тяжелой. Еды мало, только теплой одежды навалом. Много бомжей умерло в ту зиму. Хоронили тут же, на свалке, в кучах отбросов. Весной, как только пригрело солнышко, нашел Ваня такого, как сам, вечного скитальца — и двинул на север.

Хотели добраться до Кольского полуострова. К оленеводам. Но забрели в Зону, а выйти уже не смогли. Напарника Вани подстрелили, когда они воровали картошку. Раны от картечи быстро загнили. Спустя две недели Ваня похоронил Богдана на островке посреди бескрайнего болота.

Целую неделю Ваня питался корой и листьями, пока не повстречал Серого. Рядом с ним он ожил. Из-за приличной жратвы и человеческого отношения Ваня был предан ему как собака.

Проснулся Ваня от холода. Прислушался. Встал. Короткими перебежками подкрался к дому. Было тихо. Осторожно, стараясь не шуметь, подобрался к сараю, в котором были заперты его товарищи. Там слышалась возня. Потихоньку открыл дверь, шепотом позвал Хруста. Тот заматерился в ответ. В кромешной темноте, на ощупь, Ваня добрался до связанного Хруста и начал перегрызать веревки. Крепкие, нейлоновые, они почти не поддавались, зубы болели, десны начали кровоточить. Ваня периодически сплевывал кровь, все же развязал Хрусту руки, с ногами тот справился сам. Вдвоем освободили Клопа. Малой только стонал в забытьи. Его решили не трогать — все равно не жилец. Светало, когда Хруст увел остатки банды в лес.

Ночью пробираться через густой лес почти невозможно. Но жажда жизни гнала Серого вперед, и до поры до времени ему везло. Чудом уворачиваясь от низко нависающих ветвей, выскочил на небольшую полянку. Впереди темнело какое-то строение. Проверив оставшиеся в кармане патроны, Серый осторожно подполз к избушке. Пусто. Двери нет. Внутри темно. Стараясь двигаться бесшумно, вошел внутрь. Ощупью нашел заваленные тряпьем нары, завалившись на них, уснул. Проспав часа два, проснулся от непонятного страха: что-то или кто-то приближался к избушке. Ничего подобного Серый не испытывал в жизни. Уже не страх, а настоящий ужас заполнял все его естество, каждая клеточка вопила, взывая к спасению. Неизвестное было где-то рядом. Совсем близко. Дрожащими руками далеко не с первой попытки снял с предохранителя обрез. Серый прямоугольник дверного проема плясал перед глазами. Вскинул обрез, но понял, что в таком состоянии просто не сможет попасть даже в этот проем. Отползал все дальше по нарам к стене и трясся сильнее и сильнее. Холод сковывал тело. Зубы стучали.

Казалось, в голове работает камнедробилка. Во рту появился вкус крови. Удерживая трясущейся правой рукой обрез, Серый нашарил левой в кармане патроны, последние пять штук. Достал. Зажал в кулаке. Согнул в локте левую руку, положил пляшущий обрез на сгиб. Застыл в ожидании развязки.

Вся его жизнь в одно мгновение промелькнула перед ним. Старики родители, копошащиеся в жалком огородике. Цветущая яблоня под окном. Запах топленного в печке молока. Присяга. Волнующая тяжесть автомата в руках. Первый наряд вне очереди за расстегнутую пуговицу. Жестокая драка с дембелями, в которой ему выбили два зуба. Кровь на ребристой, покрашенной отвратительной зеленой краской батарее. Зажатый словно тисками затылок. Собственный дембель. Дикая пьянка в поезде. Молоденькая, пьяная в стельку проводница. Тесный вонючий туалет в вагоне. Задранная на спину форменная железнодорожная юбка. Тощие с синевой женские ягодицы. Странное тянущее ощущение. Хрипловатый пьяный смех. Его рука, влепившая хлесткую пощечину. Брызги крови на зеркале. Подколы приятелей — дембелей. Школа милиции. Первые лычки. Гордость. Неприязненные взгляды девушек. Комната в общаге. Стена с фотографиями обнаженных красоток. Обезьянник в отделении. Пьяная до потери сознания девица. Нары, разорванные кружевные трусики. Смущение и горький стыд после. Погоны с маленькими звездочками. Валерка. Надвигающаяся на него совершенно голая Аллочка. Продавленная постель в общаге. Ее мягкое, такое желанное тело. Сводящий с ума язык. Фонтанчик темной, почти черной крови из аккуратной дырочки во лбу Валерки. Наручники. Одиночка. Пристегнутая к стене шконка. Приговор. Зона. Удары прикладом в спину. Лай собак. Режущий уши визг циркулярной пилы. Двухъярусные нары. Освобождение. Нестерпимо яркое синее небо над головой. Бомжи в привокзальном скверике. Закончившаяся водка. Пустые карманы. Мужик, сдуру засветивший лопатник. Удары резиновой дубинкой по почкам, по голове. Общая камера. Суд. Зона. Шестерки. Паханы. Постоянная готовность либо умереть, либо убить. И снова вой циркулярки. Долгожданная свобода. Старенький дедок в заброшенной деревне. Чужая кровь на руках. Булькнувший в колодец вслед за телом дедка кухонный нож. Одиночество. Первый осознанный выстрел в человека. Вкус свежей крови во рту. Сырое мясо только что убитого барана. Распростертое на дощатом полу голое тело молодой женщины. Запрокинутая голова, струйка крови из прикушенной губы. Ненавидящий взгляд. Нож, с тихим хрустом входящий в ее грудь. Пустота на душе, пустота в сердце. Глаза убитых им мужчин, замученных женщин. Кровь на руках.

Серый прямоугольник дрожал перед глазами. Запах зверя, острый и душный, явственно чувствовался в избушке. На миг стало темно. Серый ударил из двух стволов, переломил обрез, затолкал еще два патрона и снова выстрелил дуплетом.

Он не успел отвести скобу — что-то огромное, невыносимо тяжелое навалилось ему на ноги. В ноздри ударил удушающий запах падали, разложившихся внутренностей, гниющей крови. Боль стеганула в мозг. Теряя сознание, Серый услышал хруст ломающихся в огромных челюстях собственных костей.

Яна просидела у тела Тараса всю ночь. Она уже не плакала, только вздыхала со всхлипами. Эльза, как могла, старалась ее утешить. Казимир осматривал дом, запасы оружия, патронов. То, что не договорил Тарас, было понятно и так. Тварь необходимо остановить — хотя бы ради памяти старика. Как же до обидного глупо он подставился под пулю юнца!

Эльза ненадолго уснула под утро. Казимир прикорнул на лавке в большой комнате.

Едва рассвело, отправился побеседовать с пленниками. Подходя к сараю, почувствовал тревогу. Дверь оказалась незапертой. Внутри — только остывающее тело Вовчика. Все ясно, сбежавшие освободили пленников. Озлобленные, они вполне могут начать охоту на него и на женщин. Выход оставался один: уходить, и чем быстрее, тем лучше. То, что он захватил в ночном бою два обреза, было само по себе неплохо, но у бандитов, скорее всего, на руках оставалось еще два. Одного вооруженного парня он видел точно, но был еще один, тот прятался возле леса. Получалось, что пришли они сюда впятером. Четверо ушли, а это против него одного да еще с двумя женщинами — явно многовато. В одиночку Казимир вполне мог позволить себе поиграть с ними в Рембо. Но где спрятать женщин? Да еще Тварь… с ней необходимо кончать. Вернулся в дом, чтобы привести Яну в чувство, попросил ее соорудить плотный завтрак. Сам, прихватив лопату, отправился копать могилу для Тараса. Ухоженную могилку Марии нашел быстро. На высоком берегу реки, в излучине, посреди небольшой полянки высился аккуратный холмик, рядом — добротная скамейка. Перед тем как начать печальную работу, Казимир присел на скамью и закурил. Вид отсюда открывался замечательный. На другом, более низком берегу зеленел большой луг, местами поросший кустарником. Речушка что-то шептала на камнях. Проснувшиеся птицы щебетали бездумно и беззаботно. Ветерок доносил свежий аромат разнотравья. Поплевав на ладони, Казимир споро разметил прямоугольник могилы, поднял дерн и принялся отбрасывать в сторону легкую песчаную почву.

Через два часа он вернулся в дом. На чердаке у запасливого старика оказался даже готовый гроб. Спустил его вниз, с помощью Яны обрядил и уложил тело Тараса в домовину. Потом втроем, на тележке, повезли Тараса в последний путь.

Вернувшись в дом, женщины начали собираться в дорогу. Казимир закопал тело Вовчика на заднем дворе. Помог со сборами. Потом, усадив всех за столом, объяснил, что предстоит сделать. Гоняться за уцелевшими бандитами по лесу Казимир считал неразумным, но и оставаться в доме тоже было рискованно, их могли из мести сжечь.

Но прежде чем уйти, следовало решить проблему с Тварью. Поскольку зверюга умела каким-то непостижимым образом отводить людям глаза, Казимир предлагал ее обмануть. Только одно обстоятельство тревожило его. Как быть с Яной? Но девушка на удивление быстро согласилась идти с ними. Оставаться в пустом доме она боялась, а вместе с Казимиром, по ее утверждению, опасаться ей было нечего. Услышав заявление девушки, Эльза как-то странно посмотрела на нее, но в глазах у Яны был такой отчаянный страх, что Эльза немного успокоилась. Загрузившись провизией и снаряжением, двинулись к избушке, в которой встреча с Тварью была наиболее вероятна.

Как и рассчитывал Казимир, вышли на поляну уже к вечеру. Легкий порыв ветра донес до них запах смерти. Локис оставил вооруженных ружьями Эльзу и Яну на безопасном расстоянии, ящерицей скользнул к избушке. Открывшееся зрелище было явно не для слабонервных. Везде была кровь: на заваленных тряпьем нарах, на стенах, на потолке. Куски человеческого мяса вместе с обрывками одежды валялись повсюду. Искореженный обрез лежал на полу. Но главное — запах. Тошнотворный запах смерти и зверя. Сегодняшней ночью, пока Казимир защищал дом и затем успокаивал Яну, здесь, в этой же самой избушке, Тварь сожрала еще одного человека, причем живого. Человек пытался защищаться. Вон на полу стреляная гильза. Казимир поднял гильзу — в нос ударил характерный запах сгоревшего пороха. Переломил обрез: так и есть, и там две стреляные гильзы. Значит, стрелял погибший четыре раза. Неужели промазал? Вон возле двери несколько отметин от картечи! Нет, остались клочки шерсти. Выходит, зацепил. Что ж, теперь раненая Тварь еще опаснее. Значит, в избушке им не укрыться. Женщины здесь находиться не смогут. Как их укрыть, чтобы обеспечить хотя бы относительную безопасность?

Пошатываясь от тошноты и легкого головокружения, Казимир медленно подошел к спутницам.

— Придется вернуться в дом. Здесь для нас слишком опасно, — сказал, садясь на траву и закуривая.

— Что? Опять? — спросила Эльза, глядя, как подрагивают пальцы всегда невозмутимого Казимира.

— Да, и кажется, это был один из нападавших. Там обрез остался, — тихо ответил Казимир. — Уходить нужно. Тварь скоро может явиться. Здесь ее охотничьи угодья. Это ее земля.

— А ты? Что будешь делать ты?

— Останусь, ее необходимо остановить. — Казимир упрямо поморщился. — Пойми, Эльза, это не лихие ребята из леса, с которыми в крайнем случае можно договориться. Тварь — людоед, причем крайне опасный. Она появляется в сумерках и ждет, когда жертва будет совершенно не готова к нападению. И только тогда атакует. Кроме того, зверюга умеет отводить глаза. Попасть в нее сложно, ее нужно уметь видеть. Всякий раз, когда я точно ее видел, улавливал движение боковым зрением. Она чувствует, когда на нее смотрят, — и обманывает. Значит, стрелять нужно, ориентируясь только на слух или запах.

— Или на изображение на мониторе, — задумчиво заключила Эльза.

— Что? На каком мониторе? — встрепенулся Казимир, уже догадываясь, о чем идет речь.

— Всякий раз, когда я снимала Тварь, я отчетливо видела ее через монитор. И ты, и покойный Тарас вечно спорили, где кто стоял, кто что видел, но ваши споры мне были непонятны до тех пор, пока ты не сказал про боковое зрение. Понимаешь, электронику не обманешь, у нее нет чувств, на которые можно воздействовать. Камера бесстрастно фиксирует реальное изображение, то, что есть на самом деле, а не ту картинку, которая непонятным образом искажается в человеческом мозгу.

— Эльза, мне нужна твоя камера! — крикнул обрадованный Казимир.

— Что ты задумал?

— Закреплю на карабине. Вместо прицела.

— Сейчас? — воскликнула Эльза. Казимир секунду подумал.

— Нет, в доме. Нужно отъюстировать камеру таким образом, чтобы оптическая ось достаточно точно совпала с линией прицеливания. Все, мы уходим. Стемнеет скоро.

Хруст уводил оставшихся с ним Клопа и Ваню вниз по реке. К полудню они оказались достаточно далеко от дома старика. Лишившиеся оружия, они все равно представляли собой значительную силу благодаря ставшим привычным умению выживать, а главное, той ярости, которая кипела в них сейчас. Даже Ваня, обычно тихий и миролюбивый, готов был разорвать в клочья любого, кто станет на пути. Поднявшись на обрывистый берег, все трое, сраженные усталостью, повалились на усыпанную опавшей хвоей землю. Животы давно подвело от голода. Добыть нормальную еду можно было только разбоем. А поселенцев в этой незнакомой местности еще нужно найти. О том, чтобы вернуться к дому старика, не было и речи. Клоп своими глазами видел: там живут не только старик с девчонкой, но еще и сильный, хорошо вооруженный мужик с молодой бабой. Без оружия дом не захватить. Необходимо искать добычу по зубам.

Отлежавшись немного, Ваня отправился искать что-нибудь поесть. Ни грибов, ни ягод еще не было. Вся надежда — найти гнездо с яйцами. В такой чащобе это было вполне возможно. Голодный до тошноты, Ваня нарезал круги по лесу, пока Хруст с Клопом приходили в себя. Была в Ване какая-то удивительная неутомимость, постоянное желание куда-то бежать, что-то смотреть. Вот и сейчас, не обращая внимания на гудящие от усталости ноги, он шнырял по завалам валежника, едва не роя носом землю в поисках съестного.

Хруст даже не поднялся. Знал, что Ваня, божий человек, не съест добычу втихомолку, а обязательно принесет все, что найдет, собратьям по несчастью. Клоп, пошатываясь на негнущихся ногах, спустился к реке в надежде наловить хотя бы лягушек. Хруст до сих пор брезговал земноводными и потому совершенно не реагировал на всплески и восторженные возгласы Клопа.

Ваня пробежал уже не один километр. Вдруг его привлек странный запах сырого мяса и свежей крови. Осторожно раздвинул густой малинник, увидел бледную руку в хорошо знакомой серо-зеленой грязной куртке. Именно эту куртку Ваня сам стянул на одном из подворий. Просто взять там больше было нечего. А у Серого куртка совсем прохудилась, вот Ваня и отдал ее вожаку.

— Серый! — тихонько позвал Ваня и дотронулся до непривычно бледной руки, уже не надеясь услышать ответ. Смертельно холодной оказалась рука вожака. Дрожа от ужаса, Ваня не решался прикоснуться к обнаженной коже мертвеца, ухватился за рукав и с силой потянул его на себя. Серый был мужиком представительным, даже крепко исхудав в последнее время, весил по-прежнему немало. Но тут Ваня явно не рассчитал — рухнул спиной в малинник и дико закричал. От Серого осталась только верхняя половина: голова, руки и грудь. Больше ничего не было. Ни ног, ни живота. Только обрывки кишок тянулись за оторванным торсом. Ваня, трясясь от ужаса, полз задом по малиннику и не переставал кричать. Потом уперся спиной в древесный ствол, перестал пятиться. Ваня уже не кричал, только скулил, как брошенный в февральскую стужу на улице месячный щенок. Перевернувшись, на четвереньках пополз прочь от ужасного места, где встретил смерть его надежный товарищ. Все перепуталось в голове Вани. Он не соображал, что делает, долго полз куда-то, затем вскочил на ноги и побежал. Ветки хлестали по лицу, толстые, торчащие из земли корни цепляли за ноги, а Ваня бежал и бежал, не обращая внимания ни на что. Пару раз ему попадались неглубокие речки, небольшие болотца. Наконец Ваня упал на землю на широкой лесной поляне. Здесь не было запаха крови, только одуряюще пахло цветами и медом. Пчелы с мерным жужжанием перелетали с цветка на цветок, пригревало солнышко, было совсем нестрашно.

…В ту минуту Хруст свернул самокрутку и принялся ее раскуривать. Отсыревший самосад тянулся плохо, у Хруста кружилась голова от усталости, голода и гипервентиляции. Вдруг он услышал отдаленный, приглушенный расстоянием крик. Кричал Ваня. Он готов был поклясться в этом. Хруст прислушался. Крик не умолкал. Он запомнил направление, свистнул Клопу, и вдвоем они бросились на выручку к приятелю.

Крик был непрерывный. Он то немного затихал, то вновь становился громче. Хруст и Клоп бежали сломя голову. Что-то произошло, но что — не было времени размышлять. Обгоняя друг друга, они мчались навстречу неизвестности.

В дом они возвращались ночью. Яна не совсем поняла, о чем говорили Эльза и Казимир, но решила, что ей лучше не вмешиваться. Предыдущая бессонная ночь давала о себе знать. На подходе к бывшему лесничеству Яна уже засыпала на ходу. Эльза поддерживала под руку смертельно уставшую девушку.

Пустынный дом принял их радушно. Оставленный навсегда, он еще не утратил человеческого тепла и был живым. В нем остро не хватало Тараса. Казалось, скрипнут под его шагами половицы, стукнет дверь, прозвучит его низкий, совсем еще не старческий голос.

Эльза уложила едва держащуюся на ногах Яну, вернулась к Казимиру. Тот сидел за столом и о чем-то напряженно думал. Присела напротив, накрыла его руку своей, всматриваясь в лицо, спросила:

— О чем думаешь, Казимир?

— Да так, о Твари, — как эхо отозвался он. — Мы столкнулись с очень серьезной мутацией. Помнишь, в середине восьмидесятых прошла шумная кампания, связанная с публикациями о снежном человеке?

— Нет, я тогда еще была ребенком.

— А, ну да, я совсем выпустил это из виду. Так вот, там проскальзывала информация, что снежный человек появляется неожиданно и так же неожиданно исчезает, словно отводит глаза наблюдателю. Наш случай напоминает то, что было описано. Конечно, тогда опубликовали много примитивных уток. Но проскальзывала и правдивая информация. Конечно, есть и отличия. Наша Тварь — людоед, но подобные патологии встречаются и среди обычных медведей. Медведь — зверь всеядный, основная его пища — ягоды, корешки, но при удобном случае он и лося завалить может. Он не уходит от туши, пока все не съест. Ты заметила, что Тварь постоянно возвращается к избушке? Скорее всего, именно потому, что впервые попробовала там живую плоть. Отсюда следует, что зверюга вернется в избушку снова — будет искать новую добычу.

— Ты думаешь, Тварь — в прошлом медведь?

— Вернее, его предки — медведи. Тварь — мутант.

— Но тогда, если следовать твоей логике, получается, что шумиха середины восьмидесятых тоже связана с мутантами?

Казимир пожал плечами:

— Я ничего не утверждаю, но есть одна странность. Не было ни одного сообщения о находке скелета или останков снежного человека. И еще. Все встречи людей с бигфутом, йети или снежным человеком происходили именно в тех местах, где обитают медведи. И ни разу эти существа не были замечены в Европе, в Африке, в Южной Америке, в Австралии или в Евразии. Встречали его в Южной Сибири, на Тянь-Шане, в отрогах Гималаев, на Алтае и на Кавказе. Ну, пожалуй, еще на Урале. Кроме того, остается Северная Америка, но и там снежного человека видели в разных местах, за исключением Аляски. Обрати внимание, везде, где обитает бурый медведь или его сородичи — гималайский и гризли, — встречали снежного человека.

— А причины мутаций? Что-то ведь послужило толчком к подобным изменениям?

— А ты не привязывала места встреч к карте? Так вот, я посмотрел в свое время: везде, где люди видели йети, был повышенный природный фон радиоактивности либо выходили на поверхность урановые руды. Это может говорить только об одном: причины мутаций в радиации.

— Но откуда здесь взялись медведи? — Эльза зябко огляделась по сторонам. — Я никогда не думала, что так близко от Киева есть места, где обитают эти звери.

— А ты помнишь, что сказал Тарас? Он сам встречал мишек еще в восемьдесят третьем, а, насколько я помню, появились они в этом районе раньше, впервые их зафиксировали неподалеку отсюда в восемьдесят первом.

— Слушай, Казимир, откуда ты все это знаешь?

Он по-детски усмехнулся:

— Просто интересовался всякой ерундой. Ты ведь тоже помнишь множество различных сведений, которые неизвестно когда могут пригодиться.

— А как ты собираешься использовать камеру?

— Закреплю на карабине, постараюсь совместить оптическую ось с линией прицела и буду наблюдать происходящее на мониторе.

— У меня остался всего один комплект батарей, его просто не хватит на ночь.

— А мне не нужно на целую ночь, я уверен, что почую Тварь. Включу камеру всего на три, максимум на пять минут.

— Ты будешь это снимать?

— Тебе это нужно? То есть, я хочу спросить, ты хочешь, чтобы я это снял?

— Если только это будет возможно.

— Хорошо, я сделаю все, что ты хочешь. Эльза задумалась:

— Но ведь ты будешь рисковать жизнью, Казимир!

— Не больше, чем ты. Если Тварь меня одолеет, ни тебе, ни Янке не выбраться отсюда.

— Я помню об этом. — Она тихо вздохнула. — Поэтому постарайся себя сберечь. Ты очень нам нужен.

— Я не забываю этого. Иди ложись спать, Эльза.

— А ты?

— Лягу здесь. Мне нужно хорошо отдохнуть. Завтра трудный день. Надо будет завершить все за сутки. Ты ведь спешишь?

— В общем-то да, сроки поджимают. Нам ведь выбираться отсюда в общей сложности дня три?

— Если возвращаться обратно, то конечно, но до Киева отсюда ближе. Можно уложиться в два дня. У тебя связи в городе остались?

— Естественно, там и мои родители, — улыбнулась Эльза. — Я, правда, их не видела больше трех лет.

— А кто они, твои родители?

— Тебе такая фамилия не попадалась — Вильченко?

— Уж не Борис ли Николаевич?

— Именно!

— Ничего себе! — удивленно ахнул Казимир.

— А то!

— Так что ты богатая наследница, сбежавшая из дворца?

— Ну да. Такая-сякая, оставила отца!

— Все, иди ложись спать, светает, — резко оборвал Л окис.

— Ты точно ничего не хочешь? — потупив глаза, спросила Эльза.

— Знаешь что, моя дорогая Лизонька, может быть, мы вернемся к этому разговору, но только тогда, когда эта история закончится. Мне нужно будет очень многое тебе сказать. Тогда ты все поймешь и решишь, как нам быть.

— У тебя есть женщина?

— Лиза, я не хочу сейчас об этом говорить, — резко прервал разговор Локис.

Ваня совершенно не представлял, где находится. Обширный, местами поросший кустами луг спускался к реке. Он напился и двинулся вверх по течению. Преодолел болотистую низину, вошел в светлую дубраву. После хмурых еловых лесов, в которых его постоянно преследовал запах болотного газа, дышалось удивительно легко. Пронизанная солнечными лучами дубрава просматривалась далеко, никакой опасности Ваня пока не видел, потому и шел свободно, без опаски. После пережитого ужаса ему больше всего хотелось оказаться подальше от страшного места, где он обнаружил Серого, вернее, не всего Серого, а его половину. Как только Ваня вспомнил о том, что увидел в малиннике, тошнота подступила к горлу. Опять его долго и мучительно рвало речной водой. Ваня совершенно ослабел, привалился спиной к толстому шершавому стволу могучего дуба и закрыл глаза. Ночь, проведенная без сна, трудный переход по холодной воде лесной речки, ужасная находка и бегство окончательно сломили Ваню. Не хотелось никуда идти, не осталось сил для борьбы за жизнь, полная апатия овладела им. Но ночной холод погнал дальше. Светила луна. Ваня брел через какие-то луга, запущенные поля, пока не наткнулся на высокий крепкий забор. Перебраться через него не удалось. Добравшись до ворот, Ваня свернулся возле них и уснул.

— Ты живой или как? — раздался близко незнакомый голос, и легкий пинок в бок привел в чувство Ваню.

— Живой! — прохрипел он в ответ и посмотрел на крепкого мужика средних лет, который стоял над ним, держа в опущенной руке двустволку.

— Тебе чего тут нужно, божий человек? — спросил мужик.

— Попить не дадите? — дрожащим голосом попросил Ваня.

— Ну да, а то так есть хочется, что переночевать негде! Так, что ли? — усмехнулся мужик. У него было простое загорелое лицо, испещренное сеткой ранних морщин.

— По правде говоря, именно так, — смущенно кивнул Ваня.

— Чем вообще занимаешься?

— По свету брожу. Уже давно.

— А кормишься чем? Воруешь?

— Когда как, бывает, что и ворую, а когда и работаю. По-разному.

— Разбойничаешь?

— Нет. Не люблю оружие, не умею убивать. Хотя и с вольными людьми почти три года прожил.

— Молодец, что не врешь. Ел давно?

— Дня два назад или три, не помню.

— Сюда-то как попал? Шпионить явился?

— Нет, бежал. От своих отбился. Вожака нашего кто-то сожрал. Страшно сожрал, по самую грудь оторвал тело зверь. Испугался я очень, долго бежал. Сил больше нет.

— Вставай, заморыш, накормлю, если отработаешь.

— С радостью, хозяин, возьми меня, за хлеб работать буду! — затрясся от радости Иван.

— На одном хлебе много не наработаешь. Пошли.

Пошатываясь, Ваня прошел вслед за мужиком во двор. Большой крепкий дом, справа, в просторном хлеву, повизгивают свиньи, пестрые куры купаются в пыли. На крыльце — довольно молодая крупная женщина, тоже с ружьем в руках. Из окошка выглядывают две светловолосые детские головки.

— Наденька, принеси-ка этому бедолаге чего-нибудь поесть, — негромко сказал мужик жене и, обратившись к Ване, добавил: — Садись вон туда, за стол, сейчас тебя Надя покормит, а затем расскажешь про свое житье-бытье.

Ваня послушно прошагал за широкий стол под навесом и робко присел на краешек скамьи. Женщина поставила перед ним миску с отварной картошкой и глазуньей из трех яиц, отошла в сторону и опустилась на завалинку возле дома. Мужик сел напротив Вани, поставил возле себя ружье, сложил на столе тяжелые натруженные руки, молча смотрел, как Ваня с жадностью уминает стоящую перед ним еду. Как только Ваня доел последние крошки, мужик, крякнув, спросил:

— Тебя как зовут, божий человек?

— Ваней кличут.

— Погоняло или по паспорту?

— Так родители назвали. Стало быть, и по документам так было.

— А они у тебя есть, документы-то?

— Нет, уже давно. Как в рабство попал в Крыму, так и бегаю без них.

— Как это — в рабство? Вроде уже нету такого!

— Есть, еще как. Я в Крым направился, никогда там не бывал, вот решил посмотреть. Деньги кончились, а тут предложили на виноградниках поработать. Деньги обещали, кормежку, жилье. Согласился сдуру. Завезли куда-то в степь. Охрана на лошадях, паспорт отняли. Работали весь день, о деньгах и слыхом не слыхивали. Вкалывали за баланду и нары в бараке. Год или чуть больше я там был, потом сбежал. Добрался до Киева. Перезимовал — и сюда пришел. Здесь уже четыре года. Вот и все.

— С этим понятно, а раньше?

— А что раньше, на севере жил, работал, оленей гонял. Говори, хозяин, чем отработать харч?

Хозяин посмотрел в усталые глаза гостя:

— Знаешь что, Ваня, меня, кстати, тоже Иваном зовут, оставайся у меня до осени. Денег я, понятное дело, тебе не дам, но кормить буду. Жить будешь пока на сеновале, ну и работать. У меня жена собирается рожать, так что работник она никакой, а помощь нужна: и за скотиной ходить, и в поле. Коли согласишься, не пожалеешь. Думать будешь?

— Да что тут думать, Иван, — разулыбался обрадованный бродяга. — Согласен, конечно, до осени работать буду на совесть, обещаю, а потом могу и уйти, не привык я подолгу на одном месте оставаться.

— Дело твое. Стало быть, по рукам?

— По рукам, хозяин.

Клоп увидел это первым. Подбежавший Хруст, заметив замершего, смертельно бледного Клопа, остановился в отдалении и некоторое время наблюдал за происходящим. Убедился, что особой опасности нет, осторожно приблизился. Огромный рой мух взвился над изуродованным телом Серого и тут же упал вниз, спеша отложить личинки на уже разлагающемся мясе.

— Интересно, кто же его так? — обращаясь скорее к самому себе, спросил Хруст.

— Бежать отсюда надо! — выдохнул Клоп.

— Куда бежать? Придурок! — рявкнул Хруст. — Ни оружия, ни жрачки! Беги! Тебя никто не держит!

— Хруст, давай уйдем! — взмолился Клоп.

Хруст, не говоря ни слова, повернулся и быстрым шагом направился в лес. Клоп бросился за ним. Они шли, ускоряя шаг, голодные, злые, почти бежали, стараясь как можно дальше уйти от жуткого места. Клоп уже тысячу раз пожалел, что когда-то давно, кажется сто лет назад, пришел в Зону.

Клопу было пятнадцать, когда, разругавшись с отчимом, он сбежал из дома. Прибился к группе мародеров, попал сюда. Да только вскоре их компания распалась, и Клопу пришлось примерить на себя маску лесного разбойника.

Вместе с шайкой таких же, как сам, молодых волчат на собственной шкуре постигал основы разбойной жизни. Многие мерли от голода и холода, но другого занятия у них не было. За десять лет жизни в Зоне Клоп, наверное, остался одним из немногих уцелевших. Он давно забыл, какая она — обычная жизнь. Когда к ним попал Хруст, многое изменилось. Добыча стала побогаче. Жратвы появилось вдоволь, да, к сожалению, не надолго. В лесах стало попросту тесно. Их выбили с насиженного места, пришлось искать другое. Оружия оказалось маловато. Долго рыскали, как стая голодных хищников, пока не нарвались на банду Серого. Озлобленные, они не послушались тогда Хруста и ломанули силой. Полегли все. В живых остались только Клоп и Хруст, старый и осторожный. Хруст никогда не лез на рожон, старался обстряпывать дела тихо и незаметно. Сумел он втереться и в доверие к Серому. Нельзя сказать, что тот принял Хруста как брата, но в банду взял, а вот Клопа хотел прикончить. Повезло, что Хруст тогда за него поручился. В понимании Клопа Серый был натуральным зверем, жизнь человеческую ни во что не ставил. Но одно время под его началом существовали нормально. Пока хата не сгорела. Тогда пришлось переселиться в землянку. В этом деле выручил всех Ваня. Практически в одиночку копал, строил, лепил печку. Когда Серый решил осесть на хозяйство, Клоп не очень-то обрадовался, но Хруст ему объяснил все выгоды такого дела. В особенности если удастся замочить самого Серого. Теперь Серого нет, да вот только и дома нет, и жратвы.

Клоп смертельно устал, бежать за Хрустом становилось все тяжелее, но сама мысль о том, что придется остаться одному в лесу, где неведомая Тварь разрывает человека на части, подгоняла его. Пот заливал глаза. Ветки то и дело стегали по лицу. Но Клоп изо всех сил старался не отстать. Временами он удивлялся, откуда у немолодого уже Хруста столько силы. Внезапно нога ушла куда-то в пустоту. Клоп даже не успел среагировать, как усыпанная прошлогодней прелой листвой земля устремилась навстречу и резкая боль рванула ногу. Что-то хрустнуло, и Клоп покатился по земле с диким воем, схватившись за сломанную лодыжку.

Упав на бок, глянул на ногу и обомлел: из разорванной штанины торчала его собственная белая кость, быстро окрашивающаяся красным. Сломанная нога горела, словно ее до колена засунули в костер. Клоп хотел позвать Хруста, но тот уже стоял рядом и невозмутимо глядел на перелом.

— Хруст, помоги мне! — попросил Клоп.

— Хреново, очень хреново, — словно не слыша, пробормотал Хруст. — Как же тебя угораздило?! А воняет как! Ты что, уже?

Не слушая, что ответит ему Клоп, Хруст вернулся на то место, где провалилась нога напарника, и присвистнул: в заваленной валежником яме лежал полуобглоданный разлагающийся труп.

— Так. Еще один, — негромко сказал Хруст и, вернувшись к Клопу, присел на корточки. — А ножка у тебя, парень, тю-тю. Не жилец ты теперь, никакая «скорая» тебе не поможет.

— Не бросай меня, Хруст! Что хочешь для тебя сделаю, только не бросай! — умолял Клоп, уже понимая всю бессмысленность просьб.

— Ладно, — подумав, сказал Хруст. — Полежи пока. Я посмотрю, куда тебя пристроить.

Насвистывая что-то, Хруст перешагнул через Клопа и скрылся в чаще.

Оставшись один, Клоп заплакал. Слезы прочерчивали грязные дорожки по давно не мытому лицу. Он уже понял, что смерть стоит рядом. Умирать было страшно. Только теперь он понял то, что столько раз видел в глазах умирающих людей. Боль заполняла сознание, нестерпимо хотелось пить. Смерть была близко, но она еще не приняла окончательного решения. Смерть медлила, словно раздумывая, дать Клопу пострадать или нет.

Целая вечность, наполненная болью и одиночеством, прошла прежде, чем вернулся Хруст. Он появился бесшумно, остановился в двух шагах от лежащего на земле Клопа и, немного помедлив, сказал:

— Тут недалеко, метров триста, халупа есть. Туда доберемся. Ты полежишь, а я жратвы добуду.

Кое-как затянув рану, Хруст взвалил на плечо пусть и сильно исхудавшего, но все же нелегкого Клопа и понес его через лес в халупу. Каждый шаг причинял Клопу боль, но он сцепил зубы и старался сдержать стоны. Понимал: если начнет надоедать Хрусту, тот попросту сбросит его на землю и оставит умирать в лесу одного. А так у него появлялся зыбкий шанс выжить. Почти час с остановками добирались до избушки. Старая, но крепкая, она стояла на краю небольшой полянки. Дверь валялась в стороне, но в крошечных оконцах сохранились стекла. Воняло в избушке какой-то мерзостью, но выбирать не приходилось. Уложив Клопа на уцелевшие нары, Хруст спустился к речке, принес воды в закопченном солдатском котелке, найденном здесь же. Разжег корявую, сложенную из речного камня печурку, поставил кипятиться отвар из собранных неподалеку трав. Закурил самокрутку, присел на невесть как попавший сюда дощатый ящик. Решение он уже принял и не собирался его менять. Будь на месте Клопа кто-то другой, Хруст, пожалуй, и пальцем бы не пошевелил, но теперь он считал свой долг выполненным. Дотащив приятеля до более-менее надежного жилья, он решил уходить. Помочь Клопу Хруст не мог, а оставаться рядом с ним до той поры, пока начнется гангрена, не хотел. Когда отвар немного остыл, он часть выпил сам, остальное поставил рядом с Клопом.

— Ну вот и все, Клоп. Пойду я. Тебе я ничем не помогу. Выживешь, значит, повезло, а на нет и суда нет. Прощай.

— Хруст, мне не выжить одному! — взмолился Клоп.

— Твоя проблема, что мог, я сделал. Счастливо оставаться. — Хруст вышел из избушки. Травяной отвар противно булькал в животе, не создавая ощущения сытости, но это было лучше, чем ничего. Хруст последний раз взглянул на избушку и решительно углубился в лес.

На закате Казимир отправился караулить Тварь. Все просьбы Эльзы взять ее с собой он пресек решительно и безоговорочно. Пробираясь к избушке, надеялся, что и сегодняшней ночью Тварь появится здесь. Было у него предчувствие, что именно там, у избушки, и случится развязка, в этой истории будет поставлена последняя точка, оборвется цепь ужасных смертей. Тогда уже завтра, рано утром, можно будет выводить из Зоны Эльзу. Вывести из Зоны и расстаться с ней навсегда. Безвозвратно потерять эту удивительную женщину, явившуюся будто из сна и в любую минуту готовую исчезнуть без следа. Он понимал, что с известной тележурналисткой, к тому же наследницей несметного состояния, его не сможет связать ничто, но тупая боль от мысли о скорой разлуке уже поселилась в сердце. Слишком сильно запала в душу Эльза. Казимир чувствовал, что расставание с ней будет переживать долго. Если бы существовал малейший шанс удержать ее, он бы использовал его не задумываясь, но именно этого шанса у Казимира не было. То, как она играла с ним, как однажды весьма откровенно предложила переспать, он воспринимал как шалости избалованной девицы. А открывать ей свои чувства не считал возможным. Страх быть отвергнутым, высмеянным останавливал его, хотя безумно хотелось сказать ей именно те самые главные слова, обнять, прижать к груди, узнать вкус ее губ, взъерошить короткий ежик волос на ее затылке, поцеловать милую ямочку у основания шеи. К сожалению, все это так и останется мечтой. Не будет объятий, поцелуев, безумных ночей, он не имеет права даже прикоснуться к ней, не то что сказать о своем чувстве.

Казимир подошел к избушке уже в сумерках. Остановился на краю поляны, внимательно осмотрелся, принюхался и почуял запах свежей крови. «Вот черт, неужели снова?» — подумал Казимир и бесшумно скользнул к избушке. Внутри кто-то был. Слышалось прерывистое дыхание и приглушенные стоны. Достав из кармана фонарик, Казимир решил рискнуть. Узкий луч разорвал темноту помещения, высветил нары, а на них — распростертое тело молодого мужчины, того, которого Казимир вырубил ударом ноги во время нападения на дом Тараса. Правая нога парня, замотанная окровавленными тряпками, разбухла как бревно. Она была ранена или сломана. Парень метался в бреду и даже не реагировал на свет фонаря. Оружия при нем не было. Казимир осторожно потрогал лоб, убедился, что температура у раненого высокая. Раздумывая, что теперь делать, вышел из избушки и вернулся к разлапистой сосне, которую заприметил раньше. В том, что Тварь заявится, сомнений не было. Если даже он, человек, существо с весьма слабым обонянием, учуял свежую кровь, что уж говорить о Твари, у которой нюх в сотни, если не в тысячи раз лучше! Вопрос был в том, как поступить с раненым. Гуманизм требовал оказать помощь и использовать все способы к спасению, вот только разум и здравый смысл говорили обратное. Только в дешевом кино ради призрачного спасения рядового Райана можно положить сотни человеческих жизней. В реальности зачастую приходится поступать иначе. То, что в свое время рассказал ему Андрей Макушинский, совсем не походило на кино. Тяжелораненый боец, ставший обузой для группы, сам, как правило, выносил себе приговор, ибо,0от его решения зависела и жизнь остальных, и возможность выполнения возложенной на группу миссии. Теперь вынести приговор вынужден был Казимир. Он никогда не служил в элитном спецназе, но, побывав в различных горячих точках, твердо выучил шкалу ценностей. Жизнь бандита не стоила жизни Эльзы и Яны. Пусть позже его замучают угрызения совести, но ради спасения женщин он должен был поступить вполне определенно. Единственный акт милосердия, который мог себе позволить Казимир, — использовать вместо мизерикордии[4] собственный клинок.

Раздумывая, как это лучше сделать, Казимир ощупывал ножны, и вдруг ощутил знакомый отвратительный запах зверя. Скользнул за ствол сосны, включил камеру на карабине, используя ее в качестве импровизированного прицела, навел оружие на поляну. Громадная, в полтора человеческого роста Тварь вдвигалась в дверной проем избушки. Выстрел грянул одновременно с истошным душераздирающим криком. Мгновение спустя Тварь проявилась на мониторе, и Казимир, уже не таясь, раз за разом нажимая на спуск, разрядил в нее всю обойму. Больше стрелять уже не пришлось. В десяти метрах от Локиса на земле билась в агонии Тварь. Прошло несколько томительных секунд. Казимир достал фонарь и осветил бездыханное тело мутанта.

Огромная, почти черная в ночной темноте туша при свете фонаря поблескивала серебристым, могучие лапы-руки, увенчанные чудовищными когтями, уже не скребли землю. Развороченный особыми пулями череп покоился в огромной темной луже. Обойдя по дуге Тварь, Казимир осветил избушку. Раненый бандит по-прежнему лежал на топчане, только привалился к дальней стене, словно пытался уползти по ней. В широко распахнутых невидящих глазах застыл смертельный страх. Спасать стало некого. Сложный вопрос решился сам собой.

Достав из-за пояса топор, Казимир несколькими ударами отрубил чудовищу голову и, завернув в мешок, присел на крыльцо. Сигарета в его пальцах немного подрагивала.

Эльза с Яной остались вдвоем и словно застыли в вязком, как смола, ожидании. Проводив Казимира, они не заперлись в доме — с ружьями в руках сидели на крыльце. Ночь неспешно опускалась на лес. Все тонуло во мраке. Где-то заухал филин. Дрожа от страха, они прижались друг к другу, но не выпустили из рук оружия. Вот, наконец, вдалеке прогремел выстрел, за ним — непрерывная очередь, и вновь наступила тишина.

Эльза не находила места от возбуждения и порывалась бежать на помощь к Казимиру. Но Яна сумела ее удержать. Сейчас Эльза особенно остро ощутила, насколько нуждается в Локисе. Всего несколько дней, проведенных рядом с ним, во многом изменили ее взгляды. Прежде ко всем без исключения мужчинам она относилась, мягко говоря, как к существам, пригодным для одного нехитрого, хотя и весьма приятного занятия. Локис, не доказывая ничего на словах, на деле сломал все привычные стереотипы. Незаметно он стал для Эльзы частью ее самой, причем столь важной, что обходиться без нее она уже не могла. Локис стал необходим буквально во всем. Он был нужен ей как собеседник, с которым можно обсудить какие-то творческие задумки, как надежный щит, который прикрывает ее, пусть и сильную, но все-таки женщину, от всевозможных бед и опасностей.

Сейчас Казимир рисковал жизнью ради спасения ее и Яны, и Эльза почувствовала, насколько ей стал дорог этот не слишком разговорчивый мужчина.

Ожидание затягивалось. Уговорив Эльзу не бежать к избушке, в которой Казимир устроил засаду на неведомую Тварь, Яна сама буквально тряслась от нетерпения. Где-то без нее решалась ее судьба, а сама она никак не могла повлиять на результат. От исхода поединка Казимира и Твари зависело, сможет ли она вернуться домой, выживет ли в дикой Зоне.

…Через час Казимир с окровавленным мешком в руке добрался до дома…

Следующим утром, плотно позавтракав, они тронулись в путь. Предстояло выбраться на юг, к Киеву, а там отправить Яну к родителям. К обеду маленький отряд Казимира вышел к широкой полноводной реке. Прикинув расстояние, которое предстояло пройти по воде, Казимир ненадолго задумался. Как бы хорошо ни плавал он сам, подстраховаться все же следовало, тем более что он был не один. В двух часах ходьбы ниже по реке находился железнодорожный мост, наверняка охраняемый, и соваться туда явно не следовало. Пробежав по берегу, Казимир наконец отыскал именно то, что ему сейчас было нужно: сухое, достаточно толстое дерево. Пришлось немного попотеть: топор отскакивал от сухой древесины, но спустя полчаса ствол сушины, освобожденный от лишних веток и сучьев, уже колыхался на воде. Казимир упаковал вещи в пластиковые пакеты. Он сам и обе женщины, раздевшись, вошли в воду и, держась за предусмотрительно оставленные короткие обрубки сучьев, начали переправу.

Течение сносило в сторону, но плыть было достаточно легко. Сухой ствол хорошо держался на воде. Переправиться удалось относительно быстро. Выбрались на берег, быстрым шагом направились на юг. Перед уходом Казимир надежно закрепил импровизированный плот и на всякий случай приметил место. К вечеру добрались до железной дороги.

Эльза, прощаясь, перебрала свои вещи и часть оставила Яне — девушке еще предстояло выбираться из Зоны, а одежонка у нее была совершенно не соответствующая для такого случая. Казимир молча наблюдал за деловитыми приготовлениями и старался по возможности не мешать. То, что творилось у него на душе, было понятно без слов. Черная тоска накатила на него. Еще несколько минут — и женщина, неотвратимо поразившая Локиса прямо в сердце, уйдет, так и не узнав, как сильно успел он полюбить ее. Казалось, что может быть проще? Прямо сейчас подойти, взять Эльзу за руки, сказать все, что накопилось в душе. Остановить, удержать, не отпускать от себя. Но, увы, он так и не сдвинулся с места. Не обнял Эльзу за плечи, не привлек к себе, не сказал тех слов, которые так жгли сердце.

Эльза сама подошла к нему:

— Спасибо, Локис, я не забуду тебя никогда. За всю мою жизнь ни один человек не сделал для меня так много, как ты. Прости, если иногда я вела себя бестактно, ты оказался настоящим мужчиной. Таким, как ты, обязательно улыбнется счастье. Только верь и не упусти, когда оно окажется рядом. Хотя… кто знает, может быть, ты уже упустил свой шанс. Но не печалься, ты сильный и сможешь преодолеть все невзгоды. Возьми, здесь немного больше, чем мы договаривались, но тебе еще предстоит доставить домой Яну. Как я поняла, денег у тебя нет. Обо мне не волнуйся. Самое позднее к утру я буду дома.

Эльза сунула конверт в карман его куртки, порывисто обняла, поцеловала в губы. Земля качнулась у них под ногами. Они замерли в прощальном поцелуе, расставаясь навсегда и пытаясь забрать частицу друг друга.

Яна сидела на траве, смотрела на их расставание и не могла понять, почему эти двое, созданные друг для друга, прощаются так, словно никогда больше не увидятся. Как будто один из них прямо сейчас отправляется в другую галактику, чтобы уже никогда не ступить на родную землю. Смешно, сейчас даже за границу замуж выходят — и ничего!

…Эльза заметила приближающийся поезд, вскинула на плечо небольшую сумку и, не оглядываясь, пошла на платформу. Сил посмотреть назад не было. Слезы пеленой застилали глаза. Войдя в вагон, она уже ничего не видела, плотина рухнула, долго сдерживаемая влага хлынула по щекам.

— Уходим, — сказал Казимир, едва поезд тронулся, внезапно севшим голосом и вскинул на плечи ставший невыносимо тяжелым рюкзак.

К исходу суток Хруст нашел то, что искал. Одинокий хутор, обнесенный крепким забором. Дважды едва не утонул в болоте, но все же добрался до цели. Собак на хуторе не было, он это проверил, подобравшись к самому частоколу. Теперь все решали быстрота и наглость. Решив не рисковать, Хруст вернулся в лес и затаился на опушке. За высоким забором виднелась крыша дома. Что происходило во дворе, видно не было. Но, судя по всему, на хуторе не могло жить много мужчин: один, максимум два. Значит, захватить дом нужно быстро и решительно. Жаль, что у Хруста нет никакого оружия. Но лес на то и лес, чтобы предоставить возможность для неленивого человека. Хруст углубился в заросли, развел костер, выкорчевал подходящий молодой дубок и попытался изготовить классическую дубину. Давал корням сгореть, но не давал разгореться стволу. Провозившись часа два, получил то, что хотел. Увесистую, удобно лежащую в руке дубину с тяжелой, обожженной для крепости боевой частью. Для первого боя вполне сгодится. Главное — не попасть под выстрел, а в ближнем бою его дубина не хуже приклада.

Хруст вооружился и вернулся на исходную позицию. Удобно устроился под раскидистым кустом, стал наблюдать за хутором. Расчет был прост: соваться в ворота рискованно, но ведь кто-то должен выйти в поле! Не век же люди будут сидеть за изгородью! Со стороны хутора доносились радостное повизгивание свиней и человеческие голоса. Жаль, но на таком расстоянии невозможно понять — мужские или женские.

Ждать пришлось долго. Задумавшись, Хруст не сразу заметил, как ворота распахнулись и на утоптанную дорожку вышла лошадь, запряженная в телегу. На телеге, о чем-то переговариваясь, сидели двое мужиков. Один — крупный, видимо, очень сильный, русоволосый, бритый, очевидно хозяин хутора, а вторым был… Ваня! «Вот черт! Где оказался! Сбежал, сучий потрох! Ну, погоди ж ты, теперь от меня не уйдешь! Из-за тебя, сука, Клоп ногу сломал!» — зло думал Хруст и осторожно полз ко все еще распахнутым воротам. Пока дополз, телега скрылась за пригорком. Удача в который раз повернулась к нему лицом, Хруст это чувствовал, слишком долго он ждал, и вот теперь — все в его руках. Пусть по прежним меркам это более чем скромная добыча, но в настоящий момент забытый богом хутор — единственный шанс на спасение. Задача была проста как грабли: отъесться, отоспаться и валить из Зоны. В большом человеческом мире о нем наверняка уже все позабыли. Осесть где-нибудь в тихом месте, возобновить изготовление стволов. На них всегда спрос. И — жить без этой выматывающей нервы борьбы, без голода. Это будет его последнее дело. Последний налет на селян. Потом Хруст выйдет из игры.

Сквозь распахнутые ворота уже видны были двор, молодая, крепко сбитая, аппетитная женщина в простом халатике. Он хорошо рассмотрел, как свободно колышется ничем не стесненная налитая грудь. «Вот так повезло! И баба молодая, давненько я не забавлялся! Теперь отведу душу!» — мелькнула мысль. Вид женщины совсем лишил Хруста осторожности, он вскочил и с ревом, способным испугать кого угодно, бросился во двор.

Крик, высокий, пронзительный, раздался где-то справа. В разные стороны с кудахтаньем метнулись куры. Хрусту оставалось добежать каких-то десяток шагов, когда женщина подняла на него голову и бросилась к крыльцу. Хруст решил, что она собирается укрыться в доме, и на бегу изменил направление, попытался перехватить ее у дверей. Только у входа в дом понял свою ошибку: женщина и не собиралась укрываться или убегать. Прямо в живот Хрусту было наведено ружье.

— Стоять! Или пристрелю! — прозвенел натянутой струной голос хозяйки.

— Брось дубальтовку, сука! — хрипло прорычал Хруст, но стволы опустились чуть ниже, сноп пламени вырвался из одного из них, и острой, жгучей болью полоснуло по ногам. Хруст взвыл и покатился по утоптанной земле.

— Убирайся, пока жив, паскуда! — крикнула женщина, держа его на прицеле.

Хруст начал отступать к воротам, превозмогая боль и оставляя кровавые следы на земле. Женщина надвигалась на него. Халат распахнулся, открыл сочную белоснежную грудь. Это невероятное сочетание глядящих прямо в глаза черных ружейных стволов и молочной белизны женской груди возымело на Хруста гипнотическое действие. Не отводя глаз от роскошного тела, он пятился до тех пор, пока не оказался за воротами.

— Беги, подонок, пока муж не вернулся. Он тебе живо кишки на плетень намотает, — равнодушно сказала женщина.

И тут Хруст, позабыв о боли, рванулся вперед… Острый сноп огня вырвался из ствола, ударил почти в грудь. Хруста отбросило на дорогу. Дыхание перехватило. От нестерпимой боли к горлу подступила тошнота. В животе словно плавился свинец. Горячая кровь заполнила рот. Зажав ладонями посеченный дробью живот, Хруст с воем катался в пыли. Он не видел, как женщина выбросила стреляные гильзы, достала из кармана патроны и зарядила оба ствола.

— Мама, он сдох? — спросил детский голос откуда-то сверху.

— Нет, сынок, но свое он уже получил, — безмятежно ответила женщина. — Спускайся, скоро ужинать будем. Папка наш вернется — и за стол. Да и Алесю позови с огорода. Хватит сегодня полоть. — Голос хозяйки хутора звучал буднично и устало. Да и каким он мог быть к вечеру, после целого дня забот о детях, о скотине, хлопот по хозяйству.

Притворив створки ворот, женщина подняла оброненную Хрустом дубину и по-хозяйски сунула ее в поленницу. В печь сгодится.

Когда вернулись два Ивана, Хруст еще дышал.

— Ты гляди, Надежда еще одного странника приговорила! — наклонился над скрюченным, залитым кровью Хрустом хозяин. — Вечно она так, не даст даже слова сказать человеку. Может, ему просто хлеба нужно было?

— Этому не хлеб нужен был. Я его знаю, Хруст это. Бандит, — пояснил Ваня. — Ему жизнь человеческую забрать — все равно что комара прихлопнуть.

— Ну что же, Бог ему судья, — устало вздохнул хозяин. — Если до утра не уползет, придется закопать. Негоже, чтобы зверье человечиной кормилось. Пошли, Ваня. Еще сено уложить нужно до ужина. Коня обиходить.

Не скрипнув, закрылись тяжелые створки ворот. Со двора послышались голоса детей и спокойный говор хозяйки Надежды. Темнело.

Дневное тепло уходило, уступая место ночной прохладе. Крупные звезды зажглись на небе. Вскоре на подворье все затихло. Только изредка постанывал лежащий у ворот Хруст.

Эльза договорилась с проводницей, и та за смехотворную сумму в евро уступила ей свободное купе. Оставшись одна, Эльза легла и укрылась с головой тощим одеяльцем. Перед глазами стояло застывшее, словно маска, лицо Казимира.

Поезд оказался какой-то странный. Он останавливался у каждого столба и подолгу стоял — неподвижный, длинный. Затем вдруг срывался с места, гремел железными сочленениями, торопился к следующему столбу в чистом поле. Эльза лежала на жесткой вагонной полке и прокручивала в памяти сцену расставания с Казимиром. Она ведь отчетливо видела, как он борется с собой, как хочет сказать что-то очень важное. Но почему-то Локис так и не выдавил из себя ни слова. Как случилось, что в общем-то случайная встреча неожиданно обрела для них такое большое значение? Или это касается только ее? Эльза полюбила, может быть, впервые в жизни, а тут — такое непонимание, можно сказать, полное неприятие ее чувств! Вот, наверное, почему Казимир так и не ответил на вопрос, есть ли у него женщина. Ведь, скорее всего, существуют такие мужчины, которые не прыгают из постели в постель, а хранят верность своим любимым. А может, добраться до города, перегнать материал и поехать к нему? Адрес его она знает, номер телефона — тоже, приедет и поговорит начистоту. Выяснит для себя, что это такое — быть любимой подобного мужчины? Все правильно, его бывшая жена уже осваивает постель австралийского кенгуру. Казимир один в четырех стенах. Ему очень одиноко. В этот момент появится Эльза, нежная, ласковая, любящая. Он не сможет устоять. Поймет, что не сможет жить без нее. В принципе, чтобы жить вместе, ей даже работу не придется менять. Какая, собственно, разница, где она живет? Можно остаться специальным корреспондентом и здесь, благо достоверной информации о стране почти нет, так что здесь вполне можно работать. Честно говоря, можно даже выйти замуж по-настоящему, всерьез. Казимир именно тот мужчина, от которого хочется родить ребенка, а может быть, даже не одного. Ей уже давно не восемнадцать, пришла пора думать об этом. Да, именно так она и поступит, прямо из Киева поедет к Локису.

Но что делать, если у него есть женщина? Вдруг она позвонит в дверь, а ей откроет совершенно незнакомая женщина и спросит: «Вам кого?» Эльза вдруг представила, как Казимир обнимает какую-то женщину, нежно целует в губы, занимается с ней любовью, именно любовью, а не примитивным животным сексом. Потрясенная этим видением, Эльза вышла в тамбур и нервно закурила. Нет, никакой поездки к Казимиру не будет. Пусть все останется как есть. Он сделал свой выбор, остался в Зоне, чтобы проводить Яну к родителям, а она перегонит видео, встретится со своими родителями и поедет куда-нибудь отдохнуть. Эльзе необходимо прийти в себя после испытаний, которые выпали на ее долю за последнее время.

Блошиными темпами, на непонятном поезде Эльза добралась до родного города только к утру. Измученная бессонной ночью, вышла на перрон и остановилась в раздумье. Куда лучше направиться? Хотелось поехать домой, увидеть родителей, но вероятность того, что предки дома, была невелика. Стоило позвонить. Да телефон, четыре дня назад полностью разрядившийся, не подавал никаких признаков жизни.

— Лиза?! Ты?! Откуда?! Милая моя! Ты что, меня не узнаешь? — Высокий представительный мужчина бросился к ней с радостными криками.

— Темка! Миленький! Боже, как я рада! Мы же с тобой сто лет не виделись! Как ты? — Эльза была сражена наповал. Перед ней стоял Артем. Любимый Артем, рядом с ней, в Киеве. В том городе, где родилась их любовь.

— Лизонька, родная! Я только приехал, а тут ты — это судьба! — быстро и радостно заговорил Артем. — Пошли, меня машина ждет! Или ты кого-то встречаешь?

— Нет, Темка, я тоже только что приехала! — разулыбалась Эльза. — Очень давно здесь не была. А ты чем занимаешься?

— Я работаю, у меня своя строительная компания. Строю все, что только можно построить: мосты, дороги, дома. По всей стране.

— Вот как? Здорово же ты поднялся!

— Да, я уже не тот жалкий студент, которого катали по земле быки твоего отца.

— Мне, между прочим, тоже доставалось из-за тебя, если ты не забыл! — напомнила Эльза.

— Я знаю. Я, любимая, все очень хорошо знаю. Ты как, замужем, детки?

— Нет, и не замужем, и без детей. Хотя замуж я сходила, отметилась, так сказать, но теперь абсолютно свободна. А ты?

— Свободен, как и раньше. Такую, как ты, не встретил, а другие мне не нужны. Я по-прежнему люблю только тебя, Лиза, — с грустью в голосе сказал Артем и открыл широченную дверь «мерседеса». — Куда тебе? К родителям?

— Сама не знаю, а впрочем, у тебя на фирме Интернет есть?

— Да, но только зачем тебе?

— Мне срочно нужно материал перегнать на студию. Самое простое — по Сети.

— Тогда поехали ко мне домой, посмотришь, как я живу. Оттуда и перегонишь.

— Знаешь что, а давай! Мне бы еще помыться с дороги. Я тряслась в этом дурацком поезде, вся пропахла вагоном. А к родителям потом поеду.

Артем решительно вклинился в поток машин и уверенно поехал из города.

— Ты за городом живешь? — догадалась Эльза, когда закончились городские кварталы и машина, шурша шинами, помчалась по широкому шоссе.

— Разумеется. В городе шумно, загазовано, а у нас тихо, и воздух свежий. Кстати, и твои родители живут недалеко от меня. В соседнем поселке.

— Да? А я и не знала! Я уже несколько лет не была здесь.

— Догадываюсь. Я разговаривал с твоим отцом. Он все мне рассказал.

— Что значит — все?

— Как ты сбежала из-под венца, как живешь где-то в Германии, как работаешь на ТВ.

— А с какой стати он вдруг так разоткровенничался?

— Я для него строил кое-что. Вот мы и разговорились.

— Ты хочешь сказать, что поддерживаешь с моими хорошие отношения? — изумилась Эльза.

— Да. А что тут удивительного? Люди бизнеса часто пересекаются, возникают взаимные интересы. Сейчас, насколько мне известно, твои родители во Франции, вернутся только послезавтра. Так что поживешь пока у меня. Места хватит.

— Так что же ты предлагал меня к отцу отвезти, если его нет в Киеве?

— Я же не знаю, может, ты его предупредила и тебя ждет горничная.

Проскочили еще пару километров. Машина уперлась в полосатый шлагбаум. В будке мелькнуло лицо охранника в камуфляжной форме, и шлагбаум пополз вверх. У Эльзы при виде камуфляжа заныло сердце — в таком же ходил Казимир.

Дом у Артема в самом деле был огромный. Построенный по оригинальному проекту, он производил впечатление не только своими размерами, но и продуманной до мелочей планировкой. Артем проводил Эльзу в ее комнату. Ушел не сразу — вроде случайно задержался у двери, очень пристально всматривался, словно пытался понять, что изменилось в ней за долгие годы разлуки.

— Лиза, скажи, а ты обо мне совсем забыла? — помолчав, спросил Артем.

— Темка, ты можешь мне не поверить, но буквально несколько дней назад я вспоминала о тебе. О наших встречах, о том, как мы гуляли, как целовались, и мне стало в тот момент удивительно тепло на душе.

— Правда? Ты не выдумываешь?

— Ну что ты! Разве ты не вспоминал о том, как мы любили друг друга?

— Нет, потому что я тебя до сих пор люблю, — буркнул Артем и вышел из комнаты.

Эльза пожала плечами, открыла дверь в ванную. Пока набиралась вода, разделась, погрузилась в ванну, включила джакузи. Веселые пузырьки побежали по телу. Горячая вода снимала усталость. Эльза разнежилась и незаметно задремала.

Казимир откровенно гнал Яну. К полуночи они добрались до реки. Едва ли не на ощупь отыскали привязанное бревно. Казимир поставил палатку, наскоро перекусил, начал устраиваться на ночлег. Яна немного повозилась у угасающего костра: все не могла решиться забраться в палатку.

— Яна, ты долго будешь валять дурака? Нам с тобой завтра топать и топать. Нужно отдохнуть как следует, — подогнал ее Казимир.

— Я, может быть, лучше здесь? Возле костра? Тепло ведь… — робко попросила девушка.

— Слушай, девочка, я не собираюсь заниматься с тобой разными глупостями, — раздраженно бросил Казимир. — У тебя есть свой спальник, в котором ты можешь чувствовать себя в полной безопасности. Быстро забирайся в палатку и выбрось всякую дурь из головы.

Яна горестно вздохнула, на четвереньках вползла в темноту палатки и начала нащупывать свободное пространство. Свет вспыхнувшего фонаря показался ослепительным. Луч упирался в расстеленный и уже расстегнутый спальный мешок.

— Вот видишь? Залезай и «молнию» застегни. Я гашу свет. Советую тебе снять с себя все лишнее, иначе не отдохнешь толком. Все, спокойной ночи.

Раздевшись до трусиков, Яна змейкой юркнула в спальник и так резко потянула «молнию», что едва не прищемила подбородок. Постепенно согрелась, начала мечтать о том, как вернется домой, как ее встретят мама и отец, как она расскажет им все, и они поймут и простят. В мягком спальнике было тепло и уютно, как дома в постели. Еще она расскажет подруге Светке, как она побывала на необитаемом острове, где было логово пиратов, как море шумит. Она была на море один раз и помнит: началась гроза, трещали молнии, было светло как днем…

— Яна, вставай, завтракать пора, солнце встает!

Она вскочила, придерживая спальник на груди. Низкие, наклонные золотистые стены палатки. Голос Казимира рядом. Да, пора вставать. Кое-как натянула на себя Эльзин камуфляж, выбралась из палатки. Весело потрескивал костер, в котелке булькало что-то аппетитное. Аромат кофе смешивался с запахом реки, редкие клочья тумана еще не растопило восходящее солнце, и оттого все вокруг казалось немного нереальным. Казимир сидел у костра спиной к Яне. Услышал ее шевеление, обернулся, улыбнувшись одними глазами, сказал:

— С добрым утром, соня! Садись, а то завтрак проспишь.

Покончив с едой, Казимир ловко и быстро сложил палатку, упаковал в пластиковые пакеты все вещи, стал привязывать их к спрятанному вчера бревну. Скинул с себя камуфляж и ботинки. Вдвоем они оттолкнули от берега бревно и начали переправу. Яна почувствовала: вчера, когда они толкали бревно, плыть было значительно легче. Затратив вдвое больше времени, все-таки добрались до берега. Казимир выбросил на берег пакеты и свертки, оттолкнул бревно, течение подхватило его, понесло дальше; обернувшись к девушке, он строго скомандовал:

— Быстро вытрись и переоденься, у нас нет времени обсыхать.

Пока девушка, укрывшись за кустами, выжимала белье, Казимир упаковал оба рюкзака и оделся. Предстоящий переход был для него относительно ясен. Локис прикинул по карте, как поскорее выйти к деревне, где оставил машину. В любом случае выходило как минимум два дня пути. Дождался Яну, помог поднять на плечи рюкзак, скомандовал больше самому себе: «Вперед!» — и бодро зашагал берегом реки вверх по течению. Яна, стараясь не отставать, поспешила за ним.

До самого полудня шли берегом. Местами лес подступал совсем близко к воде, тогда идти становилось немного легче: не так пекло солнце. Зато вздутые толстые корни норовили зацепить за ноги. Когда лес заканчивался, приходилось идти полем. Солнце припекало затылок, высокая трава мешала двигаться вперед. Хорошо еще, что Казимир шел впереди и раздвигал сильным тренированным телом осоку и камыши. За все время пути им так и не встретились люди. Словно земля была необитаема. Наконец поднялись на довольно высокий пригорок. Казимир с видимым облегчением сбросил рюкзак на землю.

— Привал, — объявил он. И тут же спросил у Яны: — Ты как, устала сильно?

— Ничего, жива пока, — ответила девушка, рухнула на спину и даже не сняла с себя приросший к спине рюкзак.

— Отлично, тогда сейчас сообразим обед, это минут двадцать, затем отдохнем — и рванем дальше, — обрадовал ее Казимир.

Прежде чем заняться костром, он все же выкурил сигарету и лишь затем медленно встал. Шестичасовой переход и ему дался нелегко. И все же через десять минут костер пылал, в котелке над огнем грелась вода, а Казимир колдовал над припасами. Яна справилась с собой, выбралась из лямок и осторожно, словно ступая по стеклу, удалилась в ближайшие заросли. Казимир проводил ее взглядом и сердито крякнул. Достал из кармана рюкзака аптечку, захватил пустую фляжку и спустился к реке за водой. Вернувшись, застал Яну лежащей на траве: ботинки стояли рядом, а стертые в кровь босые ноги покоились на вынутом из рюкзака спальнике.

— Так! Ты что, девонька, на босу ногу ботинки надела?

— Да, — со стоном ответила Яна. — Подумала, зачем носки, все равно ноги мокрые.

— Все ясно, ходок ты на сегодня уже никакой. Будем тебя лечить. Держи воду, вымой как следует ноги, а потом займемся.

Казимир наложил на измученные Янины ноги мазь, забинтовал их, запретил ей двигаться и начал обустраивать лагерь. Обидно было, что он сам не подумал проверить экипировку девушки. Посчитал ее своей, достаточно опытной — и получил такой печальный результат! Теперь выход из Зоны откладывался минимум на сутки, это при хорошем раскладе. Предстояло пройти по лесам и болотам не менее полусотни километров, а со стертыми ногами сделать это непросто. С продуктами проблем не было, но нужно было вернуть блудную дочь родителям, и чем скорее, тем лучше. Мобильник здесь был бесполезен, Казимир даже не взял его с собой, оставил в машине, так что связи у них нет никакой и помощи ожидать неоткуда.

Утром Яна вообще не смогла встать на ноги — ступни распухли и выглядели хуже, чем вчера. Казимир сделал перевязку, посмотрел на хмурящееся с самого утра небо и принялся перебирать рюкзаки, безжалостно выбрасывая из них все, без чего можно обойтись. Освободил таким образом один рюкзак, прорезал в нем две дыры, отбросил рюкзак в сторону и начал упаковывать оставшиеся вещи.

Яна со страхом следила за его действиями: она поняла, что Казимир принял какое-то решение и явно не собирается здесь сидеть. Вопрос, что будет с ней, она задать боялась. Яна отчетливо представляла, что ждет ее в Зоне, если она останется тут одна.

— Вы меня оставите здесь? — робко спросила девушка, увидев, что Казимир застегивает рюкзак.

— А ты очень хочешь? — вопросом на вопрос ответил он.

— Я боюсь! Прошу вас, лучше убейте меня, только не бросайте! — взмолилась Яна.

— Вот еще! У меня патронов мало, — буркнул Казимир и бросил ей изрезанный рюкзак. — На, надевай как комбинезон, лямками вперед.

Взвалив на себя Яну в этой импровизированной переноске, второй рюкзак Казимир повесил на грудь и, опираясь на карабин, двинулся вперед. Пока путь пролегал по лесистому пригорку, идти было относительно легко, но спустившись в низину, он стал проваливаться едва ли не по колено в болотистую почву. Каждый шаг давался с огромным трудом. Пот солеными ручьями струился по лицу. Спина взмокла. Лямки рюкзака не давали дышать, но Казимир упрямо шагал дальше и дальше. Река осталась далеко позади, впереди простиралась унылая болотистая равнина с редкими купами чахлых деревьев. Вдобавок зарядил мелкий надоедливый дождь. Казимир продирался сквозь заросли осоки от одного относительно сухого островка с деревьями до другого, изредка давал себе возможность немного передохнуть и снова взваливал на плечи непомерную ношу.

Яна поначалу пыталась убедить его, что сможет идти сама, но Казимир запретил ей даже думать об этом. К вечеру они наконец пересекли равнину и вошли в дубовую рощу. Казимир выбрал место посуше, установил палатку, развел костер, в очередной раз сделал Яне перевязку и занялся приготовлением ужина. Ноги у девушки сильно воспалились, но риск заражения вроде бы прошел.

Дождь не прекращался. Казимир дремал у костра. Капли воды срывались с листьев и падали на горячие угли, по-змеиному шипели, превращаясь в пар. Яна сидела в палатке, завернувшись в спальный мешок. Затянутое ровными серыми тучами небо постепенно темнело.

— Лиза, ты, случайно, не уснула? — услышала она мужской голос и вслед за ним требовательный стук в дверь. — Лиза, дорогая, отзовись!

Пробуждение потребовало некоторого времени. Эльза ополоснула лицо, откинула голову на удобный подголовник, сказала:

— Да, Артем, заходи.

Дверь неслышно открылась. В ванную вошел смущенный Артем.

— Прости, Тема, я, кажется, задремала. Будь добр, подай мне, пожалуйста, полотенце, — сказала Эльза, вставая.

Артем опешил от вида ее обнаженного тела и растерянно мялся на пороге. Эльза повторила просьбу. Очнувшись, он бросился к ней, протянул согретое полотенце и старательно отвел взгляд от вызывающе торчащих грудей с восхитительно розовыми задорными сосками.

— Вот, пожалуйста, — хрипло выдавил из себя.

— Спасибо, Тема. Да не смущайся ты так. Словно никогда женщин не видел! Вытри лучше мне спину, — совершенно спокойно сказала Эльза и выбралась на пушистый коврик возле ванны.

«А Темка совсем смешной, — подумала она, почувствовав, как дрожат у него от волнения руки. — Вроде тогда, раньше, он был посмелее. Блузку расстегивал, грудь ласкал». Завернувшись в огромное полотенце, Эльза вышла из ванной и присела на широкую кровать. Артем остановился напротив нее, с восхищением посмотрел ей в лицо.

— Ну что ты, милый, совсем оробел? Иди ко мне. Я тебя вспоминала. Теперь нам никто ничего не сможет запретить, — негромко, каким-то особенным голосом сказала Эльза. Она уже приняла окончательное решение.

Артем сбросил с себя оцепенение, рванулся к ней, сорвал на ходу пиджак.

Все произошло очень бурно и быстро. Он даже толком раздеться не успел, и теперь расстегнутая рубашка мешала ему, не давала пошевелиться. Эльза лежала на спине и не мигая смотрела в потолок. «Вот ведь как получилось. Хотя могло быть и хуже. Он, по-видимому, и впрямь долго жил без женщин. Нужно его как-то поощрить. Ведь в том, что он любит меня до сих пор, нет никаких сомнений. Хотя… не мальчик, мог бы чему-нибудь научиться. Ничего, со временем поймет», — думала Эльза, старательно изучая затейливую люстру.

После того, что произошло, Эльза пыталась разобраться в себе, понять, почему она так поступила, что толкнуло ее к Артему. Лежа в джакузи, она вспоминала о трудном и опасном путешествии, о Казимире, который за несколько дней перевернул ее душу, заставил полюбить себя, но так и не сделал ни одного шага ей навстречу. Отважный и целеустремленный, он помогал ей отнюдь не ради денег. Даже за снаряжение и питание он рассчитался из полученного аванса, не позволив ей достать карточку. Его вело что-то иное. Тогда почему он поступал так странно? Что его останавливало? Любовь? Другая женщина, которой он поклялся хранить верность? Нет, это сказки, пригодные для средневековых романов. Тогда что? Почему он так и не прикоснулся к ней? Ведь возможности у них были! И обстановка располагала. Неужели он тоже полюбил ее и не хотел делать этого впопыхах, в крошечной палатке! Тогда почему не сказал ни слова? Не смог? Или не захотел? Если не захотел сказать, по какой причине? Да, Локис очень разозлил ее. Обидел. Она откровенно предлагала ему себя, только не объяснила в деталях, что он должен сделать, а он остался глух к ее мольбе. И вот результат, хорошо еще, что она не с первым встречным. А Артем? Что — Артем, пусть будет счастлив! Он наконец, пусть и спустя годы, получил то, о чем мечтал. Стараясь не разбудить уснувшего любовника, Эльза поднялась и не одеваясь вышла на балкон.

Огромный ухоженный сад раскинулся прямо у ее ног. Весело перекликались птицы, полуденное солнце нежно касалось лучами кожи. Эльза вытянулась в шезлонге, прикрыла глаза рукой и задумалась. Как она ни пыталась сосредоточиться на работе, мысли упорно возвращались к Казимиру. Слишком уж он отличался от других мужчин. А ведь она, по сути, совершенно ничего не знала о нем! Тогда, в доме у Тараса, прежде чем позорно уснуть, не рассчитав коварства хлебной самогонки, она слушала его рассказ об Афганистане и ярко представила себе иссушающую жару, угрюмые, выжженные солнцем горы. Караван, в клубах удушливой мелкой пыли медленно ползущий к перевалу. Бой, ожесточенный, яростный. Захлебывающихся горячей кровью молодых солдат, горящие машины. И его, с автоматом в руках прижавшегося спиной к звенящей от пуль броне. Стреляющего короткими злыми очередями по наседающим душманам. Блокпост, на котором раненого Локиса перевязывает хорошенькая растрепанная медсестра. Фонтанчики пыли в тех местах, где пули буравят каменистую почву. Летящие на бреющем полете тяжелые страшные вертолеты, ощетинившиеся несущим смерть огнем. Толпы голодных грязных афганских детей, тянущих худые руки к буханкам солдатского хлеба, который выгружают из запыленных грузовиков. Время как-то странно исказилось. Эльзе почему-то казалось, что все это происходило едва ли не вчера, и Казимир, ее любимый Локис, только вернулся из самого пекла. Она не могла объяснить, почему он так повел себя с ней. Ведь там, у Тараса, Локис намеренно заговорил ее, дождался, пока Эльза уснет, затем заботливо и нежно укрыл, чтобы ничто не нарушило ее сон.

— Лизонька, любимая, что ты здесь делаешь? И голая к тому же! Тебя же могут увидеть! — окликнул Артем, выходя на балкон.

— А что, в твоем саду бродят толпы вуайеристов? — подняв на него глаза, с улыбкой спросила Эльза.

— Нет, откуда, но все-таки!

— Принеси лучше мне бокал вина. А затем пусти меня к компьютеру. Нужно срочно подготовить материал и перегнать его. У тебя, кстати, проги ави[5] — формат поддерживают?

— Что? А, да, конечно! — ответил Артем, совершенно сбитый с толку неожиданным переходом.

Эту ночь им пришлось коротать в одном спальнике. Яну немного знобило. Она забыла о стеснительности и старалась поплотнее прижаться спиной к горячему телу Казимира. Его руки находились близко от напряженной груди, и это странным образом волновало Яну. Хотя по возрасту Казимир годился ей в отцы, непонятные желания рождались в ее ставшем незнакомым теле. Они совсем не походили на те, которые она испытывала во время близости с Вовчиком. Желания были ярче, глубже, несравнимо сильнее. В минуты близости с Вовчиком она чаще всего не испытывала особого удовольствия, иногда было просто больно, иногда неприятно. Рядом с этим мужчиной Яна вдруг ощутила жгучую ревность. Слишком хорошо она помнила, как спала у Казимира на плече Эльза, какая счастливая была у нее улыбка. Конечно, Эльза — взрослая женщина, она уж знает, как пробудить в мужчине желание. А что может Яна, если все ее познания ограничены любовными романами да парочкой непристойных фильмов, которые она посмотрела вместе с Вовчиком? В тех фильмах все происходило как-то грубо, некрасиво, и, хотя Вовчик предлагал ей попробовать так же, она всякий раз наотрез отказывалась. Повторить что-то подобное Яна считала для себя неприемлемым.

Дождь, мелкий, надоедливый, навевал тоску. Капли барабанили по тонкому нейлону. Воздух, насыщенный влагой, стал вязким и холодным. Живое тепло, исходящее от Казимира, убаюкивало. Незаметно Яна уснула, прижав его сильные руки к груди.

Утром Казимир определил по карте их местоположение. За вчерашний день с трудом одолели двенадцать километров. Сегодня Яна могла немного двигаться. Пусть медленно, пусть с трудом! Это обстоятельство вселяло надежду, что не все потеряно и они рано или поздно доберутся до цели. Дальше путь пролегал по дубраве. Дождь почти закончился за ночь, только ветер, ревущий в кронах, напоминал о вчерашней непогоде. Приходилось идти медленно, обходить буреломы. Теперь каждый час Казимир останавливался, давал Яне отдохнуть и осмотреть ноги. Дубрава сменилась сосновым бором, а они все шли, отмеряя километр за километром. Только к вечеру вышли на край огромного луга. Распогодилось. В лучах заходящего солнца далеко впереди что-то блеснуло. Казимир достал из рюкзака бинокль, долго всматривался в даль.

— Там, в трех километрах, деревня. Вроде жилая. Как ты думаешь, дойдем? — спросил у Яны.

— А это не опасно? — вскинула брови девушка.

— Будем надеяться, что нет. Кроме того, ты начала покашливать, я боюсь, как бы ты не простыла. В деревне наверняка найдется баня.

— А вдруг там бандиты, те, что дедушку Тараса убили? — испугалась девушка.

— Не думаю, что они ушли так далеко. К тому же у нас есть оружие, хотя лучше было бы, если бы оно не пригодилось.

— Вы говорили, у вас патронов мало.

— Ну, не так уж и мало, почти три обоймы. Ты отдохнула? Тогда двинулись.

В деревню вошли, когда стемнело. Судя по запахам, в деревне жили люди. Пахло дымом, навозом и, главное, полузабытым парным молоком. Казимир высмотрел дом покрепче и побольше, решительно шагнул к калитке, постучал. Небольшая собачка, незаметная в полумраке, выскочила из будки, истошно залаяла, предупреждая хозяев о ночном госте. Прошло довольно много времени, прежде чем мужской голос громко спросил из сеней:

— Кто там?

— Путники, хозяин. На ночлег пустите, пожалуйста. У меня дочка приболела, — ответил Казимир.

— Какие такие путники по ночам? Проваливайте туда, откуда пришли!

— Хозяин, поверь, мы пришли с миром. Мы идем от Тараса.

— Знаете Тараса?

— Да. Если пустишь, я найду, чем с тобой расплатиться.

— Знаю я, чем ты можешь расплатиться. Оружие разряди!

— Хорошо, смотри! Я разряжаю карабин! — Казимир разрядил карабин, неторопливо вставил патроны в обойму и, сунув ее в подсумок, поднял вверх карабин с открытым затвором. — Видишь? Теперь можно войти?

— Заходи один, девчонка подождет.

Казимир прошел во двор и остановился у крыльца. Дверь распахнулась. Коренастый длиннорукий мужик, словно колобок, скатился ему навстречу.

— Стой спокойно, ты под прицелом. Нож достань! — скомандовал мужик, приблизившись. Охлопал карманы Казимира, забрал нож и карабин, остановился чуть в стороне. — Заходи в дом. Девчонка тоже пусть заходит.

Казимир, усмехнувшись, скинул рюкзак и, удерживая его за лямки одной рукой, поднялся на крыльцо. Не знал мужик элементарных вещей: Казимиру в ближнем бою вовсе не требовалось оружие, вполне достаточно было рук и ног. В сенях прямо ему в грудь уперлось ружье, его удерживала сухонькая невысокая женщина. Казимир остановился, указательным пальцем отвел стволы в сторону, прошел в горницу. На широком столе тускло горела коптилка, судя по запаху заправленная бараньим жиром. Закопченные стены терялись в зыбком полумраке, но тем не менее достаток в доме ощущался. За время, проведенное в Зоне, Казимира не оставляло чувство, будто он очутился в Средневековье. Пожалуй, только оружие было относительно современным, а быт, жизненный уклад, отношения между людьми строились на суровых, древних, неписаных законах, неведомой силой перенесенных в настоящее.

Казимир опустил рюкзак на пол возле двери, прошел к столу, сел на широкую лавку. Он понимал, что поведение его выглядит вызывающе, но другого выбора у него не было. Буквально через минуту в горнице появилась Яна, едва стоящая на ногах, и хозяин с женой. В неярком свете коптилки Казимир, наконец, рассмотрел их. Хозяева, похоже, были его ровесниками. Нелегкая жизнь наложила на их лица неизгладимый отпечаток вечной настороженности. Чтобы как-то разрядить обстановку, Казимир начал с главного:

— Яна, деточка, садись, ноги-то, поди, совсем измучила, да и чеботы сыми.

Яна послушно, не говоря ни слова, опустилась рядом с ним на лавку и принялась расшнуровывать ботинки. Жена хозяина, не выпуская ружья из рук, внимательно наблюдала за ее действиями. Когда, наконец, Яна сняла высокие ботинки и пошевелила забинтованными ногами, хозяйка воскликнула:

— Ой, божечки, детухна, што ж с тобой здары-лось? — поставила ружье в угол, будто привычный ухват, всплеснула руками, увидев, как из-под расползающихся бинтов проглядывает распухшая, словно обваренная кипятком кожа.

— Растерла Янка ноги, пока шли, да, видно, заразу какую-то занесла. Беда теперь, лечить нужно, а нечем, — пояснил Казимир.

— Петрысь, живо баню, да и воду на огонь поставь. Принеси мне мою сумку. Шевелись ты, не спи на ходу, — неожиданно решительно и непререкаемо бросила хозяйка.

Ее муж, Петрысь, словно сорвавшись с цепи, засуетился, едва не бегом бросился в другую комнату, поставил перед женой сумку, подбросил дров в уже затухающую печь, принес ведро воды, налил в огромную кастрюлю, водрузил ее на огонь и бросился во двор.

Пока Петрысь выполнял задания жены, она сама опустилась перед Яной на колени и начала с решительной осторожностью разматывать грязные истертые бинты. Делала она это привычно, даже профессионально. Казимир опустился рядом, тихо спросил:

— Вы врач?

— Нет, фельдшер с пятнадцатилетним стажем, вернее, была фельдшером. Давно у нее с ногами?

— Четвертый день, я обрабатывал вот этим, сейчас покажу. — Казимир достал свою аптечку и вынул мазь, которой смазывал растертые места.

— Молодец, правильно делал, — кивнула хозяйка, — но девочке ходить пока нельзя. Сейчас обмоем хорошенько, а потом я в бане ее обработаю. Только ты потом ее на руках принесешь. Кстати, как тебя зовут?

— Казимир, а ее Яна.

— А меня Руся, Руслана. Мужа Петром кличут, Петрысь по-нашему. У нас, полешуков, свои имена. Что ты, Казя, говорил про Тараса?

— Хороший Тарас был человек, одно могу сказать.

— Выходит, уже был? — переспросила Руся, добавляя в горячую воду какой-то остро пахнущий травяной отвар.

— Да, почти неделя как погиб. Мы его рядом с Марией положили. Как он велел.

— Кто же его? Бандюки?

— Да, пятеро их было, да только трое ушло. Могут и здесь объявиться. Озлобились.

— В Веску не сунутся, тут людей много, а по хуторам запросто могут пошалить. Но теперь на хутора идут только самые отчаянные, те, что могут за себя постоять, — поясняла Руся, омывая израненные ноги Яны горячей водой. — Ты, девонька, не шипи, потерпи чуток. После баньки полегче станет.

Стукнула дверь. В горницу вошел Петрысь.

— Руся, баня топится, воды я натаскал, но немного, только с дороги обмыться. Сойдет?

— Сойдет, Петрысь. Тараса больше нет. На неделе схоронил его Казимир.

— Сам помер или?…

— Пулю поймал. В голову. Не мучился. Рядом с женой его похоронили, — вздохнул Казимир.

— А хозяйство кому оставил, тебе? — тут же поинтересовался Петрысь.

— Никому. Не успел. Только и сказал, чтобы рядом с Марией похоронили. Там одних овец больше полусотни, да и припасов не на один год. — Казимир посмотрел на хозяина. — Жаль, если пропадет. Может, мы туда с тобой сбегаем? Овец, я думаю, за пару дней пригоним. А остальное уж сам. Надеюсь, и Янка поправится к тому времени.

— А что же сам не хочешь осесть на хуторе?

— Я здесь по делу был, домой тороплюсь. Да и Янке здесь не место.

— Оно конечно, — кивнул, соглашаясь, Пет-рысь. — Только не пригнать овец за день, дурная скотина. Хотя… есть у меня идея. Если поможешь, управимся и раньше.

Эльза в очередной раз просмотрела уже смонтированный, пусть и начерно, материал. Больше двадцати минут одного только видео плюс текст. Перегонять придется долго. Но качество материала сомнений не вызывало, при правильной подаче резонанс будет соответствующий. Что ж, вот и очередной сногсшибательный сюжет, все же мастерство есть, этого у Эльзы не отнять. Задание выполнено в кратчайшие сроки, как обычно блестяще.

В видео брака практически не было. Разумеется, не все вошло в двадцатиминутный фильм. В частности, Эльза не стала монтировать сцену гибели Твари, хотя сама смотрела короткий отрывок со смешанным чувством восхищения и страха. В тех полутора минутах было столько напряжения, динамики и трагизма, что короткий сюжет мог послужить основой отдельного фильма. Пусть в кадре не было Казимира, здесь, сидя перед монитором, Эльза столь явственно ощутила его присутствие, что ей стало невыносимо больно. Сейчас Казимир где-то далеко, он выводит из Зоны бедную девочку Яну. Та может говорить с ним, видеть его, они спят рядом в одной крохотной палатке. Он протягивает ей руку, когда они вместе продираются через буреломы. Она чувствует его тепло, его широкую сильную мужскую ладонь, слышит его низкий, такой волнующий голос.

Эльза уже, наверное, в десятый раз перемотала на начало последние полторы минуты и заново включила «Play», будто ожидала, что в последних кадрах мелькнет, наконец, такое родное и близкое лицо. «Вот дура, даже ни разу не сфотографировала Казимира, — в сердцах подумала она. — Столько пробыли вместе, и ни разу не подумала о том, что у меня нет ни одного кадра с ним!» Сейчас, когда Казимир был далеко, Эльза особенно остро чувствовала, что потеряла очень дорогого человека, такого, рядом с которым хотелось провести всю жизнь, постоянно ощущать его рядом, любить и наслаждаться его любовью. Что не позволило ей просто поговорить с ним? Объясниться, признаться в своих чувствах? Или чувств тогда еще не было?…

Артем подвернулся как раз вовремя. Он не всколыхнул прежних нежных чувств, но, возможно, позволит вычеркнуть из памяти образ Казимира. Раньше, вспоминая об Артеме, Эльза совершенно иначе представляла себе их встречу. Возможно, девичьи мечты оставили отпечаток в памяти. Артем представлялся ей совершенно иным — тем самым студентом, робким и нежным, а в определенной степени беззащитным. Сегодняшний Артем, пожалуй, не будил прежних переживаний. Он был вполне успешен, богат, но, приобретя солидное положение, словно утратил что-то очень важное, а о тесном знакомстве с отцом Эльзы говорил даже с гордостью. Тот Артем, которого любила девочка Лиза, ненавидел ее отца, но был более близким и понятным.

Эльза набрала электронный адрес редакции, чуть помедлив, начала перегон готового репортажа. Вечерело. Оказывается, она просидела за компьютером всю вторую половину дня. Артем не показывался в кабинете — старался ее не тревожить.

Руся полностью взяла на себя заботу о Яне. С самого утра, закончив хлопоты по хозяйству, наложила на истерзанные ступни девушки настоявшийся за ночь бальзам, накормила ее завтраком, вывела во двор, принялась расспрашивать о том, как они с Казимиром попали в Зону. Яна, не скрывая, поведала женщине правду о своем необдуманном побеге, о том, как попала к Тарасу, о гибели доброго лесничего, рассказала, как Казимир целый день тащил ее на спине — старался быстрее выбраться из этих проклятых мест. Пропаренная с вечера в бане, Яна почти перестала кашлять, но Руся все равно заставляла ее каждый час пить горький травяной отвар.

— Тетя Руся, а ваши дети где? — наконец осмелилась спросить Яна.

— Нету, девонька, у меня детей. Не получилось. Всю жизнь мечтала, столько родов приняла, а своих так и не было, — горьким эхом откликнулась женщина. — Заболела я примерно в твоем возрасте. Запустила болезнь, а потом уже поздно было, лечилась и по науке, и травами, ничего не помогло. Петрысь тоже долго страдал, да смирился, наконец. Потому мы здесь и остались. После той беды всех ведь начали выселять, нас тоже, только через месяц затосковал мой Петрысь. Все ему на новом месте не мило было, посидели мы с ним, поговорили — да и вернулись. Вовремя успели, неразграбленными нашли и дом и хозяйство. Петрысь мой механик от Бога, для него любая техника — что книга открытая. Пока горючее было, жили припеваючи, да только порядки установили вокруг Зоны совсем лютые. Если в первые годы к нам сюда корреспонденты заезжали, врачи, то затем как отрезало, словно тут и не живет никто. А народ возвращался, не всякий на новом месте прижился, да и работы не было. Так потихоньку Веска стала обживаться. Коровами обзавелись, даже две лошади появилось, ну и народ дружнее стал, что ли. Понимаешь, беда людей объединяет. Так и стали жить.

— А у нас считается, что в Зоне никого нет, только звери да беглые. Я до недавнего времени тоже так считала, — призналась Яна.

— Нет тут ничего странного, властям мы не нужны. А что люди здесь мрут от разных болезней, это никого не волнует. Я, знаешь ли, Янка, тут, почитай, на весь район единственная медицинская помощь. Чуть что, за мной бегут. Других врачей ведь попросту нет. Хорошо — Петрысь транспорт сделал, восстановил старый грузовик. Он теперь у него на дровах бегает, как паровоз. Вот сегодня с Казимиром на рассвете пары развел и укатил Тарасовых овец забрать, а то ведь пропадут ни за грош. Если все будет нормально, к вечеру вернутся.

То, что когда-то называлось грузовиком ГАЗ-51, теперь неторопливо ползло по едва заметной бывшей дороге. Казимир исправно подбрасывал в топку газогенератора дрова, и удивительное сооружение двигалось, на ровных участках разгоняясь километров до тридцати в час. Время в Зоне текло совершенно по-иному… Дикая смесь Средневековья и недавнего прошлого… О тех же газогенераторных машинах Казимир только читал, мол, да, были такие во время Второй мировой, исправно трудились на севере и в Сибири. Но чтобы сейчас, в начале двадцать первого века, встретить такое чудо — да еще в полугусеничном варианте, он даже представить себе не мог! Тем не менее удивительное сооружение, собранное руками Петра, неторопливо приближалось к заброшенной деревне.

— Петрысь, далеко еще? — поинтересовался Казимир, когда они поползли по поросшей кустарником бывшей деревенской улице.

— Нет, за деревней проедем сколько сможем, а дальше ногами не больше часа хода. А ты устал бензин размешивать?

— Нет, все в порядке, — усмехнулся Казимир. — Просто поинтересовался. Ты бывал здесь?

— Естественно, мы с Тарасом давние знакомые. Пока была жива Мария, он иногда к нам захаживал, да я разок-другой в год к нему наведывался.

— На этом вездеходе?

— И на нем тоже, как же иначе.

— Слушай, Петрысь, как же ты ухитряешься и дрова в топку бросать, и вести машину?

— Да я же не гоню! Проехал немного, остановился, подбросил дровишек, дальше поехал. Все просто!

— Понятно, а сколько за день проехать можно? — спросил Казимир, задумавшийся над определенным планом.

— За день? Да сотню верст, пожалуй, можно, если понадобится, — горделиво ответил Петрысь.

Разрушенная, заброшенная деревня осталась позади. Проехали еще с километр. Петрысь остановил свой удивительный агрегат.

— Все, дальше дороги совсем нет, лес сплошняком. Теперь ногами, — объяснил он.

По едва заметной тропинке двинулись к дому Тараса, Казимир вскоре сориентировался, узнал те места, в которых успел побывать. Поднялись к свежей могиле Тараса. Петрысь присел на скамейку, закурил самокрутку, о чем-то надолго задумался. Затем рукой пригладил землю на могильном холмике, убрал нападавший с деревьев мусор, отбросив его в сторону, тихо сказал:

— Прощай, Тарас, отбегал ты свое по лесам, теперь на покое вместе с Марией. Земля тебе пухом. — Повернувшись к Казимиру, продолжил: — Пошли, что ли? Дел еще по горло.

На поляне перед опустевшим домом ничего не изменилось. Те же овцы блеяли в загоне, те же вековые сосны шумели над головой, только люди здесь больше не жили. Петрысь отпер дверь, задержался на крыльце, окинул взглядом ничейное теперь хозяйство.

— Жалко, все теперь прахом пойдет. Пока Тарас жив был, и здесь жизнь была, а теперь все зверью достанется.

— Или бандитам, — поправил Казимир.

— А они тоже зверье, только двуногое. Пошли поглядим, что в дело можно пустить.

Осмотрев подвал и кладовые, Петрысь ахнул:

— Да тут добра не на один год, и главное — соли целых полтора мешка! Крепко жил старик, ничего не скажешь! Теперь нужно придумать, как все в машину перетащить. Тут за день не управиться.

— У Тараса тележка ручная была, на ней, я думаю, быстро отвезем, — подсказал Казимир. — Ходок десять сделаем, и все, а вот как овец перегонять — не представляю…

— Управимся, ничего, — задумчиво пробормотал Петрысь, пробуя выкатить бочку с солониной.

Как ни выручила тележка, провозились с перетаскиванием припасов почти целый день. С овцами, чтобы не разбежались, Петрысь поступил очень просто. Отловили с десяток, надели импровизированные веревочные ошейники, связав, вывели из загона, остальные, как ни странно, потянулись следом. Так и повели к машине, худо-бедно, но за полтора часа всех до единой доставили на место и приступили к погрузке. Вот здесь пришлось изрядно попотеть: животные упорно не желали взбираться по уложенным доскам в кузов. Пришлось связывать и укладывать их, как мешки. Наконец, справившись, тронулись в обратный путь.

Эльза сидела за столом, рассматривала стоп-кадр с изображением Твари. Дверь в кабинет неслышно отворилась. Вошел Артем с подносом, на котором красовалась чашка кофе и тарелочка с горячими круассанами.

— Прости, я, возможно, тебе помешал. Но до ужина еще час, а ты, наверное, проголодалась, — улыбнулся Артем.

— Спасибо, Тема, кофе очень кстати. Садись, я уже закончила, — кивнула Эльза.

— Как твой репортаж? Получается?

— Я его уже отправила. Хочешь взглянуть на видео?

— Да, мне очень интересно, что ты создала.

— Тогда садись поближе, я тебя не съем. Подожди секунду, я открою начало.

Устроившись рядом с Эльзой, Артем смотрел короткий двадцатиминутный фильм не отрываясь от монитора.

— Неужели это было с тобой? — спросил он, когда материал закончился.

— Разумеется. Ты даже представить себе не можешь, сколько страха я натерпелась, пока мы бродили по Зоне.

— Но ведь ты была не одна? С тобой была твоя команда, другие люди. Разве не так? — удивился Артем.

— Ты можешь не поверить, но вся команда — это я и проводник. Мы были вдвоем все эти восемь дней. Я и Казимир.

— А он кто? Местный сталкер?

— Нет, я познакомилась с ним через своих друзей, он бывший журналист. Сейчас работает водителем такси. Он согласился помочь мне проникнуть в Зону и сделать репортаж. По-хорошему, его имя должно стоять рядом с моим в титрах. Половина того, что ты видел, — это лично его заслуга. Без Казимира у меня ничего бы не получилось.

— Лиза, ты так горячо его защищаешь, что можно подумать, будто я собираюсь принижать его достоинство как проводника! — воскликнул Артем.

— А его невозможно принизить, он, наверное, последний настоящий мужчина на Земле! — продолжала горячиться Эльза. — Ты понимаешь, он постоянно спасал меня, и когда с бандитами столкнулись, и затем, когда с Тварью вышел один на один. Он настоящий герой. Сильный, смелый, благородный. И… и очень одинокий, — закончила она, понизив голос.

— А сколько ему лет, твоему такому одинокому герою? — внезапно спросил Артем.

— Немного за сорок. От него недавно жена ушла. Представляешь, сбежала в Австралию, кенгуру там нашла! Бросила такого мужчину. Ради чего, спрашивается?

— Ты не допускаешь, что тот кенгуру лучше? — внимательно посмотрел на Эльзу Артем.

— Конечно нет, Казимира просто нельзя ни с кем сравнивать!

— Лиза, ты говоришь, как безумно влюбленная девочка, которая даже не начинала жить!

— Прости, Тема, это, наверное, усталость так из меня выходит. Пойдем готовить ужин. Покажи, где у тебя что.

— В этом нет необходимости, у меня живет женщина, которая помогает по хозяйству и готовит. Ты любишь вареники с вишнями?

— Обожаю, только не делала их уже тысячу лет.

— У нас сегодня на ужин вареники с вишнями и еще кое-что, от чего ты не откажешься. Ручаюсь.

— Послушай, Темка, а почему ты не женился, только серьезно?

— Я тебе уже ответил там, на вокзале.

— А пробовал найти? В смысле такую, как я?

— Если честно, пытался. Только все это впустую. Ты единственная. Тогда, девять лет назад, тебя увезли, я долгое время даже не знал куда. Вышел из больницы как раз перед защитой диплома. Защитился, поступил в аспирантуру в Москве. У меня ведь был красный диплом, так что особых проблем не было. Пока учился в аспирантуре, преподавал, завязывал нужные знакомства, было не до развлечений. Не то чтобы я боялся женщин, просто москвички не рассматривали меня как достойную кандидатуру. Впрочем, и приезжие тоже, для них главным было выскочить замуж за москвича, чтобы зацепиться в столице. А я все не мог забыть тебя. Дико хотелось доказать, что я чего-то стою. Лез из кожи вон, чтобы чего-то достичь. Защитил кандидатскую, но уже понял: в науке денег нет. Нужно создавать себя самому. На первое время нужные связи были. В Москве развернулось интенсивное строительство. Тогда-то я и собрал первую бригаду. Взяли подряд, выполнили, получили первые серьезные, как мне тогда казалось, деньги. Я понял, что смогу подняться, разбогатеть и в конце концов доказать твоему отцу, что он был не прав, когда отнимал тебя у меня. Работал как каторжный, по двадцать часов в сутки. Объекты были разбросаны по всей Москве. Чтобы как-то успевать, купил старенькие «Жигули». Весь день, с раннего утра до позднего вечера, проводил на стройке. Работали у меня в основном украинцы, тогда здесь трудно было жить, вот они и подавались на заработки в Москву. Разумеется, и мне и рабочим это было выгодно. Я им платил почти в два раза меньше, чем местным, но они были счастливы, что зарабатывают много. Два года назад я почувствовал себя достаточно сильным, чтобы вернуться в Киев.

Выход на твоего отца искал долго, методично осваивал строительный рынок, знакомился только с теми, кто реально понадобится в дальнейшем. Ни на минуту не забывал о тебе, я строил город и строил одновременно себя. Этот дом я построил, когда ты развелась с Краузе. Надеялся, что ты будешь жить в нем. Не удивляйся, ты достаточно публична, следить за тобой и за твоей жизнью даже отсюда — вполне возможно. Впервые у меня появилась надежда на то, что рано или поздно мы будем вместе, когда ты сбежала от сына винного короля. Но вскоре пришло известие, что ты поспешно вышла замуж за Иоганна Краузе. Я верил, что это тебе необходимо для работы, и потому не удивился, когда узнал, что ты своего мужа бросила. Понимал: теперь мне остается только ждать, когда ты вернешься домой, к родителям. Посвятил себя работе, отказался от личной жизни. Разумеется, человек моего круга должен появляться в обществе, причем не один. Время от времени меня знакомили с очередной красоткой для выходов. Но красотки меня откровенно раздражали, особенно своим стремлением залезть в постель и в карман. Я избавлялся от одной, но на горизонте маячила следующая. Я по-прежнему ждал тебя. После знакомства с твоим отцом стал получать сведения о тебе, что называется, из первых рук, и, хотя ты почти не писала, твои родители очень внимательно следили за тем, как ты живешь. Они ведь тоже любят тебя, это я понял тогда, когда достаточно с ними сблизился. Поверь, и отец и мать желают тебе только добра, но стараются не лишать тебя самостоятельности.

— Артем, мне кажется, это внутренний, семейный вопрос, — возмутилась Эльза.

— Я понимаю, дорогая, но ведь и я тебе не чужой, — постарался успокоить ее Артем. — Идем ужинать. И пожалуйста, успокойся, любимая.

Фары у машины не работали, потому последние полчаса ползли черепашьим шагом. Иногда Казимир шел впереди и показывал дорогу Петрысю. Руся вместе с Яной встретила у ворот. Разгружали привезенное добро почти всю ночь. Уставшие, довольные Казимир с Петрысем отправились спать на рассвете.

Первой, кого увидел Казимир, проснувшись, была Янка, — босая, смеющаяся, в веселом ситцевом сарафанчике, она несла на коромысле воду от колодца. Яна совершенно не походила на ту измученную, едва стоящую на ногах девушку, которую он привел сюда два дня назад. Да и Руся, ощипывающая курицу, выглядела помолодевшей и жизнерадостной. Первым делом Казимир попытался забрать у Яны ведра с водой, но она со смехом сказала:

— Я сама! — и прошмыгнула мимо него в дом.

— День добрый, Руся, вы прямо-таки кудесница! Янка едва не пляшет, выглядит совсем здоровой.

— Так и должно быть, Казик. Молодость свое возьмет, только идти вам пока рано. Еще денек придется ей подлечиться, а уж после Петрысь вас отвезет, сколько сможет. Все не ногами землю топтать.

— Спасибо вам, Руся! А где он, кстати?

— Загон для овец ладит, вместе с соседом. Решили на двоих разделить скотину. Одним нам столько не нужно, а у соседа деток двое. Овцы — большое подспорье в хозяйстве.

— Как мне его найти, может, помогу чем?

— Да там, за домом, на выгоне. Только скажи, что скоро обедать будем, чтобы не долго занимались.

— Хорошо, Руся, передам.

С овцами разобрались только к вечеру. Благодарный сосед пришел на ужин к Петрысю и Руслане вместе со всей семьей. Это был молодой крепкий мужчина с женой и двумя сынишками-двойняшками, задорными и непоседливыми. По случаю солидного прибавления в хозяйстве женщины общими усилиями накрыли достойный стол. Под бутыль самогона да со свойской закуской засиделись допоздна. Много интересных историй выслушал в тот вечер Казимир.

Соседи, Валентин и Ирина, оказались в Зоне случайно, их дом сгорел во время пожара. Страховку получить не удалось, оставшись ни с чем, завербовались на стройку. Тогда, сразу после катастрофы, власти упорно пытались создать иллюзию нормальной жизни в Зоне, даже начали строительство нескольких поселков рядом с зараженными территориями. Людей на стройку набирали где придется, сулили и жилье, и достойный заработок. Так Валентин с Ириной и оказались здесь. Жилье они в самом деле получили быстро, через полгода стали обладателями двухкомнатной квартиры. Только радость была недолгой. Приехала какая-то комиссия, строительство закрыли, рабочих рассчитали. Через две недели Валентин с Ириной остались почти одни. По выстроенному поселку бродили не успевшие пропить остатки денег десяток бывших строителей да дичающие собаки.

Растерянные, брошенные на произвол судьбы молодые люди (Валентину тогда исполнилось двадцать пять, его жене — двадцать) просто не представляли, куда деваться. Работы не было, продукты заканчивались, магазин закрылся, а тут еще электроэнергию выключили! Но это оказалось только началом. Как-то вечером трое пьяных мужиков начали ломиться к ним в дом. Намерения их были столь откровенны, что выбора не было. С топором в руках Валентин перекрыл вход в комнату, в которой укрылась жена.

Схватка была короткой, яростной. Валик уложил одного, оглушил другого, отбил нападение. Захватив самое необходимое, бежали из поселка. Больше недели скитались по лесам. Измученные, голодные, случайно наткнулись на деревню. Спасибо Русе и Петру, приютили, посоветовали занять пустующий дом, помогли наладить хозяйство, сделать ремонт. Так и остались они здесь, а спустя год появились двойняшки. Теперь уже деваться Валентину и Ирине было некуда. Освоились, привыкли, с тех пор живут. Одно плохо, детям тоже отсюда не выбраться, ведь официально их как бы нет, как, впрочем, многих людей, живущих в Зоне.

Казимир, выслушав очередную историю, пришел к выводу, что его долг — написать обо всем, что он видел в Зоне. Не важно, что после этого с ним случится. Пусть устраивают охоту, пусть травят, как зверя, пусть даже убьют, но люди должны узнать правду.

Ночью, лежа в постели, Казимир вспоминал Эльзу. Он в чем-то завидовал ей, она не побоялась начать работать на иностранную телекомпанию, добилась признания и теперь была довольно свободна в выборе сюжетов. Молодая, красивая, сильная, уверенная в себе женщина. В противоположность ей, Казимир оказался никем. Получил в свое время неплохое образование, приобрел имя, но вдруг пошел на поводу у жены: не сменил страну, попал в опалу и вот уже почти десять лет крутил баранку вместо того, чтобы заниматься любимым делом. Горько было сознавать, что столько времени упущено. Но еще обиднее признаваться самому себе, что, встретив Эльзу и полюбив ее, он не вправе даже намекнуть ей об этом. И причиной тому — собственная несостоятельность. Дожив до сорока трех лет, он так ничего и не достиг в жизни, более того, растерял то, что имел. Ему просто не место рядом с успешной журналисткой, чьи сюжеты гремят в самых популярных новостных программах. Тем более что Эльза является еще и наследницей несметного состояния отца. Он ей не пара: она молода, успешна, богата, а он простой неудачник. И все же решение написать статью обо всем, что он видел, крепло с каждой минутой. Казимиру не терпелось сесть за старенький компьютер и начать работать, а после — будь что будет. Он уже не раз смотрел в лицо смерти, так что особенно бояться было нечего, да и терять тоже…

Весь следующий день Казимир помогал Петру и продумывал, как и что он напишет, вспоминал события, имена, мысленно выстраивал сюжет, подыскивал точные фразы и формулировки.

После романтического ужина Эльза весь вечер рассказывала Артему, как жила все прошедшие годы. Он сидел напротив, слушал ее не перебивая, нежно гладил ее руки и смотрел внимательно, пристально, заново узнавая свою давнюю любовь.

Эльза покачивала в тонкой руке бокал с вином, неторопливо рассказывала, как ездила по всему свету, писала сенсационные материалы, снимала необычные сюжеты, только о личной жизни говорила мало. На языке постоянно крутилось имя, которое необходимо было поскорее забыть. Она даже не предполагала, что несколько дней с Казимиром так изменят ее. Разумом Эльза понимала, что расстались они навсегда, но сердце болело от каждого воспоминания. Эльза изо всех сил старалась забыть о Казимире, не вспоминать о нем, но удавалось это плохо. Его лицо стояло перед глазами, она почти физически чувствовала его руки и больше всего на свете боялась произнести его имя вслух. Конечно, Артем был нежен и заботлив, Эльзе приятно было сознавать, что все эти годы он хранил ей верность и упорно ждал, когда она вернется.

Эльза закончила рассказ, поставила недопитый бокал.

— Прости, Тема. Я устала. Давай мы продолжим разговор завтра.

— Извини, я совсем выпустил из виду, что ты не спала всю ночь. И потом, после долгого трудного путешествия тебе необходим полноценный отдых. Идем, я провожу тебя в твою комнату. Завтра я почти весь день буду занят, но, может быть, мы проведем вечер вместе?

— Разумеется, Тема. Я твоя гостья и с удовольствием проведу с тобой вечер.

Она поцеловала Артема в щеку на пороге спальни. Он задержал на минуту ее руки в своих, нежно посмотрел Эльзе в глаза.

— Перед тем как пожелать тебе спокойной ночи, я хочу сказать тебе, Лиза… Нет, вернее, предложить… То есть я хочу… В общем, выходи за меня замуж!

— Прямо сейчас? — подняла бровь Эльза.

— Нет, я хотел сказать, подумай, но я люблю тебя ничуть не меньше, чем девять лет назад. Я изменился, думаю, твой отец уже не будет против нашего брака. Если ты согласишься, я стану самым счастливым человеком на свете. Я тебя очень люблю. Подумай, я постараюсь сделать тебя счастливой.

— Спасибо, Тема, я подумаю, только ты сегодня не требуй от меня ответа. Спокойной ночи, милый.

— Спокойной ночи, любимая!

Ночь не была для Эльзы спокойной. Вначале усталость сделала свое дело, и она уснула быстро и крепко. Затем пришли сновидения. Эльза оказывалась то в объятиях Казимира, то в объятиях Артема. Бежала куда-то. Звала Локиса, вновь и вновь сталкивалась с Тварью, видела, как Казимир, выхватив нож, борется с невероятно огромным зверем. На ее глазах Тварь рвала когтями плечи и спину Казимира, а она никак не могла прийти ему на помощь, Артем держал Эльзу за руки, не давал пошевелиться. Казимир истекал кровью, но упорно продолжал бой с чудовищем. Эльза кричала, пытаясь вырваться, но Артем все сильнее и сильнее удерживал ее, наконец она почувствовала, что задыхается.

Проснувшись, Эльза с трудом распутала простыню, в которую завернулась, как в кокон. Поправила постель, снова легла, но уснуть уже не смогла. Некоторое время лежала с открытыми глазами, вся в холодном поту, затем пошла в ванную, стоя под горячим душем, долго и тщательно смывала с себя липкий ужас, пережитый во сне.

Потом завернулась в огромное махровое полотенце, вышла на балкон, закурила, долго всматривалась в теряющийся в предрассветных сумерках сад, раскинувшийся у ее ног. Казимир не отпускал, как она ни старалась от него избавиться. Это было наваждение. Даже сейчас, когда она не спала, Локис будто бы стоял рядом. Казалось, достаточно только обернуться, чтобы увидеть его серо-стальные глаза, чуть асимметричную улыбку, услышать его негромкий, низкий, раскатистый голос.

«Все, с меня хватит!» — мысленно сказала Эльза, затушила сигарету и вошла в комнату. Посмотрев по сторонам, не найдя ничего подходящего, она, как была в полотенце, вышла в коридор. Артем говорил, что его спальня тоже располагается на втором этаже, только в другом крыле дома. Шагая по ночному коридору, подсвеченному редкими ночниками, стилизованными под небольшие факелы, Эльза чувствовала себя как в средневековом замке. Даже запах в коридоре был соответствующий — старого дерева и горячей смолы. Добравшись до противоположного крыла, растерялась: дверей оказалось довольно много. Эльза шла по устланному ковром коридору и придерживала на груди сползающее тяжелое полотенце. Вдруг ее внимание привлек тонкий лучик света, выбивающийся из замочной скважины. Эльза застыла на мгновение перед дверью, а потом решительно распахнула ее.

Артем сидел за столом в немного смешном стеганом шелковом халате и просматривал бумаги. Услышал звук открывающейся двери, поднял голову, с удивлением уставился на входящую Эльзу. Она молча прошла мимо него к разобранной, немного примятой постели, сбросила на пол полотенце, легла на спину. Посмотрела на недоумевающего Артема, чуть помедлив, сказала:

— А чего мы, собственно, еще ждем? Иди ко мне!

Артем, все еще не веря в свалившееся на него счастье, заторможенно смотрел на обнаженную Эльзу и не мог не то что пошевелиться — даже вымолвить слово.

— Ты ждешь, пока я окончательно замерзну? — игриво спросила Эльза.

Только тут Артем вышел из оцепенения, вскочил и, срывая с себя халат, бросился к ней. От ощущения близости желанного тела он совершенно потерял голову. Покрывая Эльзу поцелуями, почему-то очень торопился, пару раз сделал ей больно, но она, гладя его спину, тихонько приговаривала:

— Тише, миленький, не спеши, все будет хорошо, ты только успокойся, не торопись.

Он услышал ее, попытался взять себя в руки, продолжал уже спокойнее, но сил сдерживаться не осталось, шум крови в ушах заслонил все звуки. Эльза дрожала под его натиском. Наконец, теряя голову, закричала:

— Да, Локис! Да!

Уткнувшись лицом ей в грудь, Артем расслабленно обмяк. Эльза пришла в сознание, осторожно сдвинула его с себя, освобожденно вздохнула.

«Ну вот, все не так уж и плохо. Только немного управлять нужно, и будет полный порядок», — думала она отстраненно рядом с еще неочухавшимся Артемом.

Наконец он пошевелился, повернулся на бок, обнял Эльзу, прижал к себе.

— Ты выйдешь за меня замуж?

— Я обещала подумать, когда решу, скажу, — расслабленно прошептала она.

— Но ведь ты пришла! Сама! — изумился Артем.

— Мне было одиноко и страшно, вот и все.

— Лиза, прости, а кто такой Локис?

— Не помню, кажется, из Мериме, то ли человек, то ли медведь, оборотень словом. А что случилось? Почему тебе пришел на ум Локис?

— Да нет, ничего, просто ты в момент… когда… Я не знаю, как сказать, словом, ты кричала… Ты кричала: «Да, Локис!» Вот!

— Темка, глупенький! Не обращай внимания, мало ли что женщина кричит в момент оргазма. Лучше обними меня покрепче, мне холодно, я совсем не выспалась. Еще ведь ночь, правда?

— Правда, Лиза, — ответил Артем и укрыл ее одеялом.

Они выехали, когда только начало светать, продвигались все дальше и дальше на север, оставляли за спиной поля и перелески, торфяные болота и тенистые дубравы. Туман все больше сгущался в низинах. Петрысь остановил свой вездеход.

— Все, дальше соваться мне нельзя. На патруль можно нарваться.

— И на том спасибо, ты нам больше дня пути сэкономил. Теперь пробежать осталось всего километров десять, — ответил Казимир.

— Тебе спасибо, что Тараса по-людски схоронил, не дал девку в обиду, да и за припасы тоже. Счастливого пути, Казимир.

— И тебе счастливо оставаться, Петр.

Вскинув на плечи рюкзак, Казимир пожал руку Петру и, махнув Янке, двинулся через поросший кустарником луг к знакомой деревеньке.

Добрались до места поздно вечером. Несколько раз пришлось подолгу лежать в кустарнике, пережидая патруль. В конце концов поняли, что днем не пройти. Вернулись в ближайший лесок, чтобы дождаться темноты. Едва наступила ночь, Локис осторожно провел Яну через разрушенное ограждение, затаиваясь при малейшем шорохе, повел в деревню, лежащую в нескольких километрах от Зоны.

К дому, где он оставил машину, подошли задами, даже не потревожив собак. Пробрались на сеновал, зарывшись в сено, уснули.

Утром, к удивлению хозяйки, Казимир вышел с сеновала и как ни в чем не бывало попросил разрешения сварить кофе. Позавтракали, рассчитались за постой, потом он перекинул на место стожок, вместе с Яной тщательно вымыл машину, поставил на зарядку мобильник и приказал девушке позвонить домой, сообщить родителям, что она вернется сегодня ночью.

Оставив все, что могло вызвать подозрение при возможных проверках, практически налегке Казимир двинулся в сторону оживленного шоссе. Дорога предстояла относительно простая, только бы добраться до трассы Е-95, а дальше — по прямой, никуда не сворачивая. Куда более сложно оказалось успокоить Яну. После разговора с мамой она не находила себе места и рвалась домой.

За то время, пока Яна странствовала, скиталась по Зоне, жила у деда Тараса, отец выписался из больницы и, превозмогая слабость и боль, пытался ее разыскать. Мама едва не сошла с ума, когда прочла ее сумбурную записку.

Еще мама рассказала Яне, как к ним приходили из милиции, как искали Вовчика, как билась у них в кухне в истерике его мать.

Теперь, когда Янка с каждым километром приближалась к дому, волнение нарастало. Мама связывалась с ней по телефону через каждые полчаса. Казимир старался предельно точно говорить, где они в настоящий момент находятся, и гнал машину так, что временами казалось, будто она летит, но очень низко. В результате в родной город Яны приехали ранним вечером. Родители встретили дочь бурно, эмоции выплескивали через край — и слезы радости, и негодование, и счастье, и гнев.

Вернуться домой в тот же день Казимир не смог. Не важно, что в крошечной двушке было не развернуться, оставить прямо сейчас счастливо соединившуюся семью Казимир не смог. Единственное, о чем он попросил Яну, — не рассказывать матери Вовчика, как в действительности погиб ее сын, пусть считает, что сын был убит в схватке с бандитами вместе с дедом Тарасом. И веселье, и слезы, и нечто, похожее на помешательство, царили сегодня в бедной квартирке в самом центре старого города. Немного угомонились под утро. Казимир настоял, чтобы ему постелили в кухне. Янка уснула в своей комнатке. Ее родители еще долго не могли успокоиться на своем древнем, горестно вздыхающем при каждом движении диване.

Рано утром, выходя из ванной, в открытую дверь комнаты Казимир увидел, как мама Яны во сне обнимает своего мужа, и комок подкатил к горлу: всего несколько дней назад вот так его любимая Эльза во сне обнимала его. Казимир отвернулся, шагнул в кухню, сварил себе кофе, отрезал кусок хлеба и принялся за нехитрый завтрак. В дверях появилась Яна.

— Привет, Казимир. Собираетесь уезжать?

— Да, Янка. Пора.

— Я так и не отблагодарила вас за то, что вы помогли мне.

— Ничего, в другой раз отблагодаришь. Не расстраивайся, девочка. Я помог тебе потому, что ты оказалась в очень сложном положении, а вовсе не из-за какой-то выгоды. Если ты действительно хочешь меня отблагодарить, приготовь пару бутербродов в дорогу и пожелай счастливого пути, а еще — береги родителей, они у тебя славные, таких мало, они любят тебя и друг друга, а это, поверь, большая редкость.

Локис уехал, не попрощавшись с родителями Яны. Дорога вела домой. Там, в тихой опустевшей квартире он сядет за задуманную статью. О чем Казимир старался не думать, так это об Эльзе.

Эльза проснулась в постели Артема, когда он собирался в офис. Чуть приоткрыв глаза, наблюдала, как он, стараясь не шуметь, собирается, укладывает в портфель бумаги. В дорогом костюме, сверкающих ботинках Артем выглядел весьма импозантно. Вот он остановился посреди комнаты, задержал взгляд на Эльзе, опустил на пол портфель, бесшумно ступая по толстому пушистому ковру, приблизился к постели. Опустился на колено, едва прикоснувшись, погладил ее руку, очень осторожно коснулся губами ладони и лишь затем вышел за дверь. Через несколько минут Эльза услышала, как со двора выехала машина.

Забросив руки за голову, она смотрела в потолок и думала о предстоящей встрече с родителями. Больше трех лет она не видела отца и мать, только изредка звонила им. Страсти понемногу улеглись, мама, похоже, уже простила ее, да и отец вроде бы смирился с несносным характером дочери.

Ее брак с Иоганном родители не одобрили, хотя и приехали на свадьбу. В личную жизнь дочери они не вмешивались и позволяли Эльзе жить так, как она считает нужным. Даже когда она сообщила о разводе, ей не стали читать нравоучений, только мать спросила, где Лиза теперь собирается жить, в Германии — или вернется в Киев. Возвращаться Эльза отказалась. Предстоящая встреча несколько настораживала ее. Как отнесутся к ее приезду родители, она даже не представляла, — а тут еще это предложение Артема. Может быть, и в самом деле выйти за него замуж? Нарожать детей, сидеть безвылазно в этом огромном доме, варить варенье, водить малышей в школу, читать любовные романы, смотреть тупые мексиканские сериалы о том, как донны Мартиники нежданно-негаданно оказываются матерями семерых близнецов, о чем тридцать лет не догадывались, искренне считая себя девственницами. Просмотрев очередную порцию подобных шедевров, бурно обсуждать весь следующий день с подругами перипетии страстной любви одной из донн Мартиник и сына соседа, на поверку оказавшимся ее дочерью. Что же, вполне достойное времяпрепровождение для жены успешного бизнесмена, хотя возможны и варианты. Например, проводить время на раутах и приемах, активно тусоваться, менять каждый день наряды и украшения, отказаться от детей, заниматься чем-нибудь исключительно полезным и важным, вроде спасения пингвинов в Африке или бесплатной раздачи презервативов детям Чукотки.

Одеться было совершенно не во что. Считая, что она одна в доме, Эльза захватила полотенце, в котором пришла, и как была, совершенно нагая отправилась в свою спальню. Прошла почти до поворота. Навстречу ей выпорхнула смазливая женщина лет тридцати в легоньком светлом сарафанчике. Ее открытые, чуть полноватые плечи, аппетитно тронутые загаром, матово светились на утреннем солнце. Растерявшись при виде обнаженной Эльзы, женщина замерла и, только когда та удалилась достаточно далеко, спросила вслед:

— Простите, а вы кто?

— Эльза Краузе, если вас интересует мое имя, — ответила гостья и скрылась в своей спальне.

«Вот это номер! Артем говорил, что в доме живет женщина, которая помогает по хозяйству, но я даже не думала, что она так молода и привлекательна! — подумала Эльза, включая душ. — Может, Артем втихаря пользует ее, не отвлекаясь от дел? Ай да тихоня, ишь какую ляльку пригрел! Только могла бы она его в таком случае хоть чему-нибудь научить, а то ведет себя в постели словно школьник. Давай! Вперед! Ура!!! Ни малейшей фантазии».

Спустившись в столовую, Эльза застала там ту же женщину, только теперь на ней были строгое светло-серое платье, закрывающее загорелые плечи, и белоснежный фартук.

— Доброе утро! Позвольте представиться, меня зовут Вера, я домработница и по совместительству кухарка Артема Андреевича. Что бы вы желали на завтрак?

— Доброе утро, Вера! Кофе, пожалуйста, яичницу с беконом и тосты.

— Присаживайтесь, пожалуйста, сейчас все будет готово. Елизавета Борисовна, прошу вас меня извинить за столь нескромный внешний вид. Просто была уверена, что Артем Андреевич уехал и я осталась одна в доме, собиралась прибрать на втором этаже.

— Понятно, раз вы знаете, как меня зовут, значит, уже позвонили хозяину, — усмехнулась Эльза. — И что он вам сказал?

— Артем Андреевич сказал, что вы его невеста и будете жить в доме. Приказал кормить и заботиться о вас со всем прилежанием.

— А о нем вы заботитесь тоже со всем прилежанием?

— Естественно, он мне платит. Я у него работаю уже второй год.

— И спите с ним? — неожиданно для самой себя спросила Эльза. Она даже не поняла до конца, почему для нее это стало важно.

— Нет, что вы, он не по этой части, — ничуть не смутившись, ответила Вера, выкладывая на тарелку яичницу с беконом. — Вот, пожалуйста, приятного аппетита.

— В каком смысле — не по этой части? — уточнила Эльза.

— Просто он все время трудится, и женщин в доме за время моей работы практически не было. Пару раз привозил каких-то девиц, вроде моделей, тощих, костлявых, но в тот же вечер их увозил шофер. На ночь никто никогда не оставался.

— А вы живете здесь безвыездно?

— Конечно, дом очень большой, работы много, вот и приходится жить.

— А семья у вас есть? — поинтересовалась Эльза, расправляясь с беконом.

— Да, сын одиннадцати лет, но он живет с моими родителями в Ровно.

— А вы, выходит, здесь? — удивилась Эльза.

— Артем Андреевич мне платит очень хорошие деньги, так что пока я не могу вернуться домой, — объяснила Вера. — У меня слишком долго не было работы. Чтобы прокормить сына, занималась абсолютно всем. Ничем не гнушалась. Даже в Греции работала стриптизершей. Но здесь я действительно начала зарабатывать реальные деньги.

— Погодите, я вас правильно поняла? Вы работали в Греции?

— Да, только ничего не заработала, — с отчетливой болью в голосе сказала Вера. — Здоровье свое оставила.

— Я год назад делала репортаж о девушках, которые работают в так называемых стриптиз-барах, как правило, основное их занятие совсем не танец. Вы тоже занимались этим?

— Хорошо еще, что удалось вернуться домой, — кивнула Вера. — Простите, я не хочу об этом вспоминать.

— Хорошо, больше об этом ни слова. Только скажите, Артем знает о вашем прошлом?

— Разумеется, когда я устраивалась к нему на работу, его люди собрали обо мне всю информацию.

Эльза задумалась.

— Скажите, городской телефон есть только в кабинете или еще где-то?

Казимир открыл дверь квартиры. На него пахнуло нежилым, застоявшимся воздухом. Опустил на пол рюкзак, прошел в кухню. Так и есть, дверь холодильника нараспашку, заплесневелые остатки еды на полках, на полу лужа. Хорошо бы к соседям не натекло. Запер в сейф карабин, принялся выгребать содержимое холодильника в мусорное ведро.

Убрал кухню, начал наводить порядок в комнатах. Ощущение было такое, словно орда кочевников прошлась по жилищу: какие-то обрывки бумаг, разорванные фотографии, ни на что не годное тряпье. Все валялось где придется. До позднего вечера он убирал, чистил, скоблил, и самое странное — был благодарен своей бывшей жене за то, что оставила такой кавардак — у него не было времени думать об Эльзе. В конце концов пришел вечер. В квартире был наведен относительный порядок. Можно было теперь сесть за компьютер и приступить к статье. Вот только сил уже не было.

Впервые за последние десять дней Казимир вытянулся во весь рост в собственной постели и облегченно вздохнул: все уже позади, он снова дома. К сожалению, уснуть не удалось. Телефонный звонок выдернул Казимира из кровати.

— Локис, ты что, спишь? Я тебе звоню уже третий день, у тебя телефон не отвечает, сам ты неизвестно где, что происходит?

— Егор? Ты откуда? Где ты находишься?

— Как где, дома, я вернулся! Собирай своих и приезжай к нам, у меня для тебя есть классная тема. Ты сейчас чем занимаешься? Все еще таксишь? Задвигай! Я тебя жду!

— Подожди, Егор, я вообще не понимаю, о чем ты говоришь? Какая тема? Чего ты конкретно хочешь, можешь объяснить?

— Могу. Я собираю команду, ты мне нужен.

— Егор, ты можешь толком сказать, что за команда и для чего я нужен?

— Слушай, я даже не думал, что ты такой тормоз! Мне программу дали! «Экстремальный взгляд» называется, а вернее, будет называться. Некий синтез новостей, чернухи, спорта и прочей лабуды. Но главное — живые, неискаженные новости, въезжаешь? Именно то, что ты всегда делал!

— Ясно, я на этой кухне уже покрутился. Если ты скажешь, кто дает на эту тему бабки, я скажу, что ты будешь освещать. Мне кажется, это очередная заказуха.

— Естественно, заказуха, только информация должна быть предельно точной, вот в чем фишка. Тебе, как и мне, будут платить за правду, не причесанную, а чистую.

— Кто заказчик?

— Наши буржуи, это их закрытый кабельный канал. Подписка — триста баксов в месяц! Канал круглосуточный. Прикинь! Выпуски новостей почасовые.

— Погоди, ты хочешь сказать, что бабки не рекламные на раскрутку?

— О чем я тебе и толкую, заказчику нужна достоверная информация! Цензура только твоя, личная, как ты видишь ситуацию, так ты ее и подаешь! Короче, сколько тебе нужно времени, чтобы собрать свой курятник и приехать ко мне? Или ты снова собираешься идти на поводу у Ленки?

— Ленка уехала в Австралию вместе с дочкой, — мрачно отозвался Казимир. — Навсегда. Мы развелись. Она решила, что с кенгуру ей будет лучше.

— Оба-на! Ты серьезно? Класс! Так ты теперь вольный казак! Давай, завтра же приезжай! Я тебя жду.

Казимир положил трубку, посидел немного за столом, попытался собраться с мыслями. Он мог ожидать чего угодно, но такое предложение позволяло вернуться к любимой работе уже очень скоро. Да, он теперь свободен, он вправе не оглядываться ни на кого, принимая решения, прошли те времена, когда ради мира в семье он наступал на горло собственной песне.

С Егором Загоруйко они учились в одной группе, после частенько помогали друг другу. Казимир работал в газете, а Егор быстро нашел себя на телевидении. Судьба у него складывалась весьма непросто, но в столь серьезной опале, как Казимир, он никогда не оказывался. Мотаясь по бывшему Союзу, всюду находил друзей и знакомых, которые не давали ему пропасть. Работать Загоруйко умел и отлично знал себе цену, его то и дело приглашали то в один, то в другой проект. Казимир, до этого не работавший на телевидении, немного опасался, что у него что-то может получиться, хотя, с другой стороны, зачастую именно на стыке жанров получаются совершенно неожиданные результаты.

Взволнованный, он долго не мог уснуть, прокручивал в мозгу полученную от Егора информацию. В том, что выезжать нужно завтра, Казимир не сомневался, тем более что там у него появлялся шанс пусть случайно, но увидеться с Эльзой.

Артем подъезжал к дому с опаской. Не верилось, что там его ожидает та, ради которой он создал себя, фирму, огромный дом. Все эти годы Артем мечтал о том дне, когда введет Лизу в свой дом. Вернее, не в свой, а в их общий дом, потому и строил его таким большим: чтобы вся семья — и он, и Лиза, и многочисленные дети — чувствовала себя комфортно. Вчера он рассказал ей, как работал по двадцать часов в сутки, как недоедал. Он вовсе не лукавил, все так и было. Нужно признать, тогда он завидовал богатству ее отца. Выросший в нищете, Артем хотел зарабатывать много, так чтобы хватало на все — и еще оставалось. Теперь он добился своего и понял, что это вовсе не предел. Можно зарабатывать еще больше, ездить на «роллс-ройсе», покупать замки в Швейцарии, носить сверхдорогие костюмы, отдыхать в Куршевеле. Но была одна загвоздка: попасть в тот круг было крайне сложно. Да, можно, конечно, похвастаться почти дружбой с Борисом Николаевичем Вильченко, но это не означало доступа в тот круг. Чтобы быть там своим, необходимо было иметь имя. Стать зятем Вильченко было весьма престижно. Тем более что с Лизой его связывает старая любовь. Вон как она сама распорядилась, мало того что сразу после приезда затащила его в постель, так еще и ночью пришла. Выходит, не забыла, любит по-прежнему. Теперь главное — не упустить ее. Не испугать неосторожным словом. Хотя непонятно, за каким чертом она вспоминала Локиса? Зря он тогда спросил. Совершенно не стоило, да и она повела себя как-то странно, замялась, начала что-то говорить о Мериме. Нужно надеяться, что он не разочаровал ее в постели. Вообще-то опыта у него и в самом деле немного. Некогда было. Несколько случайных девиц не в счет. Вот только что делать, если она в своих заграницах привыкла к чему-то особенному, а он этого не умеет? И ведь не спросишь ни у кого, засмеют, может быть, в книжках поискать или в Интернете? Да, наверное, сегодня же ночью нужно будет покопаться. Вот черт, а если сегодня ночью она снова придет? Что же тогда делать? Нужно было в конторе полазить по Интернету. Ладно, теперь поздно об этом вспоминать, о другом нужно думать. То, что она сама пришла ночью, скорее всего, нужно расценивать как согласие на брак. Хотя этого она вслух не сказала. Если Лиза согласна, как уломать Бориса Николаевича? Он ведь может снова взбрыкнуть и послать дочь ко всем чертям! А не хотелось бы. Да, разумеется, Лиза сама по себе лакомый кусочек, только долгие годы борьбы изменили психику Артема, теперь он хотел намного больше, чем Лизу.

Охранник предупредительно поднял шлагбаум, заметив машину Артема. Мелочь, но приятная. Его дом — самый роскошный в этом поселке, Лиза должна была оценить это. Да и машина у него не дешевая. Прошли те времена, когда он ездил на разном чермете, которому место только на шроте.[6] Теперь Артем уже совсем не тот, что девять лет назад. Он стремительно поднимается вверх ради главной цели своей жизни. Нужно приложить небольшое усилие, и Лиза станет его женой.

Артем давно научился ждать. Бизнес, как известно, это не только агрессия и натиск, это еще и терпеливое ожидание того самого единственно возможного момента, когда можно сделать безошибочный шаг. Только так можно держаться на гребне. Совершенно бессмысленно прыгать в последний вагон. Тебе достанутся только крохи, точно так же глупо бежать впереди паровоза, получая удары со всех сторон. Важно точно уловить момент и уж тогда не зевать. Лизу он ждал девять лет и наконец дождался. Артем чувствовал: теперь наступил его час. Возможно, было бы намного проще, если бы он был опытным обольстителем, но так сложилось, что ни одна женщина не привлекала его, как Лиза. Все эти годы он любил ее и терпеливо ждал, теперь, когда награда была близка, боялся совершить ошибку, сделать что-то не так, оттолкнуть от себя любимую женщину.

Выйдя из машины, Артем сразу увидел Лизу. Она сидела в кресле-качалке с книгой в руках и, откинув голову, смотрела в бездонное голубое небо. Казалось, Лиза была где-то далеко, она не слышала ни звука открывающихся ворот, ни шуршания шин по гравию. Она заметила его только тогда, когда он остановился рядом.

— Привет, Тема. Ты уже вернулся?

— Добрый вечер, Лиза! Ты о чем-то думала?

— Да так, ни о чем. Просто расслабилась, хотела почитать, да книга попалась не под настроение.

— Как ты посмотришь на то, чтобы съездить куда-нибудь? Как сейчас говорят — потусоваться?

— Знаешь, скорее всего нет, я еще не совсем отдохнула и ужасно хочу спать. Пойдем поужинаем, и я, наверное, прилягу. Ты ведь не обидишься?

— Нет, что ты, Лизонька, я совершенно не настаиваю, просто подумал, что тебе будет интересно.

— В другой раз, Артем. Кстати, ты мне не говорил, что женщина у тебя работает достаточно молодая.

— Возможно, я не обращал внимания, тем более, как мне кажется, мужчины ее совершенно не интересуют. Она всегда словно в броне, ни улыбки, ни слова лишнего, робот, а не женщина.

— Понятно. Ну что, пошли? Сегодня твой робот, насколько мне известно, приготовил что-то особенное.

До цели оставалось всего ничего, когда навстречу Казимиру начало выворачивать фуру. Словно вывалившись из встречного потока, она, визжа тормозами, юзом надвигалась на «пассат», уходить можно было только в кювет, но Казимир еще надеялся проскочить, уйти от лобового удара. Мчась в борт многотонной махине, он уже выскочил на обочину, гравий с грохотом барабанил по днищу. Только когда задние колеса полуприцепа обрушились в кювет, Казимир понял, что маневр не удался. Тормозить на гравии — занятие бессмысленное. Он вывернул руль вправо и максимально сгруппировался. Машина, взревев мотором, оторвалась от земли и словно птица устремилась в густой кустарник за глубокой канавой.

Удара Казимир даже не почувствовал. Только руль толкнул в грудь, и стало слышно, как бешено вертится над канавой колесо. Снял вдруг ставшую непослушной руку с рулевого колеса, повернул ключ, заглушил двигатель. Вокруг была невероятная, звенящая тишина. Медленно, будто во сне, проверил, целы ли руки и ноги, покачал головой, лишь затем ощупал грудь. Судя по тому, что дышать стало больно, парочку ребер он все же сломал, но это было не самое страшное. Тишину разорвал треск: машина вздрогнула и начала крениться. Осторожно, стараясь не делать резких движений, Казимир потянул на себя рычажок двери, замок послушно щелкнул, дверь начала открываться. Треск стал сильнее, машина потихоньку заваливалась назад. Выглянул в приоткрытую дверь, увидел совсем близко хаотичное переплетение ветвей, стволов, листьев. Машина все ощутимее опрокидывалась. Казимир глубоко вздохнул, резко оттолкнулся от сиденья, распахнул на всю ширину дверь машины и выпрыгнул в кустарник. Еще в полете почувствовал, как его «пассат» встал вертикально, качнулся и опрокинулся на крышу. Колючие ветви рвали лицо, цеплялись за одежду, а за спиной лопались стекла и скрежетал сминающийся металл.

Исцарапанный, весь в крови Казимир на четвереньках выбрался из зарослей. С грустью посмотрел на задравший колеса к небу «фольксваген», сел на землю, понемногу стал приходить в себя. В десятке шагов от него, на шоссе, несколько машин, смятых и искореженных, образовали надежный, на несколько часов затор. Еще раз посмотрев на автомобиль, Казимир подумал: «Ничего, еще легко отделался». Поднялся, пошатываясь, пошел к дороге: люди в изуродованных машинах явно нуждались в помощи.

Пока прибыли «скорая» и спасатели, Казимир вместе с другими уже успел освободить из железного плена пятерых, двое оказались ранены, требовалась серьезная медицинская помощь. Самого его врач осмотрел только через два часа. Казимир не ошибся, ничего серьезного не было, парочка сломанных ребер, множественные царапины и порезы. Добыл из торчащей кверху колесами машины документы, сумку с вещами и телефон, позвонил Егору.

— Алло, Егор, это Казимир. Выручай, приятель, в аварию попал.

— Где ты?

— Километров восемьдесят от города, на Е-95.

— Сам-то цел?

— Более-менее. Машину разложил, с ней похуже.

— Понятно, я сейчас заканчиваю все дела и приезжаю, где-то часа через полтора буду. Жди. Тебя тащить можно?

— Не знаю пока. Тачка на крыше, что с ней, пока не ясно.

— Здорово! Как же тебя угораздило?

— Приедешь, расскажу.

Завал на дороге понемногу растаскивали: искореженные, смятые в гармошку машины оттягивали на обочину. Приближался вечер. Спасатели спешили. Шоссе на многие километры было забито машинами.

Казимир договорился с краном, и его многострадальный «пассат» выволокли на обочину. Как ни странно, двери открывались, только отсутствовала половина стекол. Он попробовал завести мотор, но скоро понял, что это безуспешное занятие, и прекратил попытки, необходим был ремонт. Денег, как назло, было недостаточно. Пока сумерки не сгустились, Казимир вымел из салона осколки стекла. Разложил по местам разлетевшиеся мелочи и, откинул спинку сиденья, прилег. Дышать было больно. В покое боль несколько притупилась, и он даже задремал. Разбудил его телефонный звонок. Номер оказался незнакомый.

— Казимир, это Эльза, ты где? Дома?

— Здравствуй, Эльза! Рад тебя слышать, как ты?

— Нормально. Перегнала материал, отдыхаю. А ты? Что ты делаешь?

— Да, в общем, ничего, сижу в машине, дремлю.

— Прости, я тебя разбудила! Думала, ты еще только собираешься на работу.

— Ничего страшного, ко мне уже скоро должны подъехать, а ты где, дома?

— Нет. Я хотела тебя спросить, как вы добрались с Яной.

— Хорошо добрались, я отвез ее к родителям. Очень милые люди. Теперь у девочки, надеюсь, все будет замечательно. А ты встретилась со своими?

— Нет, пока нет. Казимир, у тебя все в порядке, голос у тебя какой-то странный?

— Ничего, нормально. Ты чем собираешься заниматься?

— Пока не знаю, меня тут уже замуж зовут.

— Куда? Не понял! Куда тебя зовут? — взволнованно закричал в трубку Казимир.

— Замуж. А что ты кричишь? Плохо слышишь?

— Прости. Я просто… Ничего. Извини. — Казимир задохнулся и потускнел.

— За что ты просишь прощения?

— Так, ничего, не обращай внимания. А кто тот счастливец, за которого ты собралась замуж?

— Пока еще не собралась. — Эльза весело засмеялась в трубке. — Он пока только сделал мне предложение, но я не дала ответа, взяла тайм-аут. Думаю.

— Понятно. И долго собираешься думать? — сдерживаясь изо всех сил, спросил Казимир. В этот момент телефон нетерпеливо запищал. — Прости, Эльза, меня вызывают по второй линии.

Казимир переключился и услышал голос Егора:

— Ты где стоишь? Я вижу несколько битых машин. Ты на чем?

— Я последний, бежевый «пассат».

— Вижу, жди, пока развернусь.

Казимир опять переключился на линию Эльзы.

— Алло, Эльза!

В трубке слышались лишь гудки.

Чертыхнувшись, он убрал телефон в карман. Собственно, что он мог ей сказать? Не выходи за того козла замуж, иди за меня? Глупо, да она и не пойдет, он никто, человек без работы, без денег, а теперь еще и без машины, потому что на ремонт деньги тоже негде взять.

Тяжелый «ниссан-патрол» остановился позади машины Казимира. Пока тот выбирался из салона, к нему подошел Егор.

— Ну, привет, бедолага! Как ты умудрился лечь на крышу?

— Да я первым в фуру влетел, успел вывернуть и ушел в кусты за кюветом.

— Ты что, тачку летать учил?

— Вроде того. Только не заводится сейчас.

— Ерунда, сам как, сильно разбился?

— Пустяки, два ребра, похоже, и царапины.

— То-то я смотрю, у тебя вся морда заклеена. Рулевое, тормоза в порядке?

— Да, нормально, тянуть можно. Только трос не могу найти.

— Трос у меня есть, сейчас принесу. Цепляйся, и поехали, у меня еще дел куча. Тебе в больницу точно не нужно?

— Нет, только денек-другой отлежаться.

— Ну, это тебе моя Аленка устроит. Погнали, — весело и деловито кивнул Егор.

Эльза положила трубку, взяла сигарету, покрутила ее в тонких изящных пальцах и, смяв, бросила в пепельницу. Зачем она позвонила? Сказать, что Артем предложил ей выйти за него замуж? Так какое до этого дело Казимиру? Услышать его голос, чтобы еще больше разбередить незаживающую рану? Глупо! До ужаса глупо. Нужно просто взять и забыть о нем. Вычеркнуть из памяти, стереть! Вопрос только в том, как это сделать. Войти сегодня в очередной раз в спальню Артема и попробовать забыться на время? Нет, это не выход. Тогда что делать?

Эльза вышла на балкон. Солнце уже скрылось за горизонтом. Тихая ночь неспешно завладевала поселком. Артема еще не было. Завтра прилетают родители, а Эльза все еще не решила, как с ними строить разговор, а в том, что серьезный разговор необходим, она не сомневалась.

После возвращения из этого рейда по Зоне в ней словно что-то сломалось. В каком-то запале она сделала работу, подготовила репортаж, отправила готовый материал, а затем наступило непонятное отупение. Эльза впервые в жизни не хотела работать. От одной только мысли, что ей предстоит снова куда-то лететь, жить в заштатных гостиницах, а то и просто в палатке, питаться консервами, экономить воду, страдать от жары и холода, к горлу подступала тошнота. Она понимала: это просто усталость, необходим нормальный отдых, но ехать отдыхать тоже не хотела. Раздражали отели, море, песок, приставучие жиголо, навязчивая прислуга. Она сама не знала, чего хотела. А тут еще и Артем со своим предложением руки и сердца. После того как в ее жизни появился Казимир, Эльза поняла, что значит по-настоящему хотеть мужчину, что значит любить без памяти. Пусть она так и не открылась ему, не важно, сердце щемит от неразделенной любви, все естество стремится слиться с ним. Только он фактически отверг ее. Не сделал ни малейшего шага навстречу ее чувствам. А может, не догадывался о них? Ведь мужчины такие толстокожие!

Она сама позвонила ему. Услыхала его голос, словно побыла рядом с ним, но он и на этот раз ничего не сказал. Хотя разволновался, когда она сказала о предложении Артема, даже закричал, а затем путано и неловко извинялся. Что же его задело? Предложение? Или что-то иное? Если ему так неприятно было услышать, что ее зовут замуж, то почему тогда он сам не предлагает? Неужели трудно просто сказать: «Эльза, я тебя люблю, будь моей женой». Как он не понимает, что она ответит немедленно: «Да!» Не станет думать, сопоставлять, прикидывать, просто согласится. Нет, видимо, Казимир совершенно равнодушен к ней. Иначе хоть что-нибудь сделал бы, а так — извини, ко мне приехали… Зачем к нему приезжать, если он в машине?

Артем. Милый, удивительно застенчивый Артем. Что думает он? Считает ее все той же девочкой-подростком, которая была когда-то влюблена в него? Скорее всего, именно так. Только Эльза выросла из детских платьиц. Она хорошо знает мужчин. В большинстве своем они просто похотливые животные, поманишь — клянутся в верности и вечной любви, а переспав, забывают, как зовут женщину, с которой только что провели ночь. Влюбленные в собственный фаллос, они даже не представляют, насколько они никчемны, как пусты их признания, слова, обещания «вечного» блаженства. И этот идиотский вопрос: хорошо ли тебе было со мной, детка? Да никак не было! Разумеется, избавилась на время от дурацких мыслей, можно работать дальше, но кого волнует, что творится в душе у женщины? Кто-нибудь из этих скотов хоть что-то понимает в женской душе? Нет! И даже не пытается понять! Теперь все научились цитировать Фрейда! Но что он понимал сам, мучимый разнообразными комплексами и маниями? Женщина даже для по-настоящему любящего мужчины всегда остается тайной, загадкой, и вовсе не потому, что она что-то от него скрывает, вовсе нет. Просто, даже пытаясь понять ее душу, он не постигает ее до конца. Такова женская сущность, и никуда от этого не деться.

Разумеется, Артем любит Лизу, пусть и не так, как много лет назад, но любит. Иначе, по-новому, с трезвой оценкой ее прошлого, принимая его как данность и вместе с тем принимая саму Лизу и не требуя от нее ничего. Пусть он не самый совершенный любовник, это ведь не самое главное в жизни. У них вполне может все получиться — и крепкая семья, и здоровые, веселые дети. Эльза способна обрести счастье именно с ним. Совсем не стоит гнаться за призрачной страстью, за потерянным раем. Да, не сложилось. Махнуть рукой и отпустить, как в свое время она отпустила Иоганна. Хотя, нужно признать, с ним ее ничто не связывало, кроме уз брака. А Артем? А что, собственно, Артем? Он ее любит, действительно любит, раз пронес чувство сквозь годы. Нежен, заботлив, что еще нужно! Может, послать ко всем чертям работу, вечные командировки, погоню за горячими сенсациями, в конце концов, она уже доказала и окружающим, и самой себе, чего стоит. У нее, как у всякой женщины, будет уютный дом, любящий муж, дети. Как бы ни плохи были мужики, каждая женщина стремится создать семью, жаждет, чтобы ее любили, носили на руках, дарили подарки. Просто надоедает пустая холодная постель, накатывающая периодами раздражительность из-за нереализованного желания, а так, рядом с мужем, Эльза может чувствовать себя защищенной. О ней говорят — сильная женщина. Чушь, не бывает сильных женщин, просто одни прилюдно бьются в истерике, когда им плохо или трудно, а другие, сцепив зубы, пытаются переломить ситуацию под себя. Вот и вся разница. А по сути все женщины слабы, все страстно хотят опереться на сильное мужское плечо, прижаться к широкой груди. Только далеко не всем везет с мужчинами, большинству достаются слабые, инфантильные существа в штанах, гордящиеся этими штанами и их содержимым. Ну и пусть, Артем не такой, он не станет хлопать ее по голой заднице и спрашивать, хорошо ли ей было. И на том спасибо.

А с родителями нужно просто объясниться. Сказать правду: да, устала, да, хочу семью, хочу уютный большой дом, детей, наконец. Артем сейчас уже не тот бедный студент, он растет, развивается, с каждым днем становится увереннее в себе. Вполне достойная партия для блудной дочери Бориса Вильченко.

Казимир потянулся на узком диване, забросил сильные руки за голову. Начинался новый день. На кухне чем-то позвякивала Аленка, слышался приглушенный говор Егора, детский смех звенел в соседней комнате. Все было так не похоже на его прежнюю жизнь, что Казимир даже рассмеялся негромко. В тесной, крошечной, словно слепленной из спичечных коробков квартире жило счастье. И Егор, и его нежно любимая жена Аленка, и трое разновозрастных детей непостижимым чудом и без Казимира едва размещались в ней, но его приняли, устроили, даже выделили комнатку размером с платяной шкаф. Уже неделю он жил в замечательной семье и купался в счастье. Сегодня воскресенье, значит, на работу они поедут попозже, а не к семи часам, как обычно. Потому и поспать ему дали дольше, чем всегда. Правильно, уже почти восемь, все на ногах, Алена что-то готовит для воскресного завтрака, соблазнительные запахи проникают в комнату и слегка подразнивают Казимира. Пора вставать.

Рывком сбросив себя с дивана, Казимир еще раз потянулся и, надев брюки, пошлепал в ванную. Зеркало запотело, выложенные кафельной плиткой стены все в капельках влаги. Конечно, здесь уже побывало все семейство. Принял душ, тщательно выбрился, почистил зубы. Почувствовал себя заново родившимся. Осторожно открыл дверь, чтобы не зацепить ненароком никого из детей, вышел в коридорчик. Тут же на него обрушился шквал голосов.

— Мама, мама! Казимира в спальне нет! — орала младшая, Тоська.

Как только маленькие дети умудряются производить столько шума? Топают, словно стадо бизонов! Кричат пронзительно-высокими, счастливо-звенящими голосами, радуются жизни от всей души и восхищают счастливых, умиляющихся родителей.

— Он уже давно в ванной! — не сдерживая молодого, переливчатого баска, отвечал Руслан, самый старший, пятнадцатилетний сын Егора.

Из детской колобком выкатился живой, непоседливый Денис, крикнул на бегу Казимиру: «Привет!» — и умчался в направлении кухни.

Не сдерживая смеха, Казимир последовал за ним, естественно уступая десятилетнему мальчишке в скорости.

— Доброе утро, Казимир! — приветствовала его Алена, ладная, крепко сбитая, румяная, словно наливное яблочко.

С Егором она познакомилась здесь, в Киеве, когда тот, вернувшись к родителям из очередной командировки, случайно попал на вечеринку. И как выяснилось, «попал» навсегда. Казимир знал Егора, неисправимого бабника и Казанову. Но после встречи с Аленой приятеля словно подменили, он полюбил ее с первого взгляда и забыл о том, что существуют другие женщины. Прожили вместе уже шестнадцать лет, Егор ни разу не изменил жене и, судя по всему, даже не стремился к этому. Алена платила ему той же монетой. Рожала Егору детей, заботясь о них и никогда не забывала о любимом муже. Вместе с ним меняла города, страны, никогда не жаловалась на судьбу, даже если они подолгу оказывались на мели, всегда старалась помочь Егору, поддержать в трудную минуту. И дети в семье росли в обстановке взаимной любви и согласия, веселые, жизнерадостные, неунывающие.

Разные времена переживали Алена с Егором. Бывало, деньги неиссякаемым потоком текли в руки, бывало, собирали последнюю мелочь на хлеб. Но эти обстоятельства совершенно не влияли на их взаимоотношения. Сейчас, когда открылись интересные перспективы, оба работали на пределе, уделяя лишь краткое время отдыху и сну. Через тонкую гипсолитовую перегородку Казимир по ночам слышал, как они то обсуждают планы на завтра, то бурно занимаются любовью, словно дорвались друг до друга после долгой разлуки.

Егор стоял у стола, нарезал овощи для салата, Алена ловко переворачивала на огромной сковороде пышные оладьи. Вся семья подтягивалась к столу.

— Привет, соня. Аленка сегодня решила нас мачанкой[7] побаловать, я посчитал, что силос тоже лишним не будет, — заявил Егор, не прерывая своего занятия.

— Доброе всем утро! А запах какой чарующий! Вам, ребята, не новый канал нужно развивать, а ресторан открыть, от клиентов отбоя не будет! — воскликнул Казимир, садясь на табурет в углу. — Егор, какие планы у нас на сегодня? Для тебя ведь воскресенье — просто рабочий день.

— Ну, мы с тобой сегодня проводим две встречи, затем едем на студию, смотрим, как идет монтаж оборудования, потом пробуем найти выход на одну дамочку.

— Что за дамочка? — поинтересовался Казимир.

— Очень интересная штучка, работает в одной весьма известной телекомпании, специалист по сенсациям. Очень хочется переманить ее. Сама она местная, что ей по заграницам жить?

— Как зовут?

— Прости, пока не могу сказать, сначала нужно встретиться.

До самого вечера колесили по городу, встречались с нужными людьми, спорили, ругались, умоляли, под конец совершенно измотанные вернулись домой. Какое счастье снова оказаться в этой уютной крошечной квартирке на Подоле! Разом отошли на второй план суета, бесконечные разговоры, можно было просто посидеть и отдохнуть.

Машина Казимира надолго застряла в ремонте. Приходилось ждать, пока привезут запчасти, новые стекла. Аванс, полученный от Егора, почти весь ушел на восстановление «пассата». А нужно было еще как-то выкрутиться и снять квартиру. Жить в семье Егора, конечно, здорово, но Казимир чувствовал, что сильно стесняет друзей, поэтому начал подрабатывать в местных русскоязычных изданиях. Доход пока был невелик, но, по крайней мере, свою лепту в домашние расходы он вносил и даже начал понемногу откладывать на съемное жилье.

Вечером, когда дети улеглись спать, Алена и Егор с Казимиром устроились в кухне — обсудить планы на следующую неделю.

