«Берлин в 1925 году»

Кроме того, мы упразднили все профессии и должности, без которых можно обойтись. Уничтожили целую армию тунеядцев, живущих «чаевыми», уничтожили эти синекуры швейцаров, лакеев и т.п. Мы упразднили даже вагоновожатых и кондукторов на трамваях. Управление вагонами слишком несложно, у нас все обучены этому немудреному искусству и вагон ведет обычно один из пассажиров, причем, надо отметить, это делается очень охотно. А вместо взимания платы за проезд, установлен трамвайный налог, соответствующий средней годовой затрате каждого на трамвай.

Мы обратили внимание также на то, что слишком много лиц отдается искусству. Мы должны отказаться, пока, от этой роскоши.

Симфонические оркестры у нас везде заменены механическими оркестрионами. А в области театра у нас осуществлена мечта Гордона Крэга (видите, мы не против иностранцев!), — с его механическими артистами. Живопись заменена фотографией, идеально передающей окраску.

Преподавание в школах производится, преимущественно, при помощи граммофона и кинематографа.

Три класса, расположенных рядом, разделены стеклянными стенами. Один надзиратель, находящийся в средней комнате, имеет возможность наблюдать за порядком во всех трех классах, но это почти излишне. Дисциплина редко нарушается детьми.

Всеобщая женская повинность дала возможность заполнить те должности, которые не заменишь автоматом. Пока ничего, справляемся.

— Скажите, пожалуйста, — спросил я его, — что за странную процессию я видел сегодня утром? По улице ехал целый автомобильный поезд, наполненный маленькими детьми. Откуда и чьи они?

— Это государственные дети, — ответил мой собеседник, — разве вы не знаете? Для скорейшего пополнения убыли населения у нас установлена материнская повинность. Дети воспитываются за счет государства. К 1957 году мы предполагаем иметь население чуть не вдвое больше того, которое могло бы быть даже без войны при обычном проценте рождаемости.

— Но не находите ли вы, что такое разрешение вопроса слишком затрагивает частную жизнь?

— Её интересы неотделимы от интересов государства. Нас не спрашивали, когда посылали на войну, угодно ли нам жертвовать своею жизнью.

— Кто же вас заставлял? Простите, ваша политическая программа?