«Смерть Рудина»

- От Рудина...- повторила машинально и холодно Наталья Алексеевна. Ей сделалось странно: как могла она позабыть все эти дни... Чего ждала она, на что надеялась, чего желала? Туман застлал ей глаза; но она скрепилась, сделала над собою усилие.- Хорошо,- вымолвила она, взяла письмо и спрятала его за корсаж.- Как вы пришли? Уходите.

Володя не двигался и смотрел на нее. Наталья Алексеевна не опустила головы, но глядела в сторону; рука ее, опертая на стол, заметно дрожала. Вечность пронеслась между них в это тихое мгновение.

В соседней комнате послышались шаги, распахнулась дверь, и Волынцев вошел, возвратив-шись за деньгами для карт. Разыгралась тяжелая, унизительная сцена. Волынцев кричал, задыхался в слепой и постыдной ярости. Подойдя вплотную к Володе, он осыпал его бранью и поднял на него руку. Наталья Алексеевна сперва продолжала стоять у стола как вкопанная, потом повалилась на пол в глубоком обмороке. Бледного как полотно молодого князя, с измятой в руках шляпой и съехавшим набок воротником, ее муж крепко сжал за плечи и вытолкал вон. В тот же вечер он написал отцу его грубое и неграмотное письмо.

Получив это письмо, князь Г* испытал необыкновенный прилив мыслей, которые переплета-лись, путались и стирали одна другую. Он попытался встать с дивана, ловя что-то руками в воздухе, но не мог. Губы его шевелились, он весь осел и накренился в сторону; первый удар хватил его. В то же время в верхних комнатах Надежда Петровна предалась отчаянию в первый раз в своей жизни: Володя покушался на самоубийство, у него отняли пистолет, не заряженный, впрочем, и объемистую тетрадь, озаглавленную "Моя исповедь". Эту тетрадь Надежда Петровна успела прочесть в ту же ночь, несмотря на хлопоты, докторов и мельканье озабоченных лиц и зажженных свечей из комнаты, в комнату. Вся она как-то ожила, приободрилась, почти что обрадовалась. К утру она совершенно успокоилась, внимательно прочитывала тетрадь, качала головой и тихонько приговаривала: "Дура я, дура!"

Рудин оказался приготовленным и к этому новому испытанию в его жизни. Когда Надежда Петровна велела его позвать и, не здороваясь, кинула ему тетрадь Володи, когда из уст ее посыпались злые упреки и обвинения, разумность и справедливость которых он не мог не признать где-то в своем сердце,- он не удивился, не потерялся, принял всё как должное.