Сразу же после приезда родителей Эльза переселилась домой. Артем всем своим видом показывал, как не хочет этого, но спорить с любимой не стал. До самого возвращения из Парижа четы Вильченко Эльза больше не приходила к нему в спальню. Они существовали в огромном доме как бы параллельно, встречались за ужином, иногда беседовали вечерами на террасе.

Артем старался, как умел, выразить свои чувства к Эльзе. Она со спокойным лицом выслушивала его признания, благосклонно кивала, но по-прежнему не говорила «да» на его предложение о замужестве. Вопрос как бы повисал в воздухе.

Как только Артем сообщил, что родители должны прилететь дневным рейсом, Эльза засобиралась домой. Артем пытался удержать ее хоть на денек, но она была неумолима.

Эльза сама не понимала, почему ведет себя таким образом. Ну ладно ночью. Она в самом деле не хотела близости. Но вечерами, когда можно было о многом поговорить, вспомнить, наконец, их встречи и прогулки… Единственное, что она могла сделать, это молча, с улыбкой слушать то, что ей говорит Артем. Все эти дни она много и напряженно думала, как ей быть, и, хотя в общих чертах решение было принято, что-то не давало сказать об этом Артему. Теперь родители вернулись, и Эльза уже два дня не хотела его видеть.

После разговора с отцом и долгого выяснения отношений с матерью она почти не выходила из своей комнаты. По большей части лежала, глядя в потолок, не хотела ни есть, ни пить, ни спать. Пробовала читать, но книги раздражали, бурчание телевизора вызывало тошноту. В таком состоянии Эльза провела двое суток, пока, наконец, не позвонила Артему в офис и не попросила приехать за ней вечером, предупредив его о том, что сегодня он может обо всем сказать родителям.

О решении, принятом давно и трезво, было наконец сказано вслух, пусть даже не с глазу на глаз, а по телефону, — и это разом придало ей сил. Эльза принялась деятельно приводить себя в порядок. Съездила в Киев, вихрем прошлась по бутикам, полностью обновила гардероб. Несколько часов провела в косметическом салоне, вернулась в родной дом полностью готовой к новой жизни. Все страхи и сомнения остались позади. Теперь Эльза твердо знала, что и как должно быть.

Артем явился в половине седьмого с цветами. Эльза приняла у него букет, проводила к отцу. Артем исполнил свою роль блестяще. Борис Николаевич выглядел растроганным и вел себя по-отечески нежно с будущим зятем. Тем же вечером после помолвки Борис заперся в кабинете с Артемом и не выпускал его больше часа. Только после переговоров ему удалось забрать Лизу и увезти ее в Киев, чтобы отпраздновать знаменательное событие.

Помолвку отметили относительно скромно, в закрытом частном клубе. Поздно ночью вернулись домой к Артему. Возбужденный, искренне счастливый, он еще в машине начал поглаживать Эльзе руки, а едва войдя в холл, с жадностью бросился целовать. Она не останавливала его, но вела себя несколько скованно, почти не отвечала на яростное проявление чувств.

Утром Артем заявил Эльзе, что сегодня они вдвоем займутся приготовлениями к свадьбе.

— Я считаю, дорогая, что свадьбу откладывать не стоит, мы люди занятые, как ты смотришь на то, чтобы оформить наши отношения через неделю?

— Почему так скоро? — спросила Эльза, все еще лежа в постели.

— А что тянуть? Мы с Бэ-Эном все решили, обговорили основные вопросы, детали велено обсудить с тобой. Где будем проводить мероприятие, куда укатим в свадебное путешествие?

— Что-то я не поняла, ты на ком женишься, на мне или на моем отце? — недовольно фыркнула Эльза.

— Лизонька, дорогая, что за тон? Разумеется, на тебе, но, поскольку Борис Николаевич является заинтересованной стороной, естественно, я проговорил с ним все вопросы. Не вижу в этом ничего экстраординарного. Ты, как дочь такого человека, сама должна понимать.

— Все же интересный у тебя подход — решать вопросы за моей спиной. — Эльза опять недовольно вздохнула.

— Ты зря обижаешься. Я верю, что мы с тобой поладим, ведь я люблю тебя, ты об этом знаешь. Что нам еще нужно? Лучше скажи, куда бы ты хотела поехать в свадебное путешествие?

— Если честно, никуда, я вообще ничего не хочу, — отрезала она.

— Лиза, ты не права, да и положение обязывает. Ты хочешь к морю или просто проехаться по Европе?

— Милый Артем! Европа — это мой родной дом, я там едва ли не каждую деревушку знаю! А море? Что море? Хочешь мне предложить слетать на Кипр? Поверь, там скучно. В Греции я прожила в общей сложности почти полгода. Турцию не люблю. Я делала там большой материал о курдах. На Канары? Пошло! Что ты хочешь предложить?

— Я даже не знаю. Думал, ты куда-то хочешь. Может быть, тогда по-простому — в Сочи?

— Для меня Кавказ — это война. Я бывала в Абхазии, в Чечне, в Осетии. Нет! Только не туда.

— Слушай, Лизонька, поехали в Крым!

— Замечательно, этой зимой я снимала там сюжет о турках-месхетинцах. Суровый получился материал.

— Тебе не угодишь! Ты объездила весь мир, всюду побывала — и из-за этого свадебное путешествие накрывается медным тазом? — возмутился Артем.

— Темка, а зачем оно нам вообще нужно? Пальцы разгибать? Перед кем? Моего отца и так все прекрасно знают. Ты хочешь отличиться? Так это не вопрос, и так женишься на наследнице многомиллионного состояния. Будь скромнее!

— Я не говорю о наследстве, Лиза, — отмахнулся Артем. — Моих денег нам хватит на три жизни!

— Ну так и угомонись! Я никуда не поеду! Тебе это ясно? — во весь голос закричала Эльза. — Я хочу побыть дома! Хочу ничего не делать, просто отоспаться! А ты пристаешь с разными глупостями.

— Прости меня, Лизонька, я заставил тебя нервничать. — Артем опустился на колени перед постелью. — Не сердись, умоляю! Все будет так, как ты хочешь! Только успокойся, пожалуйста!

— Простила уже. Принеси мне бокал вина. Лень вставать.

Эльза чувствовала, что этот первый в их еще не начавшейся семейной жизни скандал — далеко не последний, осознавала, что откровенно помыкает Артемом, но ничего не могла с собой поделать. Словно кто-то дергает ее за ниточки, заставляя делать наперекор, говорить обидные слова. Артем ушел за вином, она встала, набросила легкий халатик и заперлась в ванной. Не хотелось никого видеть, ни с кем говорить, ей просто необходимо было побыть одной.

Нельзя так распускаться! Артем ни в чем не виноват! Она сама все решила и теперь должна вести себя последовательно. В конце концов, она сильная женщина и всегда умела находить выход из сложившейся ситуации. Обязана найти выход и сейчас! Только очень больно ломать себя. Она не вернется к любимой работе не только потому, что устала, усталость пройдет. Теперь она начинала совершенно новую, неизведанную жизнь. Жизнь матери и хозяйки. Это пугало ее, заставляло сопротивляться. Именно по этой причине она набрасывалась на Артема, капризничала. Безумно хотелось плакать. Эльза со слезами прощалась с тем миром, в котором прожила девять счастливых, пусть и не простых, но таких увлекательных лет. Что-то внутри сейчас шептало ей: «Остановись, еще не поздно, ты можешь все изменить и вернуться туда, где новые задания, встречи с интересными, а порой необыкновенными людьми». Но разум приказывал замолчать тихому голосу. Через неделю состоится ее свадьба с Артемом, с мужчиной, который ее давно и беззаветно любит.

Егор упорно разыскивал неизвестную дамочку. Звонил друзьям и знакомым, встречался с ее школьными подругами, методично собирал на нее досье.

— Егор, а что, проще нельзя? Например, позвонить ей и прямо спросить, согласна ли она работать с нами на вполне выгодных условиях, — спросил его поджидавший в машине Казимир.

— Нет, тут загвоздка, ее телефон так просто не достать. Папа у нее большой человек. Зато для нашего первого эфира есть интересная информация: известный предприниматель, глава строительного холдинга «Новый мир» Артем Бережко вступает в брак с дочерью газового магната Бориса Вильченко. Вот и тема для твоего первого интервью. Сегодня свяжемся с женихом, возьмешь оператоpa — и начинай. Он просто пищит, как хочет, чтобы его свадьба освещалась на нашем канале, его секретариат сам на нас вышел. Заодно и познакомишься с нашей дамочкой.

— Не понял. Ты хочешь сказать, что этот Бережко женится на Лизе?

— Ну да, а что тут такого, деньги к деньгам!

— То есть ты все это время разыскивал Эльзу Краузе и ничего мне не сказал?

— Постой, а ты что, ее знаешь? Казимир усмехнулся:

— Именно с ней я и побывал в Зоне.

— Так какого черта тогда молчал? У тебя есть ее координаты?

— Естественно. И городской и мобильный телефоны.

— Ну, ты и горилла! Почему молчал? Звони ей сейчас же!

— Нет, не могу. — Казимир упрямо насупился. — Обстоятельства.

— Казимир, я понял, ты ее по привычке завалил под кустик и теперь не хочешь, чтобы она выставила тебе претензии. Хорош гусь, отпользовал дочку миллионера — и в кусты!

— Прекрати, Егор, никого я не пользовал. Считай, что просто не хочу с ней встречаться.

— Это еще почему? Что у вас там произошло?

— Можешь мне не верить, Егор, но абсолютно ничего. Просто мне немного неудобно перед ней.

— Ничего не понимаю! Но дело ты обязан сделать, некого больше к ней послать, кстати, дай мне ее телефончик. Я с ней о своем поговорю.

Егор быстро набрал номер, приготовился к разговору.

— Алло, Елизавета Борисовна, это вас беспокоят с «Канала плюс», меня зовут Егор Загоруйко, я шеф-редактор новостей. Не могли бы мы с вами встретиться и обсудить некоторые вопросы, представляющие взаимный интерес?… Да, спасибо большое, это где находится, не подскажете?… Да, спасибо, записываю… Понятно, то есть сейчас вы сможете нас принять?… Да, я все понял, через час мы будем у вас…

Довольный Егор откинулся на спинку, улыбаясь, сунул телефон в нагрудный карман.

— Вот! А ты боялся. Сейчас поедем, переговорим с Эльзой-Лизой и все решим на месте.

— Егор, я серьезно не хочу туда ехать! — взмолился Л окис.

— Брось, Казимир! Что ты как ребенок! Поехали.

— Нет, Егор, ты можешь меня уволить, но к Эльзе я с тобой не поеду. Тем более накануне ее свадьбы.

Казимир вышел из машины, достал сигареты, закурил. Постояв немного, двинулся в сторону Днепра. Он слышал, как заурчал мотор джипа, явственно представил, как кроет его матом Егор, но возвращаться не подумал. Заметил свободную скамейку, присел, положил рядом сигареты, рассеянно посмотрел на плещущуюся в нескольких шагах от него воду.

Он не мог выразить словами, как ему хотелось увидеть Эльзу, услышать ее голос, дотронуться до нежной кожи. Но неосознанный страх поселился в душе. Оказаться рядом с желанной женщиной и не позволить себе абсолютно ничего, в особенности теперь, когда у нее уже назначен день свадьбы? Выходит, там, в Зоне, она уже знала, что выходит замуж, и просто развлекалась, играла с ним. Нет, он не осуждал ее, просто было до горечи обидно. Оказалось, что любить — это очень больно. Отправляясь в этот город, Казимир тешил себя надеждами на случайную встречу, но, когда возможность увидеться с Эльзой стала реальностью, вдруг спасовал.

Егор записал интервью. Вечером в кухне он вместе с Артемом и Аленой просматривали снятый материал. Казимир не мог отвести глаз от экрана ноутбука. Там, на плоскости жидкокристаллической матрицы, говорила, двигалась, улыбалась Эльза. Совсем такая же, как пару недель назад. Она произносила какие-то слова, но Казимир не понимал их смысла, он всматривался в ее глаза и видел в них грусть. Та же бесконечная грусть слышалась в ее голосе, сквозила в каждом движении.

— Надеюсь, ты не собираешься давать это в эфир? — спросила Алена у Егора.

— А в чем дело? Что тебе не нравится? — уточнил он.

— Глаза. С такими глазами можно только хоронить, а не выходить замуж за одного из самых перспективных женихов страны.

— А текст? Говорит она правильно!

— Говорит правильно, а картинка никуда не годится. У нее завтра свадьба, а в глазах слезы. Нет, нельзя ее в эфир.

— Это окончательное решение? — спросил Егор.

— Разумеется. Замени чем-нибудь, обойдется первый выпуск без парадной свадьбы. Если что, снимешь саму церемонию и дашь без этого интервью.

— Хорошо, уговорила. А ты, Казимир, что молчишь?

— А что ты хочешь услышать? Как здорово ты снял? Могу подтвердить — снято отлично, но Эльза никуда не годится. Она ведь совершенно другая: живая, задорная, красивая, а у тебя — разряженная в пух и прах кукла с большими глазами. Я согласен с Аленой, нельзя это выпускать.

— Что же тогда сам не поехал? Развеселил бы ее, снял как-то иначе.

— Егор, я уже сказал тебе, что к Эльзе не поеду! Или тебе по буквам повторить? — начал злиться Казимир.

— Постойте, ребята, я ничего не понимаю! Казимир, ты что, ее знаешь? — вмешалась Алена.

— Конечно! И выламывается как муха на стекле. Он с ней почти две недели по Зоне шастал, — ответил за Казимира Егор.

— Да не шастал я, мы снимали материал для ТВ, вернее, она снимала, а я был за проводника. Да видели вы этот материал! Про Тварь, медведя-мутанта. Небольшой сюжет, а шуму на всю Европу. Как же, еще один шаг к разгадке тайны снежного человека, мутации непредсказуемы. Словом, ерунда все это, — начал разъяснять Казимир.

— Подожди, ты с ней вдвоем провел почти две недели в Зоне, а теперь у нее в глазах слезы перед свадьбой? Скажи честно, Казимир, ты ее там, часом, не ублажил? С какого перепугу она вдруг не хочет замуж? — со смехом спросила Алена.

— Да не было ничего! Богом клянусь! Даже не пытался! — начал защищаться Казимир.

— Но влюбить в себя ты ее смог! — безапелляционно заявила жена Егора.

— Да пошли вы все! — рявкнул Казимир и вышел из кухни.

Егор уехал рано утром, не взяв с собой Казимира. Теперь тот сидел с Аленой на ставшей уже родной кухне.

— Казимир, не валяй дурака! Если ты ее любишь, что тебя останавливает в таком случае? Поезжай и скажи ей об этом! Или ты такой трус, что боишься услышать «нет»? — Разбушевавшаяся Алена почти кричала.

— Нет, нехорошо это, неправильно, — отводил глаза Казимир. — У нее сегодня свадьба. Она выходит замуж за человека, которого любила много лет, а тут я со своими признаниями. Нет, так нельзя!

— А ты уверен, что она его любит? Она сама тебе это сказала?

— Нет, но это же очевидно. Они встретились спустя годы и решили пожениться. Все естественно.

— Ты видел материал и сделал по нему какие-то выводы, так? Но ты видел и ее лицо, в нем нет любви, уж ты мне поверь! Вот взгляни на меня, по мне видно, что я люблю Егора?

— Конечно видно! Как только вы оказываетесь вместе, глаз друг с друга не сводите!

— Вот о чем я тебе говорю! Знаешь, когда у нас все только начиналось, я больше всего боялась, что со временем чувства остынут, мы станем равнодушны. К счастью, этого не произошло, я, как и шестнадцать лет назад, люблю Егора пылко и страстно и хочу его постоянно. Не могу даже представить себе, что он может быть где-то далеко. Он мне нужен каждую секунду, как, впрочем, и я ему. Мы оба это знаем, чувствуем и хотим. Ты часто встречал подобные семьи? Я почти никогда! Так вот, Эльза — как раз твоя женщина. Ты должен бороться за нее. Хотя бы поехать и сказать правду.

— Алена, а ты представляешь, что произойдет, если она что-то испытывает ко мне? Я ведь разрушу свадьбу!

Алена фыркнула:

— Ну и что? Так даже романтичнее! Ты все же решился?

— Да! Если позволишь, я возьму твой мотоцикл?

— Конечно! Держи ключи. — Алена протянула Казимиру связку. Спустя мгновение уже вдогонку крикнула ему: — Второй шлем не забудь!

БМВ летел по улице, игнорируя дорожные знаки, светофоры, разметку. Казимир выжимал все из стодвадцатисильного мотора; мимо мелькали машины, люди, а он продолжал гнать, с каждой секундой приближаясь к намеченной цели. Вот уже видно столпотворение свадебных кортежей у ЗАГСа. Резко бросив мотоцикл в сторону, Казимир обогнул толпу зевак и остановился почти у двери, вызвав немалый переполох в толпе гостей. Не снимая шлема, бросился внутрь. По времени у него в запасе еще было минут пятнадцать, максимум двадцать: конвейер брачующихся неспешен. Казимир чувствовал, что успевает, вот только где найти Эльзу? Окинул взглядом заполненное людьми помещение, решительно направился в комнату невесты.

Он увидел ее сразу, мгновенно вычленил из стайки белого, пышного, кружевного. Она и здесь была совершенна: строгий светло-бежевый костюм, изящная шляпа с двумя длинными опускающимися почти до пола лентами и элегантно простые туфли на высоченном тонком каблуке. Ничего лишнего, показного, вычурного, простота и элегантность. Казимир сорвал на ходу шлем, шагнул к ней, замер, словно пораженный молнией. Их взгляды встретились.

Эльза будто в забытьи сделала шаг навстречу Казимиру, она все еще не верила своим глазам. Все-таки это был он, в потертых джинсах, заправленных в высокие ботинки, в черной майке без рукавов, позволяющей видеть длинные мускулистые руки, с черным мотоциклетным шлемом на сгибе левой руки. Он держал шлем, продев пальцы под затемненное забрало, словно рыцарь, только современный. Мужественное лицо, будто вырезанное из твердого дерева, могучие мышцы груди, похожие на латы, длинные сильные ноги в высоких армейских берцах. Именно таким видела его в своих снах Эльза. О таком мечтала. И он пришел. За ней. Только почему так поздно?

— Ты?! — только и смогла сказать она.

— Эльза, милая, я понимаю, что делаю глупость, знаю, что опоздал, признаю вину, но хочу, чтобы ты знала: я люблю тебя и не представляю без тебя жизни! Погоди, не перебивай меня! Я собьюсь и сам. Я полюбил тебя в тот момент, когда увидел впервые. Только потому и согласился идти в Зону. Я понимаю, ты играла со мной по своим правилам, прости, если чем-то обидел. Но как бы то ни было — мне не жить без тебя! Понимаю, что не пара тебе, что твой избранник уже доказал, что любит. Только помни: в этом мире есть человек, который готов отдать за тебя жизнь. Этот человек я. Сейчас ты вправе прогнать меня. Я пойму и уйду. Никогда не встану на твоем пути. Просто буду неподалеку. Ты в любой момент сможешь обратиться за помощью. Я безумно люблю тебя, Эльза!

Собравшиеся в комнате женщины с удивлением и восторгом смотрели на странную пару. Такое приходилось видеть только в кино: чтобы за несколько минут до бракосочетания другой мужчина, вовсе не жених, публично признавался в вечной любви невесте!

— Локис, ты сумасшедший, неужели ты так и не понял, что я сама люблю тебя! — безоглядно выдохнула Эльза. — Что не сплю по ночам, потому что перед глазами стоит твое лицо! Где же ты был так долго? Почему не позвонил, не приехал, не сказал мне все это чуть раньше? Ты невероятный эгоист, Локис! Я люблю и ненавижу тебя, ты разрушил мою жизнь, уничтожил весь мой мир, который я долго создавала. Ты невероятный подлец, Локис! И я… я люблю тебя!

Эльза наконец преодолела последнее, что разделяло их. Жадный поцелуй оборвал речи и объяснения. Слова стали не нужны, они оказались лишними.

Казимир сжимал Эльзу в объятиях. Не было на свете силы, способной разомкнуть кольцо его рук. Задыхаясь, он шептал ей слова любви, но шум крови не позволял слышать, что она шепчет в ответ.

— Уедем! Уедем немедленно! Еще не поздно! — вдруг, оторвавшись от нежных губ, воскликнул Казимир. — Дай мне руку, любимая! Я не отпущу ее никогда!

Он схватил Эльзу за руку и быстрым шагом направился к выходу. Неожиданно дверь распахнулась — навстречу им шел Артем. Он растерялся, остановился, увидев, как незнакомый мужчина тащит за руку его невесту. В тот момент, когда Эльза поравнялась с несостоявшимся женихом, сделал протестующий жест. Эльза внезапно остановилась, посмотрела в изумленные глаза Артема, сказала:

— Прости, Артем! Все же я не твоя женщина, я женщина Локиса!

— Идем, Эльза! Еще можно все исправить! — подстегнул ее голос Казимира.

И она вышла вслед за любимым.

Взревев мотором, БМВ лихо развернулся на месте и, прочертив черный след на асфальте, унесся прочь. За спиной женщины, словно косы Валькирии, развевались две белые ленты.

Примечания

1

Ряст — растение, то же, что хохлатка.

(обратно)

2

Полещук — житель Белорусского Полесья.

(обратно)

3

ПМ — пистолет Макарова.

(обратно)

4

Мизерикордия — кинжал милосердия, кинжал с узким трехгранным либо ромбовидным сечением, использовался для добивания поверженного противника.

(обратно)

5

Проги ави, ПРОГА для чтения АВИ — компьютерная программа для просмотра видеофильмов — профессиональный сленг пользователей компьютерной техники.

(обратно)

6

Шрот — побочный продукт маслоэкстракционного производства, отходы.

(обратно)

7

Мачанка — блюдо белорусской кухни.

(обратно) Fueled by Johannes Gensfleisch zur Laden zum Gutenberg

Комментарии к книге «Проводник», Наталья Александровна Берзина

Всего 0 комментариев

Комментариев к этой книге пока нет, будьте первым!

РЕКОМЕНДУЕМ К ПРОЧТЕНИЮ

Популярные и начинающие авторы, крупнейшие и нишевые издательства