«Здешние»

Янка Купала

ЗДЕШНИЕ

Трагикомические сцены в 4-х действиях

О пьесе «Здешние» (к сожалению, в этом единственно возможном переводе далеко не полностью передается смысл купаловского названия «Тутэйшыя») не вспоминали более шести десятилетий, а если и вспоминали, то — в сталинские, да и в брежневско-сусловские времена — опасливо понизив голос: националистическая крамола...

В том, что никакая это не крамола, да еще националистическая, я убедился давным-давно, когда был студентом университета: один из моих сокурсников доверился мне и дал почитать пожелтевший, ветхий номер белорусского журнала «Полымя» за 1924 год. Мог ли я предвидеть тогда, читая «крамольную» купаловскую пьесу, что спустя почти сорок лет на мой письменный стол ляжет сентябрьская книжка того же журнала за год 1988-й и я снова буду читать и перечитывать воскрешенных «Тутэйшых», ломая голову, как же перевести их на русский язык для читателей «Немана»?

Казалось бы, какие тут могут быть сложности? Это ведь не роман с огромным речевым пластом, с подробными описаниями быта, с развернутыми характеристиками персонажей, с описаниями природы, и это не стихи, переводя которые, необходимо сохранить поэтическую метафору, образ, оркестровку, мастерство рифмовки, особенности ритмики,— чего проще перевести «голые» реплики? Всякая пьеса ведь соткана только из реплик, ну, еще из кратких авторских ремарок: на сцене стул, стол, что на столе, персонаж вошел, вышел, сел, как одет и т. д. Но драматургия недаром является одним из сложнейших и трудоемких жанров литературы, и не только для авторов, но и для переводчика. Особенно если пьеса не «книжная», если в ней не усредненный литературный язык, а столь же многообразный, разностильный, разнограмотный, как в самой жизни, когда собираются и разговаривают между собой самые разные люди. Сохранить в переводе особенности речи каждого персонажа пьесы не проще, нежели особенности интонации переводимого на другой язык поэта. Просто перевод, сколь бы ни был он литературно грамотен, обезличит пьесу, убьет ее дух, что, на мой взгляд, видно на примере чудесной пьесы Янки Купалы «Павлинка»,— переведенная именно на усредненный, «книжный» русский литературный язык, она утратила свою «мужицкость», свой сочный, истинно народный юмор, приобрела черты легковесного водевиля